Мать ветров

Сегодня Арджуна торопился — насколько позволяло специально для него сделанное седло — и почти не замечал пестрых гераней на окнах, алых тюльпанов на клумбах и буйной ароматной сирени во дворах. Впрочем, букетики в руках торговок он приметил и выбрал веселые фиалки в подарок Вивьен.

Конечно, стыдно лесному эльфу, пусть и полукровке, пусть и безногому, покупать цветы, а не собирать их собственноручно на залитых весенним солнцем лужайках, но что поделаешь! Работа. После присоединения к Республике Озерного края требовалась массовая подготовка новых военных, и Арджуна пропадал в учебных классах с утра до вечера. Не стоял на месте и мрачный прогресс в производстве все более совершенных пистолетов, ружей, пушек и взрывчатки, что тоже добавляло головной боли. Какие там цветочки на опушках?

— У меня для тебя печальные вести, — самым убитым голосом объявила Мира, которая встречала его у ворот Ясеня.

— А когда у вашего змейства были для меня добрые вести? — фыркнул Арджуна. — Выкладывай!

С другой стороны лошади появился Саид с креслом-каталкой. Он, однако, не спешил помогать другу. Перегнулся через седло и с интересом уставился на дочь.

— Во-первых, фиалки! Арджу-у-уна. Вивьен предпочитает более нежные оттенки и более пышные цветы. Подошли бы флоксы, фрезии, сирень... Впрочем, не расстраивайся. Необъятный веник сирени еле-еле протиснул в дверь Марчелло, а я все не могла выбрать между двумя букетами флоксов и купила оба. Один запасной. А фиалки подаришь бабушке в честь дня рождения ее старшей внучки.

— Как предусмотрительно! Но я не буду торопиться с благодарностью, пока ты не скажешь мне «во-вторых».

— А во-вторых, — Мира накрутила на пальчик локон, который почему-то не вплелся в косу, и подняла к небу свои темные очи, — во-вторых, товарищ командующий, по городу ползут слухи, будто бы в твоей армии проблемы!

— В уши берут только взрослых, — заметил Саид и для верности поднес кулак к носу дочки. — Мала ты еще, помнишь?

— Конечно, папенька! Я же не следила, не слушала специально. Так, случайно уловила на базаре, когда выбирала подарок для Вивьен.

— Случайно! — хором хмыкнули мужчины.

Саид все же сначала помог Арджуне перебраться из седла в кресло, вверил подбежавшему Радко его четвероногого любимца и только потом кивнул дочери.

— Рассказывал один торговец, он закупает у нас золотую нить, продает ее в Йотунштадте, а к нам привозит предметы роскоши. Его сын буквально пару месяцев назад вернулся из похода за Эльфьи Холмы. Они завоевали себе какой-то клочок земли и даже умудрились договориться с лесными эльфами о беспрепятственном проходе к своей маленькой колонии.

— Договориться? С лесными высшими магами? — недоверчиво переспросил Арджуна.

— Ну-у... взрывчатка, — уже непритворно вздохнула Мира.

Да. Высшие маги, безусловно, сильны, но если Грюнланд пригрозил тем, что забросит в заповедные леса Холмов несколько бочонков с порохом, то эльфы могли и уступить. Небезосновательно. Что случится с тамошними зачарованными местами, если произойдет взрыв? Никто не знает. Ох, не разбудили бы эти жадные идиоты неведомое лихо...

— Ясно. Саид?

— Отправлю своих парней на разведку в Йотунштадт, все равно там дел скопилось. Мира, дальше. При чем тут наша армия?

— А наша армия по сравнению с грюнландской неэффективна, — развела руками девочка. — Мало того, что гоняют молодежь до седьмого пота, это еще понятно и отлично! Но помимо этого заставляют учить историю, экономику, целую кучу ненужной военным чепухи. А толку? Мы лишь обороняемся. Сидим в своем медвежьем углу, принимаем тех, кто просится к нам добровольно, никого не завоевываем.

— Однако, тенденция, — раздраженно тряхнул кудряшками Саид. — Мои информаторы отловили пару похожих разговоров, ищем теперь, откуда ноги растут, что за имперские амбиции. Мира, сможешь точно описать мне того торговца?

— Я могу тебе его показать, — скромно улыбнулась Мира.

— Нет, змеюш. Давай-ка описывай. Ты не работаешь в ЧК. Усвоила? Описывай и дуй за своими запасными флоксами!

Когда изрядно поскучневшая Мира подробно обрисовала торговца и умчалась в сторону сарая, Саид поделился с другом своими тревогами:

— Сто раз грозил, требовал и упрашивал не совать нос куда не просят. И чего? Что об стенку горох. Но не могу же я запретить ей ходить по улицам и разговаривать с людьми! А ведь она кому хочешь язык развяжет, с ее-то невинной моськой и честными глазками. Вот копия дедова! — чекист присел на корточки и положил подбородок на ручку кресла-каталки. — Сколько лет прошло, а я до сих пор тоскую по нему.

— Ты счастливый, Саид, — усмехнулся Арджуна. — Тебе есть, по кому тосковать.

— Точно. Ну! Попроси за меня прощения у Вивьен. Я все же попробую засечь сегодня этого мечтателя-колониста, задержусь на пару часов.

Попросить прощения за Саида? Самому бы за себя вымолить прощение.

Дни рождения Вивьен традиционно праздновались в более тесном кругу, чем дни рождения остальных детей, потому что девочка с трудом переносила большие толпы. Но даже членов семьи, живущей в Ясене, и нескольких гостей из других домов коммуны хватило, чтобы в саду, на кухне и на веранде случилось маленькое светопреставление. Причем буквально.

С развитием бумажной мануфактуры ее продукт стал относительно дешевым и доступным. Теперь на бумаге не только писали и рисовали. В моду вошли изумительные поделки из тонких листов, например, бумажные фонарики, и сейчас в чарующих сумерках зажглись нарядные огоньки. Трещали дрова в печке и садовом очаге, на столах сияло тихое золото сердце-цвета, и пестрый браслет мягко переливался на дрожащей руке Вивьен.

— Спасибо, Арджуна. Какие красивые флоксы! Мой любимый цвет!

Вот и зачем он послушал мелкое змейство? Подарил бы те несчастные фиалки, и Вивьен улыбалась бы чуточку меньше, и сердце рвалось бы на части не так рьяно...

А ведь заметил не сразу. Поначалу принял крепкие объятия и восторженный крик за обычную радость встречи. Два месяца в отрыве от семьи, от своего дома — это много для всякого залюбленного ребенка, а для Вивьен должно было превратиться в вечность.

Потом работа, работа, неугомонная Мира, которая не давала покоя всем чекистам и армейским, до кого могла дотянуться. Снова работа и жалкие отговорки, мол, нет, не то, не то, померещилось.

А теперь перед ним опустилась на колени влюбленная девушка, невыразимо прекрасная в своей наивной искренности, с этими треклятыми лиловыми флоксами и золотыми бликами в своенравных каштановых кудрях.

Почему он не погиб тогда, в Шварцбурге? Зачем Саид вынес его на руках из боя?

Арджуна знал о своих бесчисленных недостатках. Но знал и то, что красив, что умеет нравится, несмотря на свои колючки. В него влюблялись и прежде. Там, в далеком Пиране, здесь, в подполье, а затем и в мирной жизни Блюменштадта.