Мать ветров
Шрифт:
Нория — в данном случае водяное колесо.
Лейла — в переводе с арабского значит «темная». Родители Лейлы явно решили пошутить, ведь Лейла — единственный светловолосый ребенок в их семье. Вероятно, встретились рецессивные аллели Герды с рецессивными аллелями, доставшимися Саиду от Зоси.
====== Глава 12. Мечты, мечты ======
Последний срезанный каштановый локон зацепился за полотенце, укрывавшее плечи, а потом тихо упал на пол. Али положил на стол ножницы и отступил на пару шагов, чтобы как следует рассмотреть свое творение. Пожалуй, самую прелестную из его немногочисленных картин.
Вивьен
— Да, совсем не страшно. Это я, правда?
— Ты, Вивьен. И теперь ты не будешь мучиться с тем, что краска налипает на волосы.
С годами физическое неприятие любых причесок, острое, почти болезненное, у дочери не исчезло. Али как-то предложил ей подстричься, но Вивьен с недоверием воспринимала многие новшества. Что ж, сегодня, в день своего рождения, решилась. Только почему вновь сморщила носик?
— Девушки не ходят с короткими волосами.
— Обычно не ходят, — согласился Али. — Но ты же наша принцесса. Тебе все можно, и ты... действительно прекрасна, Амира.
Али и Марчелло не привыкли обманывать себя. Когда дочка начала подрастать, оба заметили не только то, что милый ребенок превращается в привлекательную девушку. Светлая, почти прозрачная кожа, крутые каштановые локоны, выразительные карие глаза и загадочная синева под ними могли бы очаровать кого угодно. Могли бы, если бы не врожденные особенности поведения Вивьен. Она крайне редко смотрела в глаза собеседнику, неестественно склоняла голову, двигалась порой рвано, как-то боком, могла, не замечая того, долго качать левой кистью. Обоим хватило честности признать: природную красоту их принцессы затмевали природные же недостатки поведения.
Что делать? Надеяться, что однажды найдется добрый мужчина, который полюбит нежное сердце и оригинальный склад ума странной девушки? И что мать, сестры, подруги не замучают его жалостливыми взглядами, мол, выбрал же себе жену, ах, милый, ты такой благородный, но все-таки, все-таки... Нет. К лешему в болото. К ифритам в подземелья.
Идея превратить недостатки дочери в ее изюминку пришла в голову Марчелло, Али как художник немедленно взялся за дело, и постепенно общими стараниями гадкий утенок превратился в лебедя. Да еще какого! Оставался последний штрих, и эстетически значимый, и просто удобный. Сегодня Вивьен дала согласие на этот шаг.
— Ну как вы? — Марчелло вошел в комнату с огромной охапкой сирени в руках — и чуть не выронил букет. — Амира!
Взору историка, влюбленного в саорийские легенды, предстало неземное создание. Хрупкая девушка, одетая в светлые шаровары и темную просторную рубашку с резким асимметричным вырезом, казалась фарфоровой статуэткой. Короткие каштановые локоны обрамляли задумчивое лицо, а рассеянный взгляд ее словно искал нечто, ведомое лишь ей одной. Тонкие пальчики левой руки играли с тяжелым браслетом из капа, манили, околдовывали. Юная художница, которая покинула свой хрустальный мир диковинных образов и снизошла до простых смертных.
— Не упади, — тихо засмеялся Али, поддерживая любовника. Иногда приходится смеяться, чтобы не заплакать.
По законам Республики Вивьен должна была стать совершеннолетней год назад, но с учетом душевного состояния Вивьен ей назначали что-то вроде испытательного срока. Целый год она подрабатывала, готовилась к поступлению в университет, но была под опекой приемных
родителей.Время показало, что Вивьен вполне могла обеспечить свое существование, отвечала за свои поступки, научилась приемлемо контролировать себя в сложных ситуациях. Последнее особенно ясно показала поездка в Пиран и встреча с родным отцом. Так смысл тянуть с совершеннолетием?
Сегодня их девочка стала взрослой. Али очень хотел уползти в какой-нибудь дальний угол, чтобы там от души пожалеть и себя, и любовника.
— С днем рождения, милая, — вымученно улыбнулся Марчелло и вложил в белые ладони Вивьен душистый букет. Али порылся в сундуке, достал оттуда сверток и молча отдал его дочке.
Вивьен с откровенным удовольствием зарылась лицом в сирень. Она обожала яркие запахи и пушистые соцветия. А еще розовый и лиловый цвет.
Бумага с шелестом упала на срезанные волосы.
— Ой... Али, Марчелло, как же так... Шелк, это очень дорого! Ну зачем вы... — Вивьен прижала к щеке светлый шарф с вышитыми лиловой нитью саорийскими мотивами и растерянно захлопала ресницами.
— Не каждый день наша единственная дочь становится взрослой, — не скрывая печали в голосе, возразил Али. — Эх, повезло моим братьям! Лейла совсем кроха, Мире всего десять. Шамиль тоже еще маленький. А мы с Марчелло остаемся одни...
— Не понимаю. Как одни? Я же с вами, я здесь.
— Ты поймешь, — ответил Марчелло. — Когда у тебя появятся свои дети. Все дети однажды вырастают, все родители радуются этому и грустят. А нам... Пожалуй, нам просто не хватило совсем немного. Мы ведь удочерили тебя, когда тебе было четыре года.
— Все равно не понимаю, — Вивьен покачала головой и даже почти посмотрела в глаза своим родителям. — Я с вами, я вас люблю, вы меня любите. Все хорошо?
— Все хорошо, — подтвердил Марчелло. — Спускайся вниз, к гостям, а мы скоро придем. Ступай, заодно цветы в воду поставишь! И почти все уже собрались. Только Герда укладывает Лейлу и Арджуна на работе задерживается.
— Арджуна задерживается, — тусклым эхом откликнулась Вивьен. Не то уточнила, не то сама себя успокоила: — Но он придет?
— Конечно, придет. Беги!
Когда дверь за упорхнувшим в праздник созданием затворилась, Али и Марчелло хором тяжело вздохнули.
— Значит, нам не показалось, да? — без надежды на отрицательный ответ спросил Али.
— Не показалось. Я же тебе говорил, она в Пиране всех эльфов с ним сравнивала. Да сам Алессандро, вот весь наш Алессандро с небесными глазами, медовым голосом и волосами цвета электрума не произвел на нее особого впечатления! И это еще до того, как мы заговорили о политике. Красивый, да, но по сравнению с... Я уж молчу про интеллект. Впрочем, тут хотя бы все понятно, с язвительным умом Арджуны сложно спорить. Но, habibi, Вивьен даже игру блестящих эльфийских флейтистов посчитала бледной по сравнению с простейшими мелодиями Арджуны. Вот что теперь делать? Надеяться, что она переживет?
— Только и остается. Наша девочка сильная, она очень многое выдержала достойно.
Чересчур много. А безответная любовь в список легких испытаний не входит.
Город цветов. С каждым годом Республики Блюменштадт все больше оправдывал свое название. И если с материальным достатком случались перебои, то чистые, добросовестно вымощенные и выметенные улочки, золотое мерцание светоча и цветы в каждом окне неизменно восхищали гостей столицы. Впрочем, Марлен поэтически — за двоих, за себя и ушедшего Эрвина — утверждала, что самые прекрасные, неувядающие цветы города — это улыбки его жителей.