Мать ветров
Шрифт:
Саид и Герда крепко переплели пальцы и склонили головы в знак согласия с ребенком.
— Телушек бы наших забить да сжечь, — хмуро пробубнил коммунар, который отвечал за стадо.
— И коровник — тоже*, — добавил Радко.
— Да ты с глузду съехал! — заорал на него подпасок. — Ты ж глаза разуй, какое дерево, сколько работы!
— Много работы. Но еще больше работы будет, если вся скотина подохнет. Это чума, не хрен собачий!
На коммуну опустились тревожные сумерки. Совместными усилиями жителей срочно возвели два навеса: один — для коров, которые соседствовали с чумными в стойлах и, по
И Саид ходил по дворам. Но совсем с другой целью.
— Пятнадцать лет не было, говоришь, — повторил он, оставшись наедине с женой. — Точно?
— Ты же знаешь, я следила за эпидемиями с тех пор, как мы все поняли про Радко, — Герда мягко тронула руку мужа: — Что тебе не нравится?
— Да что б я понимал! Чую неладное, и все тут. Ну посмотри, волчонок. Полтора десятка лет эта зараза миновала наши края. И вдруг объявилась — где? — в самой первой сельской коммуне Республики, в образцовом хозяйстве нашей страны. Не подозрительно ли?
— Подозрительно. Саид, чума эта — чистая, по крайней мере, я не чую в ней отравы. Но я всего лишь оборотица, многое могу упустить. Пойдешь по коммуне — будь осторожен.
До рассвета залихорадило двух коров и одного теленка. Радко не мигая смотрел, как убивают взрослых, а после сам попросил доверить ему нож. Покрасневший влажный глаз доверчиво глянул на него, огнем горевшее тело откликнулось на ласку — и тут же забилось в конвульсиях, пронзенное острой сталью.
Оборотень и сын подпольщиков, он свыкся со смертью давным-давно, но — не с такой смертью. Ведь, как будущий ветеринар, он должен был лечить. А снадобий от коровьей чумы не существовало.
За околицей полыхало зарево, и запах горелого мяса чумных коров чем-то неуловимо отличался от запаха зажаренного сома. Радко брел домой, надеясь подремать хоть пару часов, — и столкнулся у ворот с отцом.
— Ты куда?
— Да вот, — Саид погладил оседланную лошадь по сонной морде. — Порасспрашивал селян и нашел одного сомнительного человека. Объявился он тут за два дня до нашего приезда, да его от меня прятали. Контрреволюционное прошлое, свое наказание отбыл, но почему-то меня боялся. Попросил родных не болтать никому. Ну, они все ж таки заговорили. Попробую взять след, нагнать его.
— Тебе помочь? Я еще хорошо чую, — отчаянно зевая, сказал Радко.
— Иди уж до постели, солнце мое! Мама и разнюхала, и путь мне указала. А ты, — чекист сильно, чуть не до синяка стиснул плечо сына, — ты пообещай мне, что будешь думать и зазря геройствовать не станешь. Понял? Коли что не так — дуй к Милошу, ясно?
— Ясно. Обещаю.
Душистая гречишная подушка ласково встретила его усталую голову. Радко провалился в тревожный сон, а когда разлепил глаза, за окном вовсю золотился ясный жаркий день.
Все тело горело и звало его к реке, искупаться, остудить пылающую кожу. Еще бы, впервые по-настоящему припекло солнце! Радко, шатаясь от ночных переживаний, поднялся с кровати — и чуть не упал, зацепившись за лавку.
Не то. Не так падают от жары, беспокойства и усталости.
Радко кое-как влез в штаны, рубаху, не попал в башмаки и ввалился в комнату дяди, который, к счастью, был дома.
— Милош... Нехорошо мне... — успел просипеть мальчик до того, как свалился
в обморок.Комментарий к Глава 13. Сердце и разум * Меры, которые предпринимаются в связи с чумой крупного рогатого скота, описаны весьма условно и с учетом конкретного исторического времени. Так, сейчас помещения, где располагались больные коровы, обрабатывают горячим раствором едкого натра, но автор предполагает, что Радко вряд ли мог дойти до такого решения, а потому он предложил полностью сжечь коровник. Кроме того, сейчас молоко больных коров кипятят прежде, чем вылить, но в коммуне его сырым выливают в известковую яму.
~~~~~~~~~~~~~
Что увидели Милош, Камилла и Шамиль у реки.
Восход: http://tonypratt.com/wp-content/uploads/Dew-Branches-Sunrise-.-Pam-12.1.2012_2512.jpg
Зарянка: http://farm8.staticflickr.com/7004/6491787413_dab4b7144e_b.jpg
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Название главы беззастенчиво потырено у Зимы с ее согласия :)
====== Глава 14. Жар и холод ======
В Ясене было пусто. В саду, в доме, в мастерской. Лишь в конюшне одиноко отдыхала единственная лошадь.
Арджуна зачем-то объехал на своем кресле клумбы с цветами и зеленью, хотя лишь накануне прошел дождь. Заглянул в конюшню, хотя наверняка знал, что сосед, который помог ему перебраться из седла в кресло-каталку, и подстилку животине поменял, и накормил-напоил. Лошадка с интересом взглянула на хозяина, мол, и чего явился?
— Прости, подруга, гриву тебе чесать будут вечером, когда двуногие явятся, — вздохнул Арджуна и погладил склонившуюся к нему бархатистую морду.
Выкатился и направил колеса в сторону дома, готовить ужин. На четверых.
С тех пор, как Ясень покинули Зося, Марлен, Хельга и Артур, дом будто потускнел, несмотря на сочные краски наливающегося лета. А давеча в сельскую коммуну уехали аж две семьи, забрав с собой детские проказы, рыжий улыбчивый мех Фенрира, полосатый клубок Баськи и трех лошадей. Остались только Марчелло, который дописывал очередной труд и принимал экзамены, Али при своих зарешеченных подопечных и Вивьен, работавшая над росписями в детском доме. Ни один из них еще не вернулся.
Пусто. Меньше, чем половину жизни, Арджуна провел среди фёнов — и, оказывается, совершенно отвык от одиночества.
И что приготовить? Али неприхотливо ел все, Марчелло, задумавшись, мог просто не заметить, что отправляет в рот, а вот Вивьен была разборчива. Редко соглашалась на мясо, равнодушно смотрела на сладкое и в огромных количествах уплетала овощи. Сейчас прошлогодних овощей оставалось мало, но на рагу ведь наскребется?
Арджуна сполз с кресла и на руках и культях спустился в погреб. Картошка, морковка, фасоль, сушеные грибы... отличное рагу выйдет!
— Давай помогу! — раздался сверху резковатый голос Вивьен.
— Держи, — Арджуна передал девочке овощи и грибы, а выбрался уже самостоятельно.
Хотя вообще-то очень хотел остаться в погребе как минимум до прихода Али и Марчелло. Как максимум — до конца жизни. Фарфоровое личико Вивьен озаряла самая искренняя на свете улыбка.
Нет, лучше уж сразу! Они впервые за долгое время остались наедине, и лучше отрезать сейчас, чем подать ей ложную надежду неосторожной ласковой интонацией или участливым вопросом.
— Вивьен, послушай меня, — начал Арджуна, трусливо занимая руки картошкой. — Малыш, — да к чему ты вставил настолько нежное обращение! Бестолочь. — Вивьен... — поперхнулся и замолк.