Мать ветров

— Прости, — виновато улыбнулся Милош — а это оказался именно он. Как великан сумел пройти за ней почти до самого колодца совершенно бесшумно? — Можно? — и матрос, не дожидаясь ответа, забрал у девушки ведра.

— Спасибо, — смущенно пробормотала Кончита и нервно затеребила одну из своих толстых кос.

— Что это? — спросил юноша, когда к его ногам подлетел очередной шарик мельты. Он опустил на землю уже полные ведра, присел на корточки и взял в ладони комок белых нитей. — А! — догадка озарила смуглое лицо, и Милош осторожно взял огромными пальцами последнее семечко.

— Мельта, — ответила Кончита и вытянула вверх руки, показывая, какой огромный вырастает цветоносный стебель, и как уже зрелые семена разносит ветром. — Один раз. Потом — смерть, — коснулась ближайшей монстеры и жестами объяснила, как обрубают листья со стебля: — Текила.

— Есть? — поинтересовался Милош и кивнул на сад.

— Есть, одна.

— Одна? — матрос оттопырил один палец.

— Одна, — роха подтвердила сносное представление своего постояльца о числительных и покачала головой: — Темно. Завтра.

— Manana? — дотошно повторил Милош.

— Ma~nana, — фыркнула Кончита, и оба рассмеялись. Святой Аурелиано, должно быть, ведал, почему чужестранцам тяжко давались некоторые звуки в словах вроде маньяна, ниньо, льянос или тортилья.

— Бланка, — заметил юноша, указывая на нити мельты. Взъерошил черные локоны, поправил съехавший кожаный шнурок и ткнул пальцем в землю: — Терра.

— Тьерра, — поправила девушка. — Бланкатьерра.

И все-то ему нужно. Милош самостоятельно не добрался еще до мельты только потому, что пытался одновременно обследовать весь Сорро сразу, а ведь на нем, как и на остальных матросах, лежали обязанности по возведению временного жилища для членов экипажа «Гринстар» и поиски работы. Все-таки экспедиция прибыла сюда далеко не на один месяц.

Но как, с учетом его скудного пока что словарного запаса, объяснить гостю историю возникновения имени этой страны?

Они вернулись в дом, Милош поставил ведра на кухне, а Кончита прихватила свечу и поманила юношу на ступеньки террасы. Здесь, то рисуя веточкой на земле, то с помощью мимики и жестов она подробно разъяснила его верную догадку. Чуть меньше ста лет назад первые корабли корнильонцев пристали к удивительному берегу. Почвы здесь были песчаные и в лучах беспощадного солнца ослепительно белые. Белые иголки кактусов, восковой налет на листьях мельты и ее белые шарики, что носились по степи, и подсказали им название для края, который поначалу показался им безжизненным и бесполезным. Это после они обнаружили и благодатные зеленые льянос, и золото в горах, и опасную, но притягательную сельву, и совершенно новые сельскохозяйственные культуры вроде маиса, кофе, авокадо, томатов...

— И рохос, — спокойно, без особого выражения бросил Милош.

— И рохос, — с той же интонацией произнесла Кончита. А в груди шевельнулось что-то чудесное, теплое. Да что же в этом пусть красивом, но скромном, неброском парне такого? Шумный яркий Шеннон, смешливый обаятельный Дик, светловолосый статный Рой, да многие с «Гринстар» представляли куда большую опасность для девичьих сердец в Сорро, чем этот привычно смуглый юноша, почти незаметный несмотря на его рост и силу.

— Красивый, — очарованно прошептал матрос, когда на ступеньки рядом с ним опустилась черная ажурная бабочка с белой каймой на крыльях.

— Не hermoso, — девушка указала на Милоша, а потом на себя: — Hermosa.

— Hermoso, — покрутил головой юноша, на миг опустил ресницы и, явно стесняясь, признался: — Mi padre.

— Мельта. Mi madre, — откликнулась Кончита прежде, чем испугалась собственной откровенности. Даже отцу она не открывала то, что почему-то всегда воспринимала призрачные белые шарики как напоминание о своей маме.

— Один раз. Потом — смерть? — помолчав, осторожно спросил Милош.

— Один раз. Я, брат. Потом... смерть, — едва слышно выдохнула последнее слово роха. Конечно, мамы больше нет на свете. Иначе бы она была вместе с ней, своим единственным живым ребенком.

— Брат?

— Тоже смерть. Маленький. Ni~no, — Кончита уловила жаркую мелодию гитары и тряхнула косами, прогоняя печаль. Ласково улыбнулась и спросила: — А ты? Брат, сестра?

— Братья. Два, — Милош на пальцах объяснил, что его братья были двойняшками. И, судя по неожиданной нежности в низком голосе, оба живые, как, верно, и мама. Отец, которого он увидел в черной бабочке, умер, зато остальная семья есть — и притом огромная. Как чудесно!

— Кончита!!! Вот ты где! — на террасу влетела раскрасневшаяся Каролина и на мгновение замерла, хлопая ресницами. Виновато шмыгнула носом, мол, простите, что ворвалась, и уже гораздо спокойнее добавила: — Если хочешь, пойди, погляди. Там Дик так танцует! Только ногами, а прелесть какая и трудно! — высокая девушка в длинных праздничных юбках попыталась изобразить подскоки и свалилась бы, если бы ее вовремя не подхватили руки великана.

— Джига, — смеясь, сообщил сестрам название нерейского танца Милош, и они втроем отправились любоваться маленьким матросом.

Каблуки башмаков отбивали простой четкий ритм, и под наспех подобранную Хуаном мелодию маленький Дик легко подпрыгивал, с немыслимой скоростью то выбрасывая ноги, то выстукивая ими по плотному земляному полу, и за лихой нерейской пляской жадно следили отнюдь не только женские глаза. Оно и понятно. Дик и прежде радовал товарищей танцами, и даже иногда подначивал на это дело внезапно стеснительного Шеннона, но сегодня впервые он танцевал настолько безупречно и вместе с тем беззаботно. Милош заметил, что его друг то и дело перехватывал восхищенные взгляды Роя, и постепенно на душе у него становилось спокойнее. Пусть их страсть родилась из болезненного стремления позабыть любовные поражения, но почему бы ей не превратиться в нечто подлинное и серьезное? Или хотя бы не поддержать их на время.

Правда куда больше фёна волновали его собственные чувства. Несмотря на всю беспредельную нежность, которую Милош испытывал по отношению к своей семье и своим друзьям, несмотря на горячую привязанность к своему делу и подпольщика, и лекаря, он с детства привык руководствоваться прежде всего разумом. Эмоции обычно следовали за анализом, выводами, решениями, но не наоборот. Исключения, разумеется, бывали, но чтобы настолько? Здесь, в притягательной, жаркой, цветущей, пустынной, доброй, несправедливой стране он всего неделю назад познакомился с этой удивительной семьей, а с первой ночи в «Черном сомбреро» ему казалось, что он вернулся домой. И в присутствии одного человечка его сердце нагло выходило из-под контроля хозяина и начинало колотиться как сумасшедшее, а в груди разливалось невероятное спокойствие — словно на море, когда дует легкий теплый ветер.

Вот и теперь... Праздник постепенно угас, Изабелла, ворча, увела в спальню своего слегка перебравшего братца, к слову, державшегося с полным достоинствам, несмотря на чары текилы, абсолютно трезвый Милош и вполне вменяемый Шеннон помогли растащить тела своих товарищей и остальных постояльцев по номерам, Хуан взял на себя физически тяжелую часть уборки, сестры споро перемыли и вытерли посуду. Каролина осталась расставлять тарелки и рюмки, а Кончита собрала влажные полотенца и отправилась развешивать их в саду. И вот какого, спрашивается, Милош как привязанный вышел следом за ней?

Статус пусть бывшего, а все-таки полковника, обеспечивал дочери и племяннице сеньора Ортеги вполне надежную защиту от домогательств постояльцев, от которых страдали менее везучие девушки в других гостиницах. Но к своим без малого двадцати годам сестры неплохо представляли себе как светлые, так и темные стороны мужской натуры. И справедливо побаивались недвусмысленных взглядов и прикосновений.

Сейчас Кончита не боялась. Абсолютно. Одна, в саду, когда отец уже спит беспробудным сном, а ее верный маленький нож не спасет от чудовищно сильного великана, она совершенно не испугалась его молчаливой фигуры и после — огромных крепких ладоней на своей талии. Мужские твердые губы невесомо коснулись ее виска, широкая грудь за спиной так и манила прислониться, довериться... Что Кончита и сделала.