Мать ветров

В нос ударил волнующий дух весенней земли. Сколько в нем всего, богатых оттенков, ярких отпечатков, памятных знаков, непроизносимых слов... Для волчьего нюха — будто книга открытая, ты только беги, чувствуй! Этой тропкой совсем недавно протрусила лисица, под тем кустом любили друг друга хорьки, в той лощинке как следует прохватило проезжего... купца, чиновника или крестьянина? Нет, все-таки крестьянина.

Волка не сделать шавкой. Это не ты. Это не в тебя с противным хлюпом врывается настырный елдак хозяина, это не тебе больно, грязно, мерзко. Посмотри, это всего лишь тело. А ты — там, ошалевшая, носишься по полям, врываешься в чащу, мчишься выше и выше по горному склону, вскидываешь к небу тяжелую, зубастую голову и воешь на огромную белую луну.

Слезы пропали сами собой, будто их и не было. Вервольфы не плачут.

На следующее утро Герда чувствовала себя растоптанной и разбитой. Между ног болело, поясницу тянуло, голова раскалывалась — ну еще бы, с последним толчком хозяин как следует дернул ее за тугую косу. И все-таки случилось именно то, что Зося имела в виду, когда сказала: «Ты уцелела».

Только вот вместе с воскрешенными воспоминаниями пришла та мысль, которая еще несколько недель назад и близко бы не подкралась к ее голове.

Это не ты.

А кто я?

— Почему так нельзя? Я же твою ладью съела!

— Да, и при этом открыла короля. Смотри: шах, шах, еще шах — и мат! Тут надо вперед глядеть, продумывать сразу несколько ходов, как своих, так и противника.

Герда измученно посмотрела на доску, потом на Саида. Снова на доску и снова на Саида. Тяжко вздохнула и покачала головой:

— Уморил ты меня. Я ж девка простая, неграмотная. Разве ж мне такие-то премудрости под силу?

— Ага, а знаешь, сколько я встречал грамотных, начитанных по самую макушку дураков? — фыркнул Саид, тряхнув черными кудрями. — И кстати, не тебя ли отец научил читать и не ты ли таскала книги сначала у Камиллы, а потом у Марлен?

— Все-то ты помнишь... Только в головушку твоя наука уж не помещается. Давай до завтра партию отложим, а?

— Точно. Проведем эксперимент. Вервольф за шахматами до и после полнолуния, — объявил довольный лучник, отставил в сторону доску, написал на бересте грозное «Не трогать!» и для верности пририсовал выразительный череп с костями.

— Что проведем? — переспросила Герда.

— Эксперимент. Э-э-э... Опыт. Испытание. Проверим, как ты мыслишь до и после обращения.

— А во время обращения? — с совершенно честным видом поинтересовалась оборотица.

Сколько раз за свою недолгую жизнь Саид получал от этой самой жизни по голове — не сосчитать на пальцах всех четырех конечностей. Неудачи в подпольной работе и в ремесле, ранения, как собственные, так и товарищей, жуткие сцены казней в городах, деревнях и на обочинах дорог, гибель самых дорогих и близких. Но молодой лучник с завидным оптимизмом, а может, и упертостью, взирал на мир широко распахнутыми глазами. Несмотря на все горести и беды, он упорно верил, что его ждет непременно замечательное, а очередной удар по темечку воспринимал как досадную, но временную неполадку.

Однако к подобному полнолунию даже Саид не был готов. А такое вообще можно предвидеть?

Круглая маслянистая луна кокетливо смотрелась в зеркальные воды затона, где-то в чаще ухала сова, в двух шагах потрескивал костер...

… а он играл в шахматы с волком. Да, такое будничное занятие, сидишь себе на бережку, грызешь пойманного этим самым волком зайца, зажаренного до чудесной хрустящей корочки, а напротив тебя сидит огромный серый зверь и аккуратно берет зубами своего ферзя, чтобы объявить тебе шах. Милым коротким рыком.

— Начинаю понимать Георга, — задумчиво изрек Саид и прикрылся конем.

— Р-р-р? — вервольф поживился пешкой.

— Да не стыдно и обосраться, когда мохнатая клыкастая громадина смотрит на тебя подозрительно умными глазами.

— У-у?

— Чего именно у-у?

Герда, клацнув зубами, сделала очередной ход, а потом выразительно прикрыла глаза.

— Ты про умные глаза? Так сама посмотри на доску, — обреченно шмыгнул носом Саид и с видом приговоренного передвинул свою фигуру.

— Р-р-р-р-р! — возликовала оборотица, кажется, вспугнув то ли мелкого бобра, то ли водяную крысу.

— Да. Об этом я и говорю. Ты выиграла!

На серой морде на миг отчетливо обозначилась коварная ухмылка. А потом Герда, как ни в чем не бывало, мягко подгребла к доске разбросанные по траве фигуры. Саид состроил оскорбленную физиономию, упаковал в заплечный мешок шахматы, метнул в заросли камыша обглоданную кость и решительно объявил:

— Ну держись. Я тебе моего поражения так не спущу.

По траве, по песку, ниже, ниже, к черной, почти стоячей воде покатился мохнато-кудрявый клубок. Саид уже предчувствовал свое поражение и машинально отметил про себя, что теоретически, будь это другой оборотень, не Герда, он мог бы справиться со зверем. Скажем, полоснуть его ножом, извернуться и приложить его головой вооон об ту корягу. Если повезет.

Но сейчас его вдавливали в песок мягкие тяжелые лапы проснувшегося волчонка, который под луной напрочь забыл страхи бывшей крепостной, традиционные представления о приличном расстоянии между мужчиной и женщиной, различия между человеком и вервольфом... Да и сам Саид о них позабыл. Пахло тиной, хрустнувшим под локтем аиром, густой теплой шерстью и кровью. Ему нравилось лукавство хищника, ему нравилась мягкая задумчивость девушки.

Ему. И его телу — тоже.

Так, стоп, ты свихнулся, кобель несчастный?! Нашел, о чем мечтать, лежа под волком... под Гердой. Под Гердой, над которой надругался ее хозяин. Которая шарахалась от твоих ужимок и заигрываний. Срочно подумай о чем угодно отвратительном, пока она не догадалась, пока не разбилось вдребезги хрупкое бесценное доверие. Саид зажмурился, уткнувшись носом в пушистую шею, и старательно представил себе самую страшенную даму Блюменштадта голой. Да, с ее покрытой толстым слоем пудры кожей, приторно-сладкими духами и сиплым прокуренным голосом. Вроде бы помогло.

— Чудной запах, — заметила Герда, осторожно втягивая носом воздух.

Остаток ночи они носились по лесу — то друг за другом, то вдвоем — Саид на Герде, предварительно произнеся длинную прочувственную речь о мужской гордости, на которую волк ответил выразительным дружелюбным оскалом. Теперь же они брели в сторону приюта, мирно завтракая заячьей капустой и первой земляникой.

— Чей? — спросил Саид, торжественно вручая девушке особенно симпатичную веточку с алыми ягодами.