Место третьего

Он наконец поднимает взгляд на Такаду. Холодный, равнодушный взгляд. Мы сидим всего в двух столах от них, и мне очень хорошо видно его лицо.

— Я и не думал вас игнорировать. Всего лишь размышлял: какие именно объяснения вы хотите от меня получить?

У него ровный негромкий голос. Глубокий, насыщенный. Вроде бы кажется, что безэмоциональный, но мне удаётся различить несколько совершенно разных крохотных оттенков.

— Я хочу получить ответ, — с расстановкой продолжает Такада, явно теряя терпение. — С какой стати вы решили, что можете просто взять и уйти с моей лекции без разрешения? За все двадцать лет, что я здесь преподаю, никто — слышите? — никто не позволял себе подобной наглости!

— Позвольте встречный вопрос, — парень откидывается на стуле, чтобы было удобнее смотреть на Такаду. Но даже и не думает подниматься! — Все эти двадцать лет вы читаете ученикам одни и те же лекции? Их содержание не меняется?

— Разумеется, нет, — Такада немного теряется и потому сбавляет тон. — У меня постоянная программа. Хотите сказать, что она скучна или недостойна ваших ушей? — напоследок он не забывает криво усмехнуться.

— Нет, я хочу сказать, что она неимоверно глупа.

Тут уже Мимуро не выдерживает и поворачивается всем корпусом. Впрочем, можно не таиться: все в столовой уже позабыли про обед и смотрят только на них в гробовой тишине.

— Да как вы…

— Первое правило бойцовского устава — защищать, оберегать и не причинять вреда своей Жертве. Сегодня же вы учили тридцать человек, как подставить свою Жертву в бою и обезопасить себя. Вы учите Бойцов обходить самые главные правила. Это непозволительно для сенсея. И вдобавок, непорядочно, учитывая, что делали вы это из-за бойцовской солидарности.

Всё это он произносит ровно и даже тихо. Но при этом его глаза, которые он не отрывает от Такады, темнеют, а пальцы стискивают кружку всё крепче. И тут я понимаю: да он же просто в ярости! Но отменно, прекрасно себя контролирует. Вот это проявление эмоций при железной выдержке. Бесподобно…

А вот Такада сдерживаться уже не может. Сжимает кулаки, раздувает ноздри и очень быстро краснеет.

— Я этого так не оставлю! За вашу наглость вы должны быть наказаны! Я немедленно отправлюсь к вашему сенсею.

Я усмехаюсь. Если его сенсей Ритсу, то Такада зря прогуляется. Только наживёт себе неприятностей в лице директора.

— Разумеется. Это ваше право как учителя.

Вот теперь он склоняет голову. Правда, жест этот, скорее, издевательский.

Такада собирается ещё что-то сказать, но, к счастью, берёт себя в руки и, стараясь не растерять остатки гордости, разворачивается и выходит из столовой. А этот парень перелистывает блокнот и вновь спокойно отворачивается к окну. Все ученики постепенно возвращаются к прерванному обеду, перешёптываясь и косясь на него. Я тоже смотрю, не отрываясь, и не понимаю, почему всё никак не могу отвести глаз. Этот парень меня как будто гипнотизирует.

— Ну как?

От весёлого голоса над ухом я аж вздрагиваю. Ямато сидит рядом и смотрит на меня с лукавым азартом, затем кивком приветствует Мимуро.

— Что «как»? — палочки снова в руках, я прицеливаюсь к листу салата.

— Коя сказала, он и на уроке выступил. Собрал вещи и просто ушёл, да?

— Да, — я дёргаю плечом. Почему мы это обсуждаем?

Ямато наклоняется ко мне ближе… и тут я получаю ответы на все свои вопросы.

— Это он.

— Кто?

— Тот Боец, о котором я тебе говорила, — она хитро подмигивает и отстраняется. — О, Маэда-кун, я забыла салфетки! Ты не поделишься? — Ямато замечает мой недоумённый взгляд и, вновь понизив голос, кивает: — Да, это он, — а потом опять переключается на Мимуро.

Уже не вслушиваясь в их болтовню, поворачиваю голову и снова смотрю на него. Долго, внимательно, почти не моргая. Успеваю как следует рассмотреть и его лицо, и прядь светлых длинных волос, кончики которой падают на страницу, и он то и дело заправляет её за ухо, и его прямую спину, и тонкие пальцы, которые быстро выводят ручкой иероглифы, и задумчивую полуулыбку, и изящную оправу очков…

Кажется, Мимуро что-то говорит мне, склонившись через стол. Кажется, Ямато над чем-то смеётся. Кажется, кто-то здоровается, проходя мимо нас. Я не слышу и не вижу никого, кроме единственного человека в столовой. На меня напало странное, но приятное оцепенение, ленивое и тягучее. Когда не хочется ни двигаться, ни говорить, и ты просто сидишь, не шелохнувшись, и смотришь на что-то, что всецело завладело твоим вниманием. Но почему так? Почему я уже несколько минут сижу и пялюсь на одного-единственного парня?

И ответ отыскивается мгновенно. Такой короткий и простой. До того элементарный, что странно, как я раньше не понял. Это просто… он. Это — он. Я не знаю, кем является этот парень — мне всё равно. Не думаю о том, что, возможно, на нём уже чьё-то Имя — почему-то в эту минуту я уверен, что это не так. Да нет. Я просто знаю, что это не так. У него нет Имени. У него, возможно, и Жертвы нет. А если даже и есть, мне плевать. Это уже неважно, так как означает лишь, что никакая она ему на самом деле не Жертва. Потому что это — он.

====== Глава 6 ======

— Ммм… — впервые на памяти Мимуро так красноречиво комментирует очередную мою гениальную идею.

Мы вышли из столовой, из которой несколько минут назад, как только меня отвлекли, незаметно исчез этот парень, и теперь идём на следующий урок — психологию личности.

Впрочем, мнение Мимуро по этому вопросу меня не слишком-то волнует — для себя я уже всё решил. Да, понимаю, что от моего решения мало что изменится, но сделать какие-либо телодвижения необходимо уже сегодня.

— Сэймей, не рубил бы ты с плеча, — осторожно говорит Мимуро, когда пауза уже затягивается.

— Я ничего не рублю — просто хочу выяснить. Я должен знать.

— Тебе не кажется это… странным? Ещё вчера ты даже не знал о его существовании, а сегодня, увидев его, уходишь в себя так, что не дозваться, рыбу мимо рта проносишь и повторяешь, что должен выяснить, кто он.

Эх, Мимуро, тебя бы в мою шкуру хоть секунд на десять… Ты бы понял. Нет, не так. Ты бы почувствовал.

Я не отвечаю, всё равно сейчас не смогу ничего до него донести. В неуютном молчании подходим к аудитории. До звонка ещё минут пять, и в коридоре пока кучкуются ученики, среди которых я вижу Гинку и Кинку, видимо, провожающего её на урок. И тут меня озаряет. Вот, вот к кому нужно было сразу идти! А я, конечно, тот ещё дурак: у Ямато спрашивал, у Мимуро… Им-то откуда знать? Вот Sleepless — другое дело. Если этот парень действительно ученик Ритсу-сенсея, то Кинка наверняка должен его знать — они же сами под патронажем Минами.

Уже делаю шаг к ним, как вдруг приходит озарение номер два. Отлично. И как я теперь к ним подойду после того, что было в пятницу? Гинка теперь наверняка даже стоять со мной рядом не захочет, не то что помогать. А больше пойти действительно не к кому. Не спрашивать же у каждого встречного Бойца, не знаком ли он с таким-то и таким-то парнем? А из тех, кого я знаю, у Ритсу больше никто и не учится — только Гинка с Кинкой. И, что самое обидное, Чияко тоже бесполезно пытать. По крайней мере, до тех пор, пока не выясню хотя бы как его имя.

Звенит звонок, мы заходим, рассаживаемся. Ещё одна не слишком весёлая лекция, конспектировать которую надоедает минуте на третьей, поэтому я откладываю ручку и выглядываю в окно. Погода, как назло, отличная. Небо ясное, майское солнце припекает — аж через стекло чувствую. Прогуляться бы сейчас. К тому времени, как уроки закончатся, уже стемнеет.

А вообще, что-то странное со мной творится. В жизни такого не было. Мне нравится учиться, мне нравится Система, мне нравится владеть Силой, мне нравятся все системные постулаты, касающиеся Бойцов, то есть «права» Жертвы. В то же время «обязанности» я никогда не принимал всерьёз. Каждый учитель считает своим долгом время от времени напоминать, что Жертва и Боец — это пара, они едины, они делят душу напополам, они половинки одного целого. И что Связь не бывает односторонней. Не только Боец зависит от Жертвы, но и Жертва попадает в зависимость от Бойца — в этом вся суть. Я начисто это игнорировал. Мне неприятно думать о том, что я буду с кем-то «един», что кто-то совершенно чужой однажды посягнёт на целую половину меня. Я со скепсисом слушал рассказы новорождённых пар о том, что они почувствовали, когда увидели друг друга, что испытали, когда впервые соединили Имена… Когда подобное болтали Бойцы, я не удивлялся — они же подчиняются нам, значит, должны быть очень чувствительны к таким вещам. Но когда какая-нибудь Гинка принималась мечтательно рассказывать о какой-то там «эйфории», которая «охватила её и не давала пошевелиться», мне становилось смешно. Жертва должна контролировать себя. Всякие там «захваты» разума — это не для нас.