Меж двух огней

Шарлотта осторожно выглянула из-за стены и рассмотрела все, что только мог охватить её взгляд из убежища. Затем она с трудом встала на онемевшие ноги, опасаясь, что совсем скоро сляжет с простудой и тогда будет не в силах сбежать и спрятаться. Она осторожно побрела, судорожно хватаясь за стену, словно стоит на обрыве и боится хотя бы на секунду убрать руку от своей опоры. Вокруг по-прежнему была лишь тьма, зорко наблюдавшая за своей пленницей, как она ищет дорогу к супругу среди этих бесконечных коридоров, а вместо спасения находит снова лишь страх.

Вначале Шарлотта думала, что ей кажутся подобные звуки, напоминающие женский плач, но настолько звонко они звучали, казалось ей, что она слышит даже, как слезы разбиваются о пол, словно хрусталь. Люсиль ли так сдержанно рыдает или все же… кто-то другой? Шарлотта почти сразу отыскала ответ на свой вопрос, когда обернулась и увидела, как лунный свет, бивший сквозь окно в арке выделяет багровый силуэт женщины. Руки её - теперь уже кости - словно без сил повисли, волосы, некогда бывшие шелковыми и блестящими, как ванильное небо, превратились в лохмотья, спутанные и сальные, свисающие, словно струи крови, костлявое тело прикрывает рваное платье, но даже сквозь него заметно, как множество ранок кровоточит на её коже. В глазах этой женщины Шарлотта видела глубокую печаль, мучительную и непередаваемую. Она не была похожа ни на того призрака из библиотеки, ни на ту женщину из ванной комнаты. А может быть оно умеет принимать разные обличья? Нет… В этих глазах такая тяжкая скорбь, что даже после кончины причиняет ей боль и заставляет рыдать.

– Кто вы?
– тихо спросила Шарлотта, не решаясь подойти ближе, но отрекаясь от побега.
– Что вы хотите от меня?

В ответ слышалось лишь рыдание, а после она коснулась правой рукой лоскутов одежды, указав на раны, нанесенные её телу.

– Вам больно… Я понимаю. Но чем же я могу помочь? Зачем вы преследуете меня?
– продолжала Шарлотта уже более смело, но все же осторожно, искренно желая оказать помощь призрачной женщине, если это возможно.

Ей снова отвечали слезами. Во взгляде этом ином читалась жалость - жалость к ней и себе.

– Вы - Изабель Локвуд?
– это имя Шарлотта не успела удержать в своих губах, однако хотела этого, но безмолвная собеседница покачала головой.
– Кто же вы?

Она указательным пальцем направила её взгляд на холодный пол, как раз в ту область, куда падали лунные лучи и там кровью было начертано имя Энола.

Шарлотта в ту же секунду припомнила, что это имя она уже встречала прежде, но никак не могла понять, где именно оно звучало. Однако девушке стало легче оттого, что призрак пошел на контакт с ней и сама она не боится говорить. Только вот странностей и вопросов становилось все больше, и путаница в голове сводила с ума.

Внезапно безмолвный дух по воздуху начал следовать в сторону дальних коридоров, где вечно царит тьма и ужас сковывает так, что теряется дар речи. Все так же в слезах она медленно плыла по воздуху и волосы её длинные развевались, подобно алым лентам. Она удалялась не торопясь, словно ожидала, когда Шарлотта последует за ней, но та не решалась, а только смотрела за движениями призрака и заставляла себя довериться ему. Наверно, в тот момент разум её отупел то ли от холода, то ли от страха, а может быть, наоборот подсказал ей умную вещь. Она сделала шаг и ступила на одну тропу с духом прошлого, который никак не может найти пристанища и мечется меж двумя мирами, мечтая о покое.

Коридоры все темнее, и Шарлотта будто с трудом узнает их и с дрожью вспоминает, сколько страха испытала здесь, в этих стенах. Она уже почти не различала призрака, который вел её за собой, но словно по волшебству на пути появилась зажженная свеча, которая уже через минуту сияла в руке новоиспеченной непризнанной хозяйки Аллердейл Холла. Под смутным освещением Шарлотта смогла различить очертания высеченной двери, ведущей в библиотеку, возле которой дух Энолы Шарп остановился. Ей не понадобился ключ: дверь перед ней открылась сама собой. Проплыв туда и скрывшись за стеной, она вновь издала глубокий и мучительный вздох, и Шарлотта боязливо прошла за ней. Свеча была как будто потухшей и в такой огромной библиотеке не выполняла свою функцию должного освещения, однако её хватало, чтобы разглядеть призрака, рядом с которым Шарлотта стояла почти бесстрашно. Однако взгляд свой девушка пыталась не задерживать на трухлявом подобие тела, прозрачном, как вода.

Остановившись у стола, она указала на стопку книг, а затем испарилась, будто тьма поглотила свою подопечную и вновь заперла её в своем чреве до нужной минуты.

Шарлотта выдвинула старый стул с мягкой, но облезлой обивкой. Свеча была ей помощником в этом поиске того, о чем она лишь могла догадываться. Потревожив залежавшиеся книги, девушка заставила слой пыли взвиться вверх и заблестеть на скудном свете свечи. Шарлотта перебирала книги одну за другой, пытаясь найти то необходимое, из которого можно было почерпнуть ответы на так долго витавшие в разуме вопросы. Наконец в руках её оказался дневник с уже знакомой кожаной обложкой. На развороте её поприветствовало имя Энола Шарп, а вот страницы поведали наконец ту правду, которая пугает гораздо сильнее, чем шепчущие стены и удушающий взгляд призрака.

Энола лично записывала в своем дневнике каждый свой день, проведенный в Аллердейл Холле. Из этого Шарлотта выяснила, что и Энола Шиоти из итальянского города Флоренция была женой Томаса Шарпа: об этом она ясно и четко написала на первых страницах своего дневника. С каждой новой строчкой восхищение и безмерная любовь все больше сменялись какой-то усталостью, страхом и безрассудством: Аллердейл Холл произвел на Энолу довольно странное впечатление - восторг вперемешку с отвращением; Люсиль же была для неё примером подражания, которым она искренне была поражена и побеждена её холодным очарованием, находила в ней что-то похожее на собственный характер; ну а в Томасе она просто не чаяла души и была готова прожить с ним всю жизнь, но “только не в этом доме.”. Нрав этой девушки был высокомерным и несколько эгоистичным, как показалось Шарлотте. Но гораздо дурней была история, произошедшая с ней.

Страницы этого дневника словно рассказывали Шарлотте о ней самой, о её ощущениях, странностях и страхах - все описано в точности, как чувствовала она. Каждый день Энола испытывала ужас не только перед призраками Аллердейл Холла, но и перед его хозяйкой, холодная ненависть которой прокалывала, словно лед. Шарлотту нисколько не удивило то, что невестка побаивалась Люсиль - порой она сама сторонилась своей золовки, её будто что-то навязчивое отталкивало от неё, как бы она не старалась внушить себе, что они - пусть и не кровные, но родственницы.

Энола писала, что с каждым днем ей становилось все хуже: она настолько убивалась своими страхами, что не могла и секунды пробыть одна в пустой комнате, она утеряла свой стойкий характер после первых событий ночи, когда ей явилась женщина с топором в голове, а Томас же не проявлял никакой заботы по отношению к ней и бесполезно успокаивал её сухими поцелуями - все, что он мог позволить себе после свадьбы. Энола Шиоти описывала, как Люсиль нарочно запирала её в комнатах, а однажды даже натравила на неё своего песика. Леди Шарп искренне ненавидела её, и ей доставляло удовольствие пытать её такими ужасными способами - исподтишка. Отовсюду на неё смотрели глаза из того мира, и она ощущала на себе тот устрашающий взгляд, сводящий её с ума. Этот ужас и жуть, эта безразличность супруга и пакости золовки мучили её до тех пор, пока из Флоренции не пришло письмо поверенного о передаче имущества на имя Томаса Шарпа. Отношение домашних к ней изменилось в лучшую сторону… По её словам, это было лишь на короткие мгновения, но за время их истечения она успела поверить, что все это - лишь признак ещё не привыкшей к ней Люсиль и дома, который, словно подчиняется своей хозяйке. Она пишет, что догадалась о их плане: все, что происходит здесь с ней, происходит ради денег, её имущества, как наследницы. “Мое здоровье настолько отравлено, что я просто не в силах сбежать отсюда. Мне уже дали понять, что скоро моя жизнь закончится…” Написанное обрывалось на пятнадцатом апреле - в этот день Энола сделала последнюю запись, гласившую о том, что это её последний день жизни, и она чувствует это, чувствует свою погибель, так как документы уже подписала…

Дочитав последнее слово, Шарлотта вдруг ясно услышала, как где-то с боку от неё что-то упало на пол. Обернувшись и направив свечу туда, она заметила сверток, позже оказавшийся газетой. В ней-то она и прочла о том ужасном, искалеченном и израненном трупе женщины, найденной на станции почти два года назад.

Кровь зашумела в висках, когда в голове сложилась картина и все даты сошлись. Её убили… Убили из-за денег? “Томас…” - пролетело в голове девушки. Она с трудом могла поверить, что он причастен ко всему этому. Собрав газеты и дневник, Шарлотта вынырнула из библиотеки и побежала по пугающим её когда-то коридорам, которые сейчас потеряли для неё всякий ужас и теперь стали частью всеобщих страданий. Теперь ужас был гораздо ближе и гораздо опаснее, чем она думала все эти дни.