Между нами. На преодоление

Это моя квартира. Моя собственная жилплощадь. Я живу в ней почти пять месяцев. И почти все эти месяцы мой родной брат водит сюда любовницу. Или любовниц. Простая истина выжигает нервы градусом пошлости и цинизма. Я смотрю на кровать и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота.

А ведь сомневалась в своей адекватности, думала, у меня паранойя. Ан нет, и вещи сдвигали с места, и потоп устроили — они. Кролики недоделанные.

Мою обитель осквернили, черт возьми. Я не могу в это поверить! Не могу спокойно войти в неё и делать вид, что всё в порядке.

Поэтому решительно переобуваю туфли в кроссовки, привожу в порядок растрепавшиеся волосы и надвигаюсь на ложе разврата. Остервенело стягиваю покрывало, швыряю на него подушки, постельное белье, одеяло, затем завязываю авоськой, которую несу к лифту. Через пять минут бесстрастно оставляю всё это добро у мусорных баков и возвращаюсь в дом. Безжалостно стаскиваю матрас, фыркая от усилий, двуспальный монстр поддается не сразу.

Боковые металлические вставки гремят от соприкосновения с плиткой, когда я пытаюсь вытащить его на лестничную площадку. Беспомощно поджимаю губы, осознав, что придется спускать агрегат по лестнице, у меня в одиночестве не получится запихнуть в лифт такое полотно.

От слез в глазах печет. Я блокирую эмоции. Думаю о технической стороне вопроса. Но одна предательская слезинка всё же вырывается и бежит по щеке. Злобно вытираю влагу и удрученно смотрю на ступеньки. Восемь этажей потуг…

И, когда, морально настроившись, вновь приступаю к действиям, меня останавливают. Те же мужские руки. Сильные и выносливые. Которые без особого напряга подхватывают матрас и придвигают к лифту.

— Подержи кнопку, — велит, пока сам вносит стеганую подстилку в кабину, ловко скручивая её и наваливаясь сверху.

Удивленно хлопаю ресницами, созерцая это зрелище. А ведь миссия была невыполнима!

Сосед уезжает. Я спешу вниз по лестнице. Нагоняю мужчину на улице, безмолвно плетясь следом. Через полминуты мы сворачиваем за угол, и он прикладывает матрас к забору у баков. Аккуратно, чтобы не запачкать лишней пылью.

— Спорить бесполезно, раз решила выбросить, но так хоть есть шанс, что кому-нибудь пригодится. Жалко, пусть заберут практически новую вещь.

Пожимаю плечами, соглашаясь с ним.

Разворачиваемся и шагаем обратно. У подъезда поднимаю голову и встречаюсь с внимательными безмятежными глазами: — Спасибо. Большое спасибо. — Пожалуйста, — уголок его рта дергается в доброй усмешке. — Большое пожалуйста.

Здесь наши пути расходятся. Он — заходит. Я направляюсь к качелям. Днем во дворе никого нет, бабье лето в самом разгаре, солнце палит нещадно, детей не выпускают под вредные лучи. И я спокойно плюхаюсь на качели пустынной детской площадки. Сглатываю ком в горле и судорожно выдыхаю.

И реву вовсю. Реву. Реву.

Рената не свет моих очей, но чисто по-человечески мне очень жаль, что с ней так подло поступают. В эту секунду я ненавижу собственного брата за измену. Пусть невестка и стерва, но, Боже, это же его выбор! Он обязан как мужчина нести ответственность за этот выбор!

Тяжело и больно признавать: мой единственный родной брат вырос подонком. Мало того, что ходит налево, так ещё и без зазрения совести делает это в квартире сестры… Уму непостижимо.

Я просто в ужасе от ситуации. От косвенного участия в отвратительной грязи. Как мне теперь жить с этим грузом? Само собой, рассказать его жене я не смогу. Но и в глаза смотреть как раньше — тоже. Ни ей, ни маме, ни Альберту. Последнего выпорола бы с удовольствием. Да возраст уже не тот. Сколько ошибок в воспитании парня допущено! Как же он уверен, что ему всё сойдет с рук!

Козлина!

Во время очередного всхлипа надо мной повисает тень.

И исчезает, когда её обладатель опускается на корточки, заглядывая мне в лицо. Протягивает пачку бумажных салфеток так же молча. Пока я вытираю соленую влагу, откручивает пробку и вкладывает в ладонь бутылку ледяной воды.

Я даже не предполагала, как хочу пить. Делаю несколько жадных глотков и только после этого осмеливаюсь взглянуть в уже довольно знакомые серые глаза.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Может, порыдаешь дома? В безопасной тени.

Мотаю головой из стороны в сторону.

— Чувствую себя хозяйкой притона. Не хочу туда. Посижу пока здесь.

Приглушенный смех приятно щекочет слух. Поражает, насколько красивая у мужчины улыбка. Зависаю на ней, растерявшись. Это так странно — его помощь, понимание, доброта. Мы же воевали столько времени…

— Хозяйка притона, ты рискуешь получить солнечный удар. Оно того стоит?

Да, отрезать причиндалы братца было бы куда более правильным решением. Но эту мысль я не озвучиваю.

— Ситуация вышла неприятной, но не смертельной, — продолжает прагматично. — Так тоже бывает.

Испускаю короткий вздох-возмущение-смирение. Сложное противоречивое сочетание.

— Как Вас… — неловко на «Вы», когда мужчина буквально видел твои сопли. И сушил полы в твоем доме. — …тебя зовут?

— Мирон. Можно просто Мир.

— Аделина. Можно просто Ад. Огромное спасибо за всё, Мирон.

Он вновь смеется, и я робко улыбаюсь в ответ, вытирая кончик носа.

Глупо всё как-то. Глупо и жизненно.

— Я помню, Аделина. Шутишь — значит, реанимирована. Радует.

Если бы. Сердце ноет неустанно. Будто это я виновата в том, что мой брат — идиот.

— Аделина, — чуть посерьезнев, бросает взгляд на наручные часы. — Я вызвал для тебя слесаря, через минут десять прибудет. Поднимайся, ладно? Мне пора ехать, сам не встречу его.

Обалдело приоткрываю рот. Не знаю, что сказать. Снова «спасибо» будет скупым, голым и неуместным. Но ничего другого придумать не могу. Я потрясена заботой чужого человека. Незнакомца — по сути.

На автомате вслед за ним встаю на ноги. От резкого движения неуклюже врезаюсь в грудь здоровяка и тут же отскакиваю.

Мгновенным разрядом через всё тело. Пугает нетипичная реакция. На него. Уже в который раз.

Мирон наклоняется ближе, участливо всматриваясь в мои распахнутые в изумлении глаза. Утешая, подбадривая, успокаивая бурю внутри. И это одним лишь взглядом.

Солнце продолжает слепить, и в его лучах мужчина кажется мне каким-то нереальным, волшебным. Застываю каменным изваянием, утрачивая способность шевелиться — до того заворожена. Теряюсь, потому что никогда не попадала в подобные обстоятельства.