Между нами. На преодоление

Меня перебивают уже второй раз, это бесит, но заданный вопрос настолько простой и естественный, что не ответить не получается:

— Нет, спасибо…

Машет рукой в сторону, мол, проходи, и сам направляется вперед. Деваться некуда — иду следом, слегка закипая оттого, что визит затянулся.

Мы попадаем в просторную кухню, и где-то на задворках сознания я отмечаю, что у него большая квартира, совсем не чета моей скромненькой однушке-студии.

Твердо кладу пакет на стол и присаживаюсь на краешек стула, пока Мирон выуживает из холодильника продукты:

— Хочу поблагодарить за помощь.

Он мажет равнодушным взглядом по презенту, затем вскидывает на меня пугающие металлически-серые глаза:

— Не стоило.

Отрицательно качаю головой.

— Конечно стоило.

— У тебя всё в порядке? Матрас удобный? Замок работает исправно? — переводит тему, параллельно вытаскивая сковороду.

— Да, большое спасибо. Всё отлично.

Чтобы перебить необычную реакцию на первую между нами добрососедскую беседу, какое-то время наблюдаю за его слаженными быстрыми движениями: режет сливочное масло, которое через секунду шипит на тефлоне, плавясь, а потом разбивает на него штук пять яиц. Прохожусь по внушительной мужской фигуре и думаю, что на такие габариты можно добавить ещё минимум три. Сама я с трудом одолела бы два.

У меня такое ощущение, что Мирон забывает обо мне, отдаваясь своим раздумьям. Я встаю, чтобы попрощаться и уйти. Но в этот момент он резко оборачивается, ловя мой взгляд, и интересуется:

— А с братом помирились?

— Не разговаривали с тех пор, — выдаю сдержанно, хотя внутри всё ноет от обиды, потому что Альберт даже не попытался выйти на связь. Но это слишком личное, пусть у этого «личного» неделями ранее и были свидетели.

Воздух наполняется вкусным ароматом, от которого пустой со вчерашнего дня желудок жалобно сокращается. Вкупе с эмоциональной зажатостью это провоцирует мой стремительный побег.

— Мне пора, — проговариваю быстро и делаю шаг к выходу, кивая ему. — Ещё раз спасибо за помощь. И с потопом, и с остальным…

— Одного «спасибо» было достаточно, поверь.

Мужчина вдруг подходит к пакету и заинтересованно вытаскивает содержимое. Когда его глаза неодобрительно цепляются за белый прямоугольник, я непроизвольно напрягаюсь.

— Так и знал, что здесь что-то неладно, — протягивает раздраженно и заглядывает в конверт.

Воцарившаяся тишина длится всего ничего, но успевает надавить на виски тревогой. Не понимаю, почему мне становится так неуютно, если я всё делаю правильно?

— Нет, блядь, серьезно? — резко вскидывает голову и обдает обличительной укоризной. — Ты, само собой, потрудилась посмотреть стоимость товаров, чтобы вернуть все до копейки?..

Ну... если пересчитать, там ещё за слесаря и доставку... Но об этом лучше не упоминать.

Мое молчание Мирон вновь комментирует отборным ругательством. Рвано выдыхает, потом оборачивается и выключает плиту. Здорово, когда у человека так четко работают инстинкты. Я вряд ли в такой момент смогла бы вспомнить об угрозе пригорания яичницы.

А потом он грозно надвигается на меня, и все мысли тут же совершают позорную эвакуацию.

Черт возьми, я теряюсь в очередной раз!

Сосед останавливается ровно в шаге, неуловимым движением ухватывает мое запястье, разворачивает ладонь внутренней стороной вверх и смачно шлепает по ней злополучным конвертом, для надежности придавливая его своей лапищей.

— Не обсуждается.

И так же внезапно отдаляется, оставляя опешившую меня в смятении.

Господи, я даже объяснить не могу, чего именно испугалась, но сразу становится как-то легче дышать.

Пока до меня не доходит, что деньги он возвращает!

— Это неправильно, — очухиваюсь и толкаю свою правду. — Так нельзя.

На этот раз смело встречаю осуждение дымчатого взгляда. Вступаю с ним в бессловесный поединок и слышу чеканный вердикт:

— Неизлечимый диагноз «Я сама»? Тогда давай так: считай, это моя благодарность за то, что устранила дневные вопли из своей квартиры. Зачастую они были настолько невыносимы, что я удирал из собственного дома.

Я захлебываюсь то ли стыдом, то ли возмущением, то ли яростью. Первое — представляя описанную картину с братом и его девицей. Второе — вспоминая, как то же самое вытворял сам Мирон, только ночами. Третье — осознавая, мать вашу, что все это время он был уверен, будто вопли издаю я! Я! И фраза «Вы мешаете днем, я — ночью» в контексте одного из наших неприятных разговоров на балконе обретает однозначную трактовку и ударяет в голову порцией неконтролируемой злости.

Не замечаю, как сжимаю кулаки, безжалостно комкая деньги.

— Хорошо, — выдаю спокойно, удивляясь своему ровному тону, — не стану настаивать и приму твой жест... как моральную компенсацию за все ночи, когда по той же причине удирать из дома хотелось мне!..

Наверное, выплюнь я ханжески «Лицемер!», это звучало бы менее показательно. А так, кажется, будто на моем лбу горит триумфальное: лови ответочку, сосед!

— Приятного аппетита, — с холодной вежливостью бросаю напоследок и выдвигаюсь к выходу.

Благо, меня не провожают.

Дверь закрываю с особой осторожностью, чтобы не издавать хлопков.

Уже на своей кухне швыряю смятый конверт на столешницу островка и выдыхаю огненную смесь из ядовитой агрессии и свирепой досады через раздувшиеся ноздри.

Кто бы объяснил, какого черта я так реагирую!

Почему рядом с этим человеком буквально с первой минуты неудачного знакомства во мне пробуждаются самые неприглядные стороны характера?

Подумать только! Я ведь решила, что мы выкурили трубку мира, но сегодня наглядно выяснилось, что тропа войны всего лишь вильнула не туда, выписав лихой вираж, а теперь вернулась к обыденному направлению...

14. Неожиданный тандем и ночные откровения

Прикрывая знамя одиночества флёром «деловой колбасы»...

В последнее время настроение у меня стабильно тусклое. События вокруг ощутимо подрывают веру в собственную правоту. Я всерьез задумываюсь о своем характере и выискиваю всевозможные негативные стороны. Ну, с такими-то предпосылками грех не заняться самокопанием: стала изгоем в родной семье, грубила заинтересовавшимся мною незнакомцам, не поладила с соседом, который вроде как помог мне...

Мама по телефону все ещё разговаривает с обидой, Альберт на связь так и не вышел, а я... впервые чувствую себя до боли ненужной и покинутой. И неужели я действительно настолько... плохая?.. Оказывается, они прекрасно обходятся без меня, зато я чересчур зациклена на семейных узах и преувеличиваю свою роль в их жизни.

Работа — изумительный вид доступных мне антидепрессантов, которую я «принимаю внутривенно» день через день. Ухожу в неё с головой, усердно изучаю обновления на рынке общепита и даже уже прикидываю сценарий Новогоднего шоу, пусть до него ещё три месяца. В общем, тружусь на радость Габилу и во благо ресторану, прикрывая знамя одиночества флёром «деловой колбасы».