Миллионщик

Так-так!

— А где сама-то усадьба, отец? — настойчиво спросил я.

— А вон туда иди, по дороге, — махнул он костлявой рукой. — Версты три пройдешь, там и увидишь. Большой дом, беленый, с колоннами. Не промахнешьси!

Мы поблагодарили старика и двинулись дальше. Дорога шла через поле, на котором уже зеленели всходы озимых, потом снова нырнула в лес. И вот за очередным поворотом мы увидели усадьбу.

Она стояла на высоком берегу, над рекой, в окружении старого, заросшего парка. Большой, некогда красивый белый дом с колоннами и мезонином производил удручающее впечатление. Штукатурка облупилась, одна из колонн накренилась, окна на втором этаже были заколочены досками. Кругом чувствовалось запустение, упадок.

Мы подошли к кованым, заржавевшим воротам, вошли в скрипучую калитку. Во дворе было тихо, только ветер шелестел в ветвях старых лип. И вдруг стукнула дверь, и на крыльцо вышла она.

Ольга.

Она была в простом, темном платье, без всяких украшений, прекрасные темные волосы собраны в скромный узел на затылке. Она выглядела повзрослевшей, в глазах читались усталость, тревога и какая-то затаенная боль. Но она была все так же прекрасна.

И в тот миг, когда наши взгляды встретились, я понял, что пропал. Влюбился, как мальчишка, с первого взгляда, без памяти, безрассудно.

«Дожил!» — мелькнула в голове ехидная мысль, которую я тут же прогнал.

Девушка окинула нас взглядом, и в глазах ее мелькнул испуг.

— Вы кто такие, господа? — спросила она строго, и голос ее прозвучал холодно и настороженно. — Что вам здесь нужно?

О-о-о-о черт! Тут только я понял, как выглядит в ее глазах наше вторжение! Толпа незнакомых мужчин, с оружием, вдруг без спроса вошла в усадьбу! Тут кто угодно испугался бы…

Торопясь исправить ошибку, я шагнул вперед, сняв шляпу.

— Ольга Александровна? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Бога ради, не пугайтесь. Покорнейше прошу извинить нас за вторжение, но мы к вам с добрыми вестями. От вашего брата, Владимира Александровича.

При упоминании брата лицо ее тотчас разительным образом переменилось. Строгость исчезла, сменившись изумлением, радостью, надеждой.

— От Вальдемара? — переспросила она. — Откуда вы… Вы его знаете? Где он? Что с ним?

— Он жив, здоров, — поспешил успокоить я ее. — И просил передать вам вот это.

Я достал из дорожной сумки то самое письмо, которое Владимир написал еще на Амуре, и протянул ей. Она взяла его дрожащими руками, узнала почерк брата, и по ее щеке скатилась слеза.

— Он жив… какое счастье! — вымолвила Ольга, прикрыв на мгновение глаза и прислоняясь спиною к двери. — Господа, извольте пройти в наше скромное жилище! — произнесла она тихо, будто бы все еще не веря своему счастью.

— Ступайте, мы подождем вас! — произнес Рекунов, критически оглядывая запущенный сад.

Мы с Изей вошли в дом. Внутри царил тот же упадок, что и снаружи. Мебель была накрыта чехлами, в воздухе стоял запах сырости и запустения.

Ольга провела нас в небольшую гостиную. Вскрыла конверт и, сев у окна, углубилась в чтение. Я стоял и смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Смотрел на ее склоненную голову, на длинные, дрожащие ресницы, на тонкие пальцы, сжимавшие письмо.

Она дочитала, подняла на меня глаза, полные слез и вопросов.

— Расскажите, — попросила она. — Расскажите все.

И я начал рассказывать. О нашей встрече с Владимиром на каторге, о побеге, об Амуре, о нашем прииске. Я говорил долго, стараясь не упускать никаких подробностей, кроме тех, что касались моего прошлого. Рассказывал о его мужестве, о тоске по дому, о том, как он беспокоился о ней и о младшем брате.

Она слушала, затаив дыхание, и слезы медленно текли по ее щекам. Но это были уже слезы не горя, а облегчения и радости.

В этот момент в комнату вошел мальчик лет четырнадцати, высокий, худенький, очень похожий на Владимира, а за ним — пожилая сухопарая дама.

— Оля, кто это? — спросил юноша, с недоверием глядя на нас.

— Это… это друзья Володи, Миша, — сказала Ольга, и голос ее дрогнул. — Они привезли от него письмо.

Так я познакомился с Михаилом, младшим братом. Дама оказалась мадам Делаваль, бонной мальчика.

Кухарка подала чай. Мы сидели в большой, холодной гостиной, где мебель была укрыта белыми, похожими на призраков, чехлами. За окном сгущались синие майские сумерки, а в комнате горела одна-единственная свеча, отбрасывая на наши лица дрожащие тени. После первых слез радости и сбивчивых расспросов о Владимире разговор перешел на их нынешние беды.

— Ваше поместье выглядит очень неухоженным. Где вся прислуга? — недоумевал я, вспоминая что когда-то Ольга появилась на тюремном дворе в сопровождении кцчера и лакеев.

— Увы, с того дня, как объявили свободу для крепостных, почти вся дворня нас покинула, — пояснила Ольга Александровна. — Остались лишь кухарка и сторож — он приходит ночью. Экипаж пришлось продать, как и многое другое. Имение тоже заложено, а тут еще и расходы на этот злополучный судебный процесс…

— Так, кажется, это ваш сосед, Мезенцев, подал на вас в суд? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал по-деловому, хотя сердце буквально колотилось от ее близости. — Владимир упоминал об этом. Но я думал, это простое недоразумение.

Ольга горько усмехнулась. На ее бледном, уставшем лице это выглядело особенно печально.

— Недоразумение, говорите? О, если бы! Это не недоразумение, господин Тарановский. Это подлый грабеж.

— Но на каком основании? — вмешался Изя, который до этого скромно молчал, но теперь его коммерческое чутье не выдержало. — Земля ведь-таки ваша! Документы, планы межевания — все должно быть.

— Документы… — вздохнула Ольга. — Они есть. Только вот Мезенцев представил в суд какие-то свои, новые. Якобы при межевании, еще при дедушке, была допущена ошибка, и вся наша земля за рекой, та, что к лесу примыкает, на самом деле принадлежит ему.

— Но это же абсурд! — воскликнул я. — Это же самая ценная часть вашего имения, как я понимаю. Тот самый лес, который хотели купить те… французы.

— Именно, — кивнул Михаил, младший брат, который сидел рядом с сестрой и смотрел на меня с юношеской доверчивостью. — Я там каждое дерево знаю! Это наша земля, испокон веков! И сам Мезенцев никогда против этого не возражал. Буквально три года назад он еще ходил с папана охоту на вальштепа аккурат по тем землям и не имел никаких возражений против их принадлежности!