Мои были

Может быть, уместна такая чудовищная давка при пожаре, когда нужно спасаться от дыма, огня и от возможной гибели, что естественно. Но никак непонятна такая безобразная толкучка, когда люди пытаясь пролезть обязательно первыми, кулаками и пинками прокладывают себе путь вперёд, чтобы первыми участвовать в так называемых выборах. Крики, ругань, оскорбления сыплются отовсюду. Все бегом устремляются к столам, где выдают бюллетени для голосования и так, как будто этих бумажек мало и на всех не хватит. Зачем нужна такая вакханалия, такое буйство, нам неведомо. Может тут действует какая-то неизвестная неестественная сила. А как понимать этих разъяренных военных людей, стремящихся быстрее проголосовать? Разве в течение времени, отведённого для голосования с шести часов утра до двадцати часов вечера не хватит времени проголосовать? Да за это время на одном только участке не спеша могут проголосовать тысячи людей, тем более что в бюллетенях в то время означены были два кандидата - один в Совет Союза и один в Совет Национальностей, настоятельно предложенных Коммунистической партией СССР. Но может быть первых проголосовавших похвалят перед строем военнослужащих или отметят в приказе по дивизии, но не всех. Так зачем нужно давиться всем в толпе, и при этом получать синяки и шишки и даже увечья. Я не утрирую. Зачем надо обязательно проводить такое бестолковое соревнование за право быть обязательно впереди. Нам говорят; что надо стремиться быть первым всюду в хорошем и полезном обществу деле. А что при этом не надо стесняться расталкивать и отталкивать локтями плечами соседей и добиваться своей цели любым, даже преступным путём. А всегда ли это необходимо?

Ю.Сахалин.Пос. Сокол. 1953г.

102. АНГАРИЧ.

В 1953 году закончилась война между Северной Кореей и США. Наши лётчики летали с острова Сахалин и принимали участие в воздушных боях. А нас держали на острове Сахалин видимо для привлечения к военным действиям, происходящим в Корее. Война закончилась, мы оказались не нужны там, и нас отправили на "Большую Землю". Если два года назад мы шли на пароходе туда с приключениями, то сейчас, на обратном пути таких приключений не было, и мы благополучно прошли по морю весь путь до Владивостока. Там погрузились в телячьи вагоны товарного поезда и через неделю прибыли к месту новой службы - на небольшую станцию под названием "Ангарич" Забайкальской железной дороги. Время было зимнее, и нас вместо торжественной встречи с оркестром встретил сильный мороз. Температура наружного окружающего воздуха доходила до минус 56 градусов по Цельсию. Доходило до того, что пары выдыхаемого воздуха замерзали у самого носа, особенно при нахождении на открытом пространстве долгое время. Нам предстояло привыкнуть к такому холоду и работать в таких условиях. Зато мало было ветра, сырой погоды и побольше солнца.

Станция Ангарич - небольшой по размерам разъезд со всеми атрибутами, необходимыми для обслуживания проходящих поездов. Жильё в посёлке - щитовые дома - бараки и рубленые деревянные дома. В щитовых домах проживали временно приехавшие по организованному набору рабочие - в основном женщины, а в деревянных домах жили семьи, которые приехали в давнее время, Они имели разработанные приусадебные участки, на которых летом можно выращивать картофель, овощи и ещё что-то полезное, так как летом в этих местах много солнечных дней. Постоянно живущие здесь люди имели в своём домашнем хозяйстве коров и мелкий домашний скот и жили они если не припеваючи, то уж не безбедно. В долине небольшой речки Керак росли высокие и густые травы, и потому для содержания скота можно было заготавливать достаточно кормов. Полностью трава в долине никогда не скашивалась и оставалась для удобрения. В долине летом очень много голубики и кое-где отдельными местами от неё разливалась синева.

Теперь мы стали служить в железнодорожных войсках и сменили голубые погоны на чёрные. Мы поселились в щитовые дома. В таком доме - бараке в средине установили металлическую печь, которая должна служить для отопления и сушки одежды солдат после дневной работы. Оружие наше - карабины у каждого солдата и один ручной пулемёт на одно отделение. Оружием мы не пользовались, так как не было нужды, а только раза три за два года постреляли на учебном полигоне для тренировки.

Наша задача, которую нам предстояло выполнить - это построить насосную станцию для подачи чистой воды из искусственного водоёма на железнодорожную станцию для снабжения паровозов. В то время основной тяговой силой на железных дорогах были паровозы, которым нужны топливо и вода. В тех краях воды было недостаточно, а потому решено было построить насосную станцию чистой воды в верховье маленькой речки Керак - притока Уркана. Солдаты, служившие раньше нас, вырыли шахту, пробили шурфы, которые начинили взрывчатым веществом, взорвали и в результате образовался водоём размером 500x50x20 метров . Нам следовало обустроить шахту, пройти тоннель между водоёмом и шахтой, обустроить и оградить водоём, построить водопровод от насосной станции до водонапорной башни, расположенной на железнодорожной станции, смонтировать оборудование - насосы, арматуру, трубы. Чисто монтажными работами занимались вольнонаёмные монтажники. А всю подготовительную работу - земляную, бетонную, металлическую, деревянную, каменную проводили мы, солдаты. Работа, особенно земляная и каменная, физически тяжёлая, а тем более проводимая в зимних условиях, требовала много мускульных сил.

На Сахалине у нас раньше солдатский паёк был хороший, достаточный и там мы не испытывали дискомфорта, ни голода, ни полголода, хотя тоже зачастую занимались тяжёлой физической работой. А здесь мы сразу почувствовали тощий паёк, недостаточный для восстановления сил, уходящих при работе с мёрзлым и каменистым фунтом. Здешний тощий паёк ещё был ужесточён тем, что не хватало разнообразия продуктов, как это было во Владивостоке. Нас стали здесь на стыке годов кормить почти одними картофельными блюдами. На наш вопрос, почему нас так плохо потчуют, заместитель командира роты по политической части старший лейтенант Тимошков пытался объяснить и даже приказывал и просил понять то, что прошлогодние лимиты на продовольственное снабжение нашей воинской части закончились, а лимитов на начавшийся год ещё нет. И вроде бы надо пока потерпеть, тем более, что и он сам потребляет такой же паёк и при этом молчит. И безмозглое, пресловутое напоминание его нам о том, что советский солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы. Такие объяснения нас не устраивали и мы были недовольны таким положением и пытались доказывать то, что без нормального питания мы, солдаты, много работы не сделаем, и это должны были бы понимать все без исключения руководители и командиры. Мы не понимали, причём тут какие-то лимиты в то время, когда надо выполнять нужную и физически тяжёлую работу, и стали ставить вопросы об улучшении нашего питания, и были уже на грани "бузы", что недопустимо для существовавшей в ту пору Советской армии. А почему надо обязательно ехать на солдатах, которых обязали переносить все и всякие тяготы и лишения? Из Читы, из штаба командования железнодорожными войсками приехал офицер, снизошёл до нас, и с которым мы поговорили и доказали свою правоту. И получили почти немедленный результат. Через короткое время к нам привезли калорийные мясные и молочные продукты, жиры и крупы. Они появились безо всяких лимитов, после чего наш паёк намного улучшился и стал не хуже того, что было на Сахалине. И жить нам стало лучше, и работа пошла веселее.

Моя задача была в том, чтобы составлять планы работ на месяц, неделю с разбивкой по дням и представлять их на утверждение руководству. Надо ежедневно выдавать солдатам конкретные задания, следить за их выполнением и направлять всю работу, в том числе устранять появляющиеся в процессе работы ошибки, делать всё для качественного и количественного выполнения работ. Вечером нужно было составлять рапорты о проведённых работах каждым солдатом и всем отделением за прошедший день и процент выполнения их. Такими документами я отчитывался за сделанные дела, отдавал их по команде помощнику командира взвода, который отдавал их замполиту роты Тимошкову, а тот их от нечего делать читал, находил недочёты, проценты невыполнения норм, прорабатывал нас за недостатки и давал указания, чтобы не допускать невыполнение задания и лучше работать. Эта моя рутинная никому ненужная работа продолжалась до поздней ночи, так как солдат в отделении насчитывалось до 23 работающих. Руководители наши - командир роты майор Гайдаманов и его заместитель старший лейтенант Станюкович - инженеры и занимались организацией строительных и монтажных работ, и наши такие, зачастую липовые отчёты не смотрели и не читали.

Не обходилось без накладок. Мне потребовалось поехать по производственным делам на фузовом автомобиле от места работы до железнодорржной станции - на расстояние до полуторых километров. В пути что-то нехорошее случилось с мотором - он почихал, полыхал и заглох. Как лотом выяснилось, причина была в неплотно закреплённом конце бензопровода к баку с горючим, из которого вытекала струйка бензина. Мы вышли из кабины. Водитель с большой бумажной самокруткой, начинённой махоркой, курил и дымил, как паровозная труба. Он открыл капот автомобиля, чтобы отыскать место неисправности, и устранить её. Бензин вытекал и попадал на двигатель, вспомогательное оборудование и на горячий коллектор. Ото всего оборудовайия исходил резкий залах паров бензина. Я заметил водителю, что с такой тлеющей махорочной самокруткой в зубах лезть вовнутрь под крышку капота нельзя, а нужно отбросить её возможно подальше. Водитель был ко мне недоброжелателен, завидовал тому, что я был одет в новый белый полушубок, да тут ещё сделал ему предупреждение" и он воззрился на меня как на злодея и с ненавистью сказал: "Иди отсюда и не мешай мне работать". Я ушёл и уселся в кабину, а он продолжил работать под капотом с самокруткой в зубах.

Через короткое время раздался хлопок, похожий на небольшой взрыв, и пламя огня охватило капот и водителя. Я выскочил из кабины, но пока не знал, что делать; так как пламя бушевало и подойти близко к нему было опасно. Водитель сам сумел отскочить от горящего автомобиля. Кожа с его рук слезала, свисала, болталась чёрными клочьями и горела. И он не позволял мне приближаться и трогать его. Невероятный его рёв и мой крик услышали рабочие и солдаты, работавшие на строительстве водопровода, и быстро прибежали к нам. Его подхватили под руки и пешком привели в медпункт, находящийся в посёлке. Во всё время пешего пути он беспрестанно выл и кричал от боли, и на чём свет проклинал мою голову. Только за что? Не знаю. В медпункте ему ввели обезболивающее средство - пантопон, и он немного утих. Затем его посадили в проходящий пассажирский поезд и увезли в стационарную больницу. Надо иметь в виду, что это происходило в зимнюю стужу в феврале 1964 года. И хотя все пытались как-то укрыть его голые обгоревшие руки, лишённые кожного покрова, мороз добирался до них, и какие физические процессы происходили с руками в таких условиях, никто не знал. А все знают, что в сильный мороз нужно тщательно укрывать обнажённые части тела тёплой одеждой, хотя и защищённой кожным покровом. Мы его больше не видели.

Отвечал перед властями безопасности за несчастный случай с этим водителем командир роты майор Гайдаманов. А меня с неудовольствием вопрошали, почему я его не оттащил с горящей папиросой заранее, или хотя бы вырвал у него эту папиросу, или схватил бы какой-либо предмет, шлёпнул бы его так, чтобы он отлетел от капота с разливающимся бензином. Мне потом не однажды и очень уверенно говорили опытные водители, что бензин загорелся не от папиросы, но почему-то не говорили об опасности курения или появления огня вблизи горюче- смазочных материалов. Об этом постоянно говорят преподаватели при обучении, руководители на производстве, работники противопожарных служб. Мы почему-то не всегда слушаем и слышим их. Я могу согласиться с тем, что бензин или его пары вспыхнули не от самокрутки, так что же надо оправдывать курение вблизи горюче- смазочных материалов? А бензин вспыхнул, и руки обгорели!

Говорят, что дуракам закон не писан. Этот водитель мог не знать всех законов и правил безопасности. Но он должен знать правила поведения, находясь и работая вблизи открытых легковоспламеняющихся материалов.

Прежде чем посадить его за руль автомобиля, ему обязательно и долго толмили, талдычили и объясняли во время обучения и периодических инструктажей об опасностях, предостерегающих его при нахождении вблизи с таких веществ, да ещё с горящей папиросой. Исходящие пары от всех горюче- смазочных материалов при соприкосновении с кислородом воздуха могут вспыхнуть или взорваться от невысокой температуры или от искры.

Не всегда и всё у нас хорошо, сладко, гладко и морщин не знатко. Бывают недочёты, неурядицы, ошибки, в которых мы сами виновны. В отделении солдат Васильев выпил лишнего спиртного и в нетрезвом виде попал на глаза старшему начальнику и поспорил с ним. Ему влепили несколько дней отсидки на гауптвахте в наказание за неуставное поведение. В посёлке, где мы размещались, не было своей гауптвахты, и мне приказали везти нарушившего устав моего подчинённого на поезде в город Сковородино, там его сдать полковым властям для отбытия наказания. Мы едем в поезде. Мой подопечный товарищ купил спиртное и предложил мне составить ему компанию. Сначала я не согласился с его предложением, но он упрекнул меня в чрезмерном отдалении от рядового солдата, твёрдо пообещал то, что он меня не продаст, что он добросовестно отбудет своё наказание, не будет подводить меня в дальнейшем, и что мне не следует беспокоиться. Я поддался на его разговоры как мягкая глина, и согласился с ним. Но знать бы, где неожиданно упасть, то не забыть бы под бока соломки постлать. Вместо того" чтобы запретить ему нарушать воинский устав, я сам пошёл туда же во время пути мы много говорили о делах, далёких от воинской службы. Он был возрастом старше меня и уже побывал в местах, где исправляли трудом, как тогда говорили.