Мои были
Шрифт:
Мы вышли из вагона и пошли в часть. Дорогой продолжали громко говорить и даже спорить. В пути нас настиг командир полка, едущий в автомобиле в свою часть. Водитель отчаянно сигналил нам, чтобы мы уступили дорогу и сошли со средины дороги, а мы со своими разговорами не обращали на них никакого внимания. Они всё-таки обогнали нас и остановились. Командир полка вышел из кабины и грозно вопросил нас, кто мы и куда направляемся. Мне пришлось вытянуться в струнку и объяснить всё то, что есть. Врать и придумывать ничего не надо - попал так отвечай, почему не исполняешь воинский устав. Он посадил нас в автомобиль и отправил на гауптвахту. Меня посадили в небольшую комнату - за стеной которой, работала большая печь, и было очень жарко вместо холода. Там я пробыл полсуток. Ко мне подходили местные хозяйственники и предлагали идти заниматься делами, а конкретно руководить солдатами, отбывающими наказания
Ст. Ангарич. Амурская обл. 1954 - 1955 г.г.
103. ПОПАДАЮ ВПРОСАК.
Я закончил свою службу в Советской Армии в 1955 году и поехал на побывку в деревню, где я родился и жил я и вырос и из которой ушёл семь лет назад. Позади остались годы обучения в школе Ф.З.О., трёхлетняя отработка в лесной промышленности и четырехлетняя служба в армии. Я приехал и поселился в своём уцелевшем доме. Наша усадьба это дом с жилой и нежилой избами, хлев, конюшня, амбар, погреб, баня, картофельное подземное хранилище были целы, не разрушены, только требовали ремонта. Питался в доме дяди Василия, у которого четверо взрослых своих детей, и вдобавок у него воспитывалась моя младшая сестра Вера, к тому времени шестнадцатилетний человек.
Была ранняя осень. Колхозники занимались уборкой и обработкой урожая, подготовкой к предстоящему зимнему сезону. Работы было более чем достаточно и на колхозном поле и дома. А я приехал, был свободен и мог бы чем- либо помочь и в поле и в доме и спросил об этом дядю Василия. На что он вполне серьёзно ответил категорическим отказом, мотивируя тем, что я много наработался и раньше в колхозе и в промышленности и в армии и послал отдыхать и гулять в окрестных лесах, что я и делал целыми днями и иногда собирал ягоды, а то и пытался охотиться, из чего ничего не получилось.
В один из таких дней во время прогулки в лесу я повстречался с вооружённым оперативником. Оперативники это полувоенные люди, служившие в системе ГУЛага, а конкретно в отдельных лагерных пунктах Вятского лагеря Народного Комиссариата Внутренних Дел СССР. Они эти оперативники довольно часто приходили в наши деревни, беседовали с жителями, разъясняли, что представляет собой этот громадный, по нашим меркам, лагерь для заключённых там незаконопослушных людей и преступников. Они предупреждали нас всех о том, что из лагеря иногда убегают заключённые, и что они могут быть со злыми и недобрыми намерениями и что при встрече с такими людьми надо быть очень осторожными, ибо они могут сделать всякую пакость, вплоть до нападения и убийства, и при появлении в округе незнакомых людей и что всем нам надлежало незамедлительно сообщать о них в органы власти.
Мы внимательно выслушивали оперативников и по возможности старались исполнять их наставления, предупреждения и советы. И вот я сам оказался в роли такого незнакомого человека и встретился лицом к лицу с оперативником. Он насторожился и сразу выхватил наган из кобуры.
"Кто такой? Предъяви документы!" При мне не было никаких документов. Одет я был в простой пиджак, штаны, рубашку, в солдатские ботинки, без головного убора. День был ясный, солнечный, стояла тёплая погода. Я стоял с минуту как истукан, не способный вымолвить ни слова, потому что прекрасно понимал, что я не туда попал. Наконец я громко произнёс: " Я здесь родился, жил и вырос" Оперативник, человек лет сорока повыше меня ростом, среднего телосложения что-то подумал и сказал: "Я всех жителей ближних деревень в основном знаю, а тебя никогда здесь не видел, а потом после паузы спросил: "Ну хорошо, а кого ты знаешь из "жителей деревень?". Я назвал несколько имён жителей, места расположений их домов и усадеб в своей деревне, и тем самым убедил его в том, что я есть местный житель, а не сбежавший из лагеря заключённый. Он понял меня и понял то, что немного переборщил, когда вытащил и выставил передо мной свой наган, и затем извинился. Я ему рассказал то, что меня тут не было много лет, в течение которых многое могло измениться, в том числе могли смениться
и многие работники правоохранительных органов. Мы разошлись с миром. Я никому ничего не говорил, а тот товарищ при очередной беседе с жителями рассказал о нашей с ним встрече в лесу, после чего наши соседи посмеялись над моей нелепой с приключением, неудачной прогулкой. Время моего ничегонеделания должно было закончиться, и я ушёл работать туда, где я работал до службы в Советской Армии.Я лечусь и отдыхаю в санатории "Голубая Бухта" в городе Геленджике, расположенном на берегу Чёрного моря.
С утра нас всех лечащихся и отдыхающих осматривают и опрашивают врачи и назначают лечение в виде медикаментов, разных процедур и прогулок по лесу и купания в море.
В лесу на свежем воздухе можно гулять столько, сколько душе угодно. А в море зона купания огорожена, но мы зачастую не обращаем на ограждающие поплавки никакого внимания и заплываем довольно далеко в море. При купании и плавании в морской воде держаться много легче, чем на речной или озёрной воде. Нам нравилось отдыхать, гулять по лесу, по побережью моря, бесконечно наблюдать набегающие на песчаный и галечный берег волны и их отлив от берега, это постоянное движение воды вперёд и назад.
В одной из таких прогулок по берегу моря я зашёл довольно далеко. Наступил вечер, сумерки и стало быстро темнеть. На юге время вечера очень короткое, и после захода солнца быстро темнеет. Море ещё давало какой-то отсвет, а берег стал тёмным. Под ногами прибрежная полоса покрытая крупной и мелкой морской округлой галькой и песком, а после полосы начинается крутой подъём к площади, на которой растут кусты и мелкие деревья. На краю этой площади вдоль побережья на приличной длине были вырыты траншеи во время минувшей войны. Теперь эти траншеи осыпались, обвалились и представляли собой бесформенные длинные рвы.
Я шёл в обратном направлении и поторапливался. Волны набегали на галечную отмель и откатывались обратно с небольшим плеском, создавая монотонные чередующиеся звуки.
Вдруг вспыхнул огромный луч света, исходящий с высокого берега и освещающий прилегающий участок моря, и стало светло, как днём при солнце. Я поднялся наверх и увидел небольшое закрытое помещение, в котором установлен очень крупный прожектор. Солдаты в пограничной форме выкатили этот прожектор по рельсовому пути из закрытого помещения, и тут заметили меня стороннего человека и доложили об этом своему командиру. Офицер подошёл и спросил, как я мог очутиться тут в запретной пограничной полосе. Я рассказал всё то, что было, и как я оказался здесь. Офицер, старший лейтенант поверил мне на слово и сказал, что тут проходит государственная граница и посторонним лицам делать здесь нечего и с миром отпустил меня. Я спустился обратно на галечную отмель и ушёл к себе в санаторий. Больше я туда далеко не ходил и всем рассказал об этом лечащимся и отдыхающим в санатории знакомым, чтобы они не заходили туда, ибо пограничная полоса это есть серьёзное сооружение государственной важности.
Почему-то руководители санатория не предупреждали всех отдыхающих и лечащихся о том, что рядом находится пограничная застава, и мы об этом не знали, хотя медицинские работники постоянно с нами общались, говорили о вреде длительного загорания на солнце, запрещали заплывать в море за ограждающую сеть- бечеву с закреплёнными на ней поплавками и красными флажками и могли бы сообщить нам о наличии вблизи расположенной пограничной заставы.
Г. Геленджик. Краснодарский край. 1975г.
104. В ГОСПИТАЛЕ.
Я служил и работал на строительстве водонасосной станции в Амурской области и приболел очень серьёзно. Пришла разбитость, слабость, одышка при физической нагрузке. Обратился сначала к медикам своей воинской части, в которой имелось допотопное санитарное оборудование для поддержания здоровья и излечения захворавших солдат. Несколько коек, бинты, йод, мази, медикаменты, банки, спиртовки служили для лечения и изгнания мелких заболеваний военнослужащих. В санчасти моё заболевание определили как простуду и острую респираторную вирусную инфекцию и стали излечивать от такой заразы имеющимися средствами. Эти меры оказались недостаточными, бесполезными.
Меня отправили в 306-й военный госпиталь, расположенный в городе Белогорске. Там провели серьёзные обследования и обнаружили туберкулёз лёгких с основательным поражением их. Врачи и персонал госпиталя интенсивно лечить меня и убрать, изгнать эту заразу из моего организма. Для этого стали применять все известные в то время лечебные мероприятия и использовать современные медицинские препараты с соблюдением гигиенического и диетического режимов. Было предложение применить хирургическое вмешательство, но от этого отказались.