Мои дорогие привидения

– «Нас» – ты имеешь в виду Баюна, Настю, себя?

– Нас – нелюдей, – она повернула голову. Глаза девушки потемнели и чем-то неуловимо напоминали то мгновение в дубовежском скверике, когда Федя увидел, как красота Оксаны становится пугающей. Но теперь страха не было, потому что почти сразу писатель разглядел в бездонных этих глазах слёзы.

– Вы люди. В широком смысле слова. Ну, Котофей Афанасьевич – кот, хотя с его способностью мыслить…

– Мы – нелюди! Выродки! – выкрикнула она и, уткнув лицо в колени, зарыдала. Фёдор поднялся, подошёл к плачущей русалке, попытался тронуть за плечо – но рука прошла насквозь.

«Твою ж…», – он с досадой поглядел по сторонам, и тут заметил на противоположном берегу такое, что разом забыл и об услышанном, и о слезах. К мостику подходили юноша и девушка. Юношу Федя не знал, но вот девушку узнал моментально.

Это была Оксана.

Моложе, разумеется – вчерашняя школьница, ещё не такая фигуристая, и волосы не распущены свободной гривой, а старательно заплетены в длинную, ниже пояса, косу. Да и костюм… По сравнению с современной версией, эта, семилетней давности, выглядела невероятной скромницей в своём джинсовом сарафанчике, заканчивавшимся совсем чуть-чуть выше колен.

Пара говорила о чём-то, но Фёдор к своему удивлению не мог разобрать ни слова. Сначала он решил, что мешает шум реки, однако потом понял: слова долетают искажёнными, будто с зажёванной магнитофонной кассеты. Однако по лицам и по общему тону было ясно, что разговор непростой, и что обоим он даётся тяжело. Паренёк хмурился, то и дело отрицательно мотал головой, либо с деланным безразличием начинал смотреть по сторонам. Девушка выглядела просящей, или даже умоляющей, она постоянно стремилась заглянуть в глаза спутнику, и во всей её фигурке было что-то хрупкое. Хрупкое – и сломленное.

Затем сцена переменилась, словно произошла резкая склейка кадров при монтаже фильма. Семнадцатилетняя Оксана на дубовежском берегу выпрямилась, напряжённо вытянувшись – и влепила своему спутнику пощёчину, звук которой донёсся даже до Фёдора. Паренёк ошалело уставился на нее, затем оттолкнул девушку и сердито зашагал по дороге обратно к городу.

Однако не успел он сделать и десятка шагов, как река поднялась из берегов. Видимо, это произошло совершенно бесшумно, потому что парень обернулся – нехотя, хмурясь и недовольно кривя губы – только на движение головы и губ Оксаны. Похоже, девушка его окликнула. Обернувшись, он выпучил глаза, увидев за её спиной стену воды высотой метров в двадцать. Фёдор судорожно сглотнул: он вдруг вспомнил, что к путешествиям во времени бессмертие не прилагается.

Парень завопил – искажённый крик прозвучал слабенько, отдалённо – и кинулся бежать по дороге, но заколдованная река со скоростью бешеного горного потока ринулась следом и в мгновение ока настигла беглеца. Вода завертела его, вскинула вверх, ещё и ещё, ломая и сокрушая. А в эпицентре водоворота, на совершенно сухом берегу, стояла, скрестив на груди руки, юная русалка и, подняв голову, яростными глазами следила за происходящим.

Глава 16. Ночная дорога

Никогда ещё Федя не задерживался в прошлом так долго. День уже догорал, лес наполнился вечерними тенями, а они всё продолжали сидеть над оврагом. Несколько раз писателю приходилось прятаться в густых зарослях чуть ниже по склону – например, когда примчался пропылённый зелёный УАЗик, и из него выскочил одетый в камуфляж рослый мужчина с кустистой бородой. Увидев то, что осталось от тела парня, он сперва схватился за голову, а потом, кинувшись к семнадцатилетней Оксане, обнял её и прижал к себе.

Девушка взахлёб рыдала на груди у отца, а тот совершенно растерянным взглядом осматривал место происшествия. С момента ссоры и до того, как появился Христофор Михайлович, прошло около часа, и Фёдор даже заподозрил было, что у многочисленной родни русалки имелись некие собственные средства связи друг с другом. Однако потом парень вспомнил Ивана, приехавшего к Наине Киевне с новостями о заболевшей сестре – и понял, что просто так сложились обстоятельства. Скорее всего, и водяной, и его дочь, и погибший парень были в Дубовеже, а Христофор Михайлович либо заранее условился с Оксаной о том, где её забрать, либо отправился разыскивать девушку целенаправленно.

Дальнейшие события промелькнули невзрачной серой чередой. «Скорая» увезла тело. Милиционеры некоторое время выискивали на берегу следы и расспрашивали Оксану. Потом они уехали, а следом укатил и УАЗик водяного, забравшего дочь. Приезжали ещё какие-то люди – в одном Федя распознал эксперта-криминалиста, поскольку тот повторно и очень тщательно прочесал весь клочок речного берега, и даже упаковал в пакетики какие-то предметы. Кажется, это была пара сигаретных окурков. Другой определённо был репортёром: он быстро сделал несколько снимков берега с разных точек, и тоже отправился восвояси.

«В Дубовеже есть собственная газета?» – удивился писатель.

Всё это время двадцатичетырёхлетняя Оксана продолжала сидеть, уткнув лицо в колени, и только порой её плечи снова начинали вздрагивать от сдавленных рыданий. Иногда этот плачь прорывался стоном раненого животного, но русалка упорно не меняла ни место, ни позу. Наконец, когда сумерки уже совсем окутали лес, девушка медленно поднялась.

– Я хочу, чтобы ты это предотвратил, – без обиняков заявила она.

Фёдор судорожно сглотнул, бросил взгляд на противоположный берег. Поразмыслил, подбирая слова.

– Оксана, мне такое не по силам. Никакой моей фантазии не хватит придумать средство, которое усмирило бы реку.

– Это и не нужно, – мотнула головой девушка. – Я показала тебе тот день, чтобы ты увидел, к чему всё пришло. Ты можешь переместиться в более раннее время, и исправить там, спокойно и без риска для себя.

– Дело не в риске, – попытался было объяснить парень, но прервался и махнул рукой. – Я попробую. Только мне придётся расспросить тебя, потому что…

– Потому что нужно знать, чтобы составлять план и действовать, – кивнула она. – Семь лет назад я убила своего парня. Потому что подозревала его в измене и ещё потому… Потому… – русалка болезненно вздрогнула, схватилась ладонью за горло, с тоской оглянулась на реку.

– Потому что это он сказал? – понял Федя. – «Нелюди»? Это были его последние слова.

Оксана всхлипнула и, не в силах говорить, лишь кивнула.

– Ты уверена в факте измены?

Она отрицательно замотала головой. Писатель деликатно принялся разглядывать вечерний лес, и минуты через две-три снова услышал голос девушки:

– Я даже сейчас не знаю, как было на самом деле. Может… может даже, ничего и не было.

– Когда случилась измена?

– В вечер выпускного бала. Мы поссорились накануне, и я пошла на бал сама, а он сам.