Мои дорогие привидения
Шрифт:
– Как его зовут?
– Дима. Его звали Дима Игнатьев, – прошептала русалка.
– Вы поссорились, – напомнил парень.
– Да. Я пришла одна, думая, что мы встретимся уже там и помиримся. А он пришёл с другой.
– С кем? Если это важно.
– С Олей Ильюшиной. И да, это важно, потому что это она, я почти уверена, что она, рассказала ему о том, кто я. Кто такие все мы, – Оксана принялась расхаживать туда-сюда, заламывая руки и дрожа в мелком ознобе. – Я ведь не хотела, чтобы он так узнал. Не все же такие дружелюбные, как ты! – она с тоской посмотрела на писателя. – Чтобы нормально восприняли, присмотрелись,
Федя невесело усмехнулся.
– Конечно, я собиралась ему сказать, только попозже. Подготовить сперва, потихоньку, ну, чтобы без шока. Но когда он сказал это там, у реки… Я поняла, как он на меня смотрит. Никогда так не смотрел. Это было больнее, чем если бы ударил. Он сказал – а я не отрицала. И он начал уходить, а я… мне…
Девушка снова закрыла лицо руками.
Выждав несколько минут, Фёдор тихонько прокашлялся и, стараясь говорить как можно мягче, спросил:
– Это от Ольги ты узнала об измене?
Оксана кивнула.
– Но Ольга могла и соврать.
Ещё один кивок.
– Ясно, – писатель задумчиво окинул взглядом уже почти стёртый темнотой пейзаж. – Думаю, нам пора.
Они спустились на дорогу, перешли по мосту реку и направились в Дубовеж. Там, на окраине, спасительная дверь ждала под видом калитки в маленьком загончике для кур.
– Ольга ещё живет тут, в городе? – спросил Федя, пока они медленно брели по дороге.
– Нет. Она уехала, теперь в Петербурге живёт. Замужем.
– А Игнатьевы?
– Тоже уехали. Меня никто никогда не подозревал в случившемся. Нет, отец-то знает, родня – догадывается, но у нас своих не принято выдавать. Так что или молчат, или молчат – и сторонятся.
«Как Настя», – подумалось Фёдору.
– Дима с Олей сидели за одной партой в школе. Мы все из одного класса, у нас в начальной школе учительница любила рассаживать по алфавиту. Мне место досталось на первой парте первого ряда, я же Акимова, – она тихонько фыркнула. – Ну а после уже все рассаживались, как хотели. И класса с седьмого где-то я сидела только с Димой.
Федя промолчал. Оксана, пройдя некоторое расстояние, вдруг заговорила снова:
– Знаешь, я ведь Ольгу простила. Правда. Не сразу, конечно, мне понадобилось немало времени, но всё-таки. Он ей нравился, и даже саму эту пересадку она восприняла как предательство. К тому же ведь не Ольга ссорила нас перед выпускным – мы сами виноваты. Я виновата. А она всего лишь воспользовалась моментом. Или даже не воспользовалась, и только сделала вид, что воспользовалась.
– Кто она? Русалка? Кикимора? Не знаю, фея там? – спросил Фёдор.
– Ольга? – удивилась Оксана. – Никто. Она человек. Точно как ты.
– Тогда откуда она знает о… – он замялся, подбирая слово повежливее, – коренных жителях?
Русалка снова тихонько фыркнула.
– «Коренных жителях»… Звучит так, будто мы чукчи или карелы. Красиво звучит. Уважительно.
– Рад, что тебе нравится. Так откуда?
– Ольга – сестра Насти.
От такой новости Фёдор споткнулся и едва не растянулся на дороге. Ему пришлось, нелепо вскидывая ноги, пробежать метров пять, пока тело всё-таки не восстановило равновесие. Оксана быстрым шагом догнала парня, и они снова пошли бок о бок.
– Дядька Матвей – брат Настиного отца. Тот лешим был, жили они на кордоне Солнечном. Том, который недалеко от Луговца. Потом мама Насти заболела и умерла, – девушка печально
вздохнула. – Тётя Нина, замечательная была женщина. Отец, дядя Вася, горевал три года. Но Настя маленькая, пятый год только пошёл, и хозяйка дому нужна. Женился снова, на тёте Лене. Она из Дубовежа была, но её семья сюда переехала. Не помню уже, откуда именно. В общем, когда Насте было восемь, у них Оля родилась. И в тот же год дядя Вася погиб. Был большой лесной пожар, ну и… – она снова горестно вздохнула.– Но если погиб отец, то мачехе же должны были отдать Настю?
– Не знаю, сама она отказалась, или наши не дали. Тётя Лена человек специфический, тут любой вариант мог быть. Но в конечном счёте она с кордона в Дубовеж переехала, а через год снова замуж вышла. Олю забрала с собой, Настю отдала дяде Матвею. Тот до сих пор бобылем живёт, но тогда ещё его старушка-мать была жива.
– Так вот почему вы с Настей не ладите, – заметил вполголоса Фёдор.
– Она меня из-за случившегося ненавидит, – подтвердила Оксана. – Тётю Лену Настя никогда так уж нежно не любила, но Оля – это же единокровная сестра. И ведь понимаешь, в чём заковыка: и тётя Нина, и тётя Лена, они обе не из наших. Люди как люди. Но вот Настя родилась кикиморой, а Оля человеком. Загадка природы, как уж там гены сходились и расходились, и почему.
– Может, не в природе дело, а в банальной измене? – осторожно предположил Федя.
– Нет, – категорически заявила русалка. – Такой вариант отпадает, уж ты мне поверь.
– Прямо мексиканские страсти, – пробормотал писатель. Он успел пройти ещё несколько шагов вперёд, когда зазвучавший сзади голос Оксаны дал ему понять, что русалка остановилась:
– Это не страсти, а проза жизни, Фёдор Васильевич. И я своей наелась досыта. Не могу больше. Помоги, пожалуйста. Если ты сумеешь это изменить – я буду, конечно, знать, что такое могло быть. Мы не забываем однажды случившегося. Но пусть. Пусть оно не уйдёт окончательно, всё равно оно станет как страшный сон. Как кошмар, не воплотившийся въявь, а не кошмар наяву. Помоги, прошу! Что хочешь для тебя сделаю!
Феде вспомнилась первая их встреча и капельки воды на коже, игравшие в солнечном свете – но он тут же отогнал это видение. Сделал два шага в том направлении, откуда из темноты звучал голос, и мягко сказал:
– Я попробую. Не знаю, получится ли, но я очень постараюсь. И ничего мне взамен не нужно, даже не думай.
* * *
Калитка куриного загончика распахнулась во всё ещё заполненную солнечным светом комнату, и у Фёдора даже защипало в глазах. Оксана устало опустилась на табуретку у стола. Писатель встал у рукомойника и умывался до тех пор, пока шток не начал прыгать в пустом баке, а кончики ушей не начало сводить от холода. Тогда Федя прошёл в свою комнату, вытерся висевшим на спинке кровати банным полотенцем и, возвращаясь, мельком взглянул на часы.
Ходики показывали, что всё путешествие вместе с последующим умыванием уложилось примерно в пять минут.
Оксана по-прежнему сидела у стола, опершись на столешницу локтем правой руки и уткнувшись лбом в ладонь. Услышав шаги, она подняла на писателя измученный взгляд:
– Так нельзя.
– Ты о чём?
– Я сперва должна тебя предупредить: если отказываешься от ответной услуги – снимаешь с должника все обязательства. Ты уверен, что отдаёшь себе отчёт в том, что сказал на дороге?