Молодость с нами

Виктор оглянулся: инженеры и мастера куда-то ушли, звать на помощь было некого.

— Выключить ток! — приказал он. — Наклон в сторону завалки! — кричал он подручным. — Давай

магнезит, давай руду.

Подручные бросились к ящикам с материалами. Замелькали лопаты, приготовлялась смесь из магнезита

и кусковой руды. Виктор поднял заслонку завалочного окна, обдало жаром, — казалось, расплавленный металл

вот-вот хлынет через порог прямо ему под ноги. Он принялся бросать приготовленную смесь на порог окна,

создавая плотину на пути огненной реки. По мере того как эта плотина нарастала, печь все наклоняли и

наклоняли. Сталь перестала уходить через прорванную стенку.

Бешеная работа длилась, может быть, минуту или две — никто в бригаде не считал времени, — и когда

подошли оповещенные об аварии Павел Петрович и Константин Константинович, Виктор сидел на краю бочки

с водой, дышал тяжело, но улыбался.

— Все в порядке, — сказал он, подымаясь. — Через несколько минут будем выпускать.

Павел Петрович осмотрел печь, установил причину аварии, которая не зависела от сталевара, убедился,

что плавка спасена и, подойдя к Виктору, сказал:

— Вы молодец, Журавлев! Вы поступили так, как не каждый из бывалых сталеваров догадается

поступить. Иной на вашем месте выпустил бы сталь в яму — и все, и был бы прав. Большое вам спасибо!

Виктор почти не слышал того, о чем говорил Павел Петрович. Он выдержал страшное напряжение, в

голове у него стоял звон, глазам было больно, ноги подкашивались. Но он изо всех сил старался улыбаться.

Сдав печь, он пошел с завода пешком, ему не хватало воздуха. Долгий путь по дождливой погоде сделал

свое дело: к дому он подходил обычным, бодрым шагом. Оля встретила его у подъезда в третьем часу ночи.

— Что случилось, Витя? — воскликнула она, обнимая его за шею. — Где ты пропадал?

— Стенку новой печи прорвало. Металл пошел наружу, — ответил он, входя в подъезд.

— Да что ты! — воскликнула Оля со страхом в голосе. — Тебя не обожгло?

— Нет, так, подгорел немножко. Понимаешь, какая штука… — Он принялся рассказывать о том, что

случилось у него с печью.

Они уже вошли в их комнатку, Виктор снял куртку, кепку, размотал шарф.

— А пока так колбасился около печи, чуть-чуть и припекся, — закончил он.

Оля смотрела на Виктора с укоризной и состраданием, восхищением и любовью. Кожа лица у него была

красная, воспаленная, будто он перегрелся на солнце, брови почти исчезли, остатки их были рыжие. Оля встала,

прикоснулась носом к одной из бровей — пахло паленым; паленым пахло и от головы.

— Витенька, — сказала она. — Милый мой! Так ведь и вовсе сгореть можно.

— Что ты! Зря я, по-твоему, горячий металл рукой рубил? Привыкаю к огню. Обожди, такой сделаюсь,

что огонь меня уже и не возьмет.

Через несколько дней заседало бюро райкома комсомола, на которое вызвали Виктора. Оля, как всегда,

сидела между Кирой Птичкиной и Никитой Давыдовым, а Виктор, войдя, снова сел на стул возле дверей и

дальше не двинулся.

— Товарищи! — сказал Коля Осипов. — Мы пригласили Виктора Журавлева, бригадира-сталевара завода

имени Первого мая, чтобы, во-первых, снять с него тот выговор, который ему был дан, конечно, совершенно

правильно, а во-вторых, чтобы торжественно объявить ему благодарность. Виктор Журавлев исключительно

мужественно и находчиво вел себя во время тяжелой аварии электропечи, происшедшей по вине монтажников.

Виктор Журавлев спас несколько тонн ценнейшей стали, еще более ценной оттого, что плавка была опытной и

очень важной. Мы не будем снова повторять то, о чем так обстоятельно поговорили с Журавлевым в этом

кабинете прошлый раз. Правда, пословица что говорит? Кто старое помянет — тому глаз вон. Ну, а кто его

забудет, тому и оба долой. Не будем вспоминать, но не будем и забывать. Итак, нет возражений: отметить

мужество, находчивость и техническую грамотность Виктора Журавлева и объявить ему благодарность?

Администрация завода это уже сделала. Должны сделать это со своей стороны и мы, комсомольцы. Нет

возражений?

— Нет, — ответили три голоса одновременно.

— Товарищ Осипов, — сказала Оля, густо краснея. — Я воздерживаюсь.

Все засмеялись, даже Виктор улыбнулся.

Коля Осипов сказал:

— Ладно, воздерживайся: причина, так сказать, твоя ясна. Но в протоколе мы этого не отметим. До

свидания, товарищ Журавлев! Желаем тебе новых успехов в труде и в жизни!

Виктор вышел. Оля выскользнула за ним в коридор, проводила до лестницы, незаметно пожала ему руку:

“Поздравляю. Буду скоро дома. Мы должны это сегодня отпраздновать, слышишь?”

3

Шел студеный январь. Ночами город скрипел и потрескивал от лютого холода. Лопались стекла в домах,

рвались трамвайные провода, раскалывались деревянные столбы фонарей в окраинных улицах. Дохли

воробьишки. Лада промерзла больше чем на метр.

В иные годы сотрудники института, которые имели дома в Ивановке, непременно зимними

воскресеньями, еще с субботы, выезжали за город. Этой зимой, как говорили, ездила в Ивановку лишь жена

Харитонова — Калерия Яковлевна; она ездила проверять бревна и кирпичи на своем участке. — не украл ли

кто, не сожрал ли их окончательно какой-нибудь жучок.

В институтских кабинетах и лабораториях было тепло; кочегары топили, не жалея угля, потому что Павел

Петрович сумел выхлопотать его значительно больше, чем в прошлые годы. Собираясь погреться возле батарей

центрального отопления, немалое число сотрудников всю первую половину января обсуждало недавнее, многих

перессорившее событие: заселение нового дома. Его заселяли к первому января, к Новому году. Дом получился

очень хороший, со всеми удобствами, фасадом он был повернут на юг, на солнце, имел лифты, но уж слишком