Морская прогулка

Даже оборачиваться не нужно было, чтобы услышать, как Шон хлопнул себя ладонью по лбу и закачал головой. Леншерр открыл рот, потом закрыл. Чарльз продолжал смотреть на него строго, как учитель в школе, объясняющий двоечнику, что пропускать уроки — это плохо. Он, и правда, верил в свои слова. Взгляд упал на то место, где из-под песка выглядывал гладкий пятнистый бок «яйца».

Конечно, Эрик ничего не знал о жизненном цикле русалок. То есть Чарльз что-то рассказывал, но он не особо-то слушал, надеясь, что никогда больше не окажется в море в теле акулы или еще каким-то неестественным образом. Да и Ксавье, вспоминая о прошлом, начинал грустить, поэтому они не часто обсуждали тему хвостатых обитателей глубин. Наверняка Чарльзу было виднее, как выглядят русалочьи яйца, но отчего-то Эрик был уверен, что это не они.

— Чарльз, прежде, чем ответить мне, подумай хорошенько: ты точно уверен, что это русалочьи яйца? Потому что, по-моему, ни одна русалка не сможет… родить из себя что-то столь огромное и тяжелое, как этот камень.

— Эрик! — Чарльз всегда вытягивал его имя с таким растерянно-укоряющим тоном, что Эрик чувствовал себя виноватым, даже ничего не сделав. — Откладываемое яйцо меньше, но если о нем правильно заботиться, оно вырастает. За этими яйцами следили, и они выросли, но детеныши в них развиться и вылупиться не успели.

И пока русал не продолжил, Эрик попытался уточнить:

— И значит, они умерли.

— Нет! Просто в спячке. У яиц плотная оболочка, она защищает их. На суше в жаре они не могли вылупиться, им нужно быть влажными днем и согретыми ночью, чтобы нормально дозреть.

— Ясно.

Они помолчали, буравя друг друга взглядами. Эрик ощущал слабое покалывание на границе своего сознания, но Чарльз держал слово и в голову к другу не лез.

Это было абсурдно! Не могло это быть русалочьими яйцами, камни были плотными, да и пробыв на суше столько… Не бессмертные же они!

— Откуда вы их взяли?

— Из парка. Там была выставка скульптур или тип того, — на этот раз Шон решил уточнить.

Чарльз кивнул в подтверждение, и Эрик предпринял еще одну попытку.

— Чарльз, они в этом парке могли пролежать двадцать лет. С чего ты решил, что, даже если это яйца русалок, то они живы внутри?

Кажется, это поколебало уверенность русала, и он немного сдал назад, но тут же упер руки в бока, резко выдыхая.

— Я уверен, что они живы. Они очень выносливы, и я намереваюсь их вылупить.

В тишине их пустынного дикого пляжа громкий вопль чайки походил на роковой звон колокола. Может быть, Эрик и драматизировал слегка, но…

— Что? — его голос был похож на проплывший мимо суши айсберг.

— Вылупить. Высидеть. Вылежать. Вывести детенышей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ты рехнулся?

Со стороны коттеджа послышалось бурчание Шона: «Я же говорил». Брови Чарльза сошлись на переносице еще больше, и он насупился, понимая, что оказался в меньшинстве.

— Эрик, мне не понятно, почему ты так к этому относишься. Если бы это были человеческие детеныши, разве ты бы бросил их умирать?

— Чарльз, — на этот раз Эрик решил, что тактильный контакт может быть действенным, и положил ладони на плечи русала. Кожа у него была горячей, и он рисковал опять обгореть, торча с утра под палящим солнцем. — Это просто камни. Люди выточили их из глыбы, придали форму яйца и отшлифовали. Это просто скульптура для красоты, никакие не яйца. Они не настоящие, ясно? Ты не можешь их высидеть или вылежать!

Русал не казался убежденным, глядя обиженным сычом исподлобья, но голос его был мягким, будто Эрик просто по глупости своей не понимал очевидных вещей.

— Они настоящие. Не говори о том, чего не знаешь, Эрик. Можешь бросить меня тут, но я их не оставлю.

Стало ясно, что прямо сейчас переубедить Чарльза не представлялось возможности. Он был твердо намерен идти до конца, и уверен в своей правоте. Как Эрик мог доказать обратное? Разве что…

Но на этот раз Ксавье церемониться не стал и отпихнул его руки со своих плеч, тыча указательным пальцем ему в нос и раздувая ноздри.

— Даже не думай об этом, Эрик. Я не позволю тебе разбить ни одно. Ни одно.

Хотелось думать, что Чарльз говорил это без использования телепатии, накладывая запрет лишь словами, а не мыслью. И Леншерр сдался, поднимая руки, едва сдерживая внутренне раздражение.

— Как скажешь, Чарльз. Когда одумаешься, приходи на обед.

Они не разговаривали до самого вечера, отсиживаясь каждый в своем углу. Эрик закрылся в комнате, яростно читая книгу и не понимая в ней ни слова; Чарльз, то сидел перед телевизором, смотря пустым взглядом в экран, то бегал на пляж к морю, чтобы проведать яйца. Шон волочился по дому, пытаясь расшевелить то одного, то другого, но Леншерр послал его сразу из-за закрытой двери, а Чарльз отвернулся, буркнув, что не хочет разговаривать. Так что Кэссиди махнул рукой и уехал в город развлекаться, надеясь, что к завтрашнему дню все как-то разрешится само собой.

Когда солнце начало опускаться к горизонту и температура воздуха стала потихоньку падать, Чарльз выбрался из дома, откопал яйца по одному и перетащил в свою комнату. Эрик наблюдал из окна за тем, как он волочит неподъемные камни от морского гнезда в домашнее. Когда было перенесено последнее, Леншерр подошел посмотреть, во что вылилось русалочье сумасшествие. На еще бывшей в день их приезда чистой постели теперь лежали три мокрых, испачканных в песке яйца. Со вчерашнего дня простыни и так были в соленых пятнах, песок блестел и на полу у кровати. Чарльз что-то бормотал себе под нос, укладывая яйца посреди койки, пока Эрик, наблюдая за всем этим, представлял, о чем будет его следующее письмо для Рейвен:

«Дорогая Рейвен, у нас все хорошо. Твой брат высиживает каменные яйца и скоро станет отцом. Вышлю семейное фото в следующем письме. С любовью, будущий дядя русалочьего выводка».

А можно еще в фонд социальной помощи написать от имени Чарльза:

«Здравствуйте. Я будущий отец-одиночка троих русалят. Нуждаюсь в материальной помощи от государства: бесплатном питании в виде свежей рыбы, льготном месте в дельфинарии и прививках от паразитов».

Лучше сразу в психиатрическую службу.

— Эрик, это настоящие русалочьи яйца. Почему ты мне не веришь? — Чарльз так и не обернулся, сверля обиженным взглядом свою постель.

— Чарльз, это просто камни. Почему ты мне не веришь?

Один-один. Никто не желал уступать позиции.

Чарльз вздохнул и стянул плавки, откинув их в сторону, и быстро улегся на постели рядом с яйцами, завернувшись в одеяло до подбородка. На Эрика смотрели два грустных голубых глаза мирового страдальца. Эрик не уступил.

— Хотя бы свет выключи, если помочь не хочешь. Я уже лег и грею.