Мой путь озарён рассветом

Я упала плохо, очень плохо. Сверху на меня рухнула оторванная ткань и ещё что-то твёрдое и довольно тяжёлое. Некоторое время я просто лежала на полу, корчась от боли в подвёрнутой лодыжке, ушибленном колене, оцарапанном локте и прибитой чем-то спине, и пыталась понять, где я. Потом шум в голове стих, зрение вернулось. Я валялась на полу поперёк выхода из кладовки, а на мне лежали метла и оборванная занавеска, до встречи со мной скрывавшая нишу, где эта самая метла хранилась.

Кое-как оценив в кровь разбитое колено, я подняла метлу и, опершись на неё, поднялась на ноги.

«Какого мракобесия это вообще было?» — эти мысли занимали всё моё сознание, пока я вдруг не поняла, за что держусь. Это была не метла, я обеими руками держалась за упавший на меня ранее посох киирина.

— Ой, — выдохнула я, буквально отбрасывая от себя страшную штуку. — Прости, я не хотела, не убивай меня.

Выскочив из кладовки, я на одной ноге допрыгала до гостиной и упала в кресло. Всё болело, особенно колено. Аптечка находилась в кладовке, приближаться к которой до возвращения Марики я не собиралась. И всё-таки, что это было?

Как оказалось ближе к вечеру, когда моя наставница вернулась из деревни, она тоже не имела ни малейшего понятия, с чего у меня так закружилась голова и почему её посох столь милосердно оставил меня не просто живой, но и невредимой, несмотря на то, что из колена текла кровь.

— Обычно раны врага только увеличивают их кровожадность, — сообщила Марика, вертя свой посох в руках. — Странно, он такой же, как всегда.

Я пожала плечами. Будь я киирином, у нас был бы ответ на хотя бы один из вопросов, но своего посоха у меня не имелось.

— Как вообще становятся кииринами? — решила узнать я.

— Именно так, как ты только что не убилась. Случайно касаясь чужого посоха.

— В смысле?

Марика сощурилась, невесело усмехнулась собственным мыслям и начала рассказ:

— Человек, которого я считаю своим духовным наставником, тоже был киирином. Однажды случилось так, что мне пришлось защищать свою жизнь, не имея под рукой ничего, что могло бы сойти за оружие, кроме его посоха. У меня не оставалось иного выбора, я решила рискнуть, и риск оправдался. Когда я схватила посох, он раздвоился, и в тот же момент пришло ясное осознание того, что я теперь киирин. Я поняла, как управлять им, словно я знала это всегда.

За время своего существования мой посох убил троих, случайно коснувшихся его, а скольких он ранил, я даже не вспомню. А вот когда его по незнанию схватил Крис, всё пошло иначе. Посох раздвоился, и в мире стало на одного киирина больше.

— То есть получается, что человек является киирином ещё до того, как получает посох?

— Не знаю. Может быть, это определяется во время прохождения ритуала, или в тот момент, когда раск касается чужого посоха, или как-нибудь иначе. Видишь ли, желающих добровольно проверять, не киирин ли он, обычно нет.

— А я не могу оказаться киирином? Раз уж меня не убило? — спросила я, пугаясь своего вопроса.

Оказаться киирином и приблизиться к своей наставнице на ещё один немалый шаг казалось мне заманчивым. Марика снова сощурилась.

— Можешь. Но я предпочла бы без крайней нужды не проверять.

Она сама учила меня не бояться рисковать, а тут предостерегала. Я яростно закивала, давая понять, что жизнь мне дорога и по своей воле трогать страшную штуку снова я не стану. К тому же у меня была куда более важная тема для размышлений.

— Что сказала Финида?

— Финида сказала, что будет ждать Криса так долго, как сможет.

— Так это же хорошо?

— Скоро увидим, — Марика покачала головой. — Скоро увидим… Главное, чтобы не слишком скоро.

В красных отблесках заката, скользящих по стенам комнаты, её слова прозвучали особенно жутко.

Засыпая, я думала о том, что скоро увидеть мне хотелось бы Питера. Мне не терпелось разрушить границу непонимания, стоящую между нами, и узнать его получше. Чем больше я о нём думала, тем больше смутных воспоминаний всплывало в голове. Это пугало: вместе с Питером я начинала вспоминать себя, и та прошлая я мне решительно не нравилась.

Было бы неплохо, если бы вспоминалось что-то полезное. Даты рождения, например. Любимые занятия. Что я или он умели и любили делать. Но нет, я вспоминала, как звучит его смех, как я утыкалась лбом в его плечо, когда плакала, как любила подсматривать за ним, когда он не знал, что я рядом… И свой страх, постоянный страх того, что однажды его не окажется рядом.

На следующий день на встречу я отправлялась, словно на свидание. Битый час я проторчала у зеркала, пытаясь заплести волосы в две идеально одинаковые косы с рыжими, под цвет ушей и хвоста, лентами. Ленты упорно выбивались из кос, и в конце концов я их вытащила.

Прежде чем выйти на площадь, я осторожно выглянула, прячась в тени домов. Питер уже был там. Он ходил взад-вперёд перед фонтаном, глядя себе под ноги. Сердце забилось часто-часто. Как и тогда, в прошлом, я боялась, что он уйдёт, навсегда исчезнет из моей жизни. Или, того хуже, станет моим врагом и врагом моего народа.

Сжав кулаки так, чтобы ногти впились в ладони, я вышла на площадь.

— Привет! — голос предательски дрогнул.

Маг резко обернулся ко мне. В его голубых глазах плескалось неприкрытое смятение.

— Поговорил с наставником? Как всё прошло?

Что-то явно пошло не так, и мне не терпелось узнать, что именно.

Питер явно избегал встречаться со мной взглядом, и это пугало. Впрочем, его слова внушили мне надежду.

— Мой наставник подтвердил твои слова. Он сказал, что не одобряет действий церкви и считает, что смешивать магию и религию — непростительное преступление. Я тоже думал так всё это время, но только теперь в полной мере понял, как сильно религия влияет на нашу жизнь и даже на то, как мы думаем.

Такого я не ожидала.

— Ох, — выдохнула я. — Но это к лучшему, так ведь? Теперь ты точно знаешь, в чём правда.

— Да. Наверное, — он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. — Наставник сказал, что тебя ни в коем случае нельзя показывать нашим. А ещё… Он просил передать, что вы должны бежать. Как можно скорее и как можно дальше. Он не знает, когда точно, но они нападут, — глубоко вздохнув, Питер замолчал, не зная, что ещё сказать.

— Я поняла. Я передам.

Страх вдруг отступил. Беда сбросила покров неопределённости и предстала передо мной во всей красе. Из чего-то далёкого и страшного она превратилась в понятное. Я не без удивления поняла, что, если бы я знала точное время нападения, мне стало бы ещё легче. Даже если бы эйноматринцы нападали уже завтра.