Моя Америка

Проповедника мечети звали брат Еремия. Это был низкорослый, сильный чернокожий человек со вспухшими жилами на шее, напоминавшими толстые веревки. Он проповедовал учение Илайджа Мухаммеда и в течение пятнадцати минут опроверг все, что белая буржуазная Америка говорила о черных.

— Черное не является дурным и грязным. Черное красиво и чисто, как любовь и мир. Рис прорастает из черной земли, и хлопок появляется из черных семян. Белое — дурно и грязно, оно равносильно войне, смерти, убийству, насилию. Все, что когда-то было черным, теперь является белым.

Брат Еремия продолжал, взлохмачивая рукой свои волосы:

— Волосы — наша сила. Они сильны и красивы, как сталь. Когда расплавленная сталь застывает, она образует узор, напоминающий наши волосы. Надо быть ненормальными, чтобы расчесывать красивые африканские волосы раскаленными расческами или выливать на них массу ядовитых химикатов только для того, чтобы имитировать прямые волосы белых. Наши африканские волосы здоровы, в то время как волосы белых полны бацилл, как у зверей. Если сбрить шерсть с собаки или гориллы, становится видно, что их белая кожа похожа на кожу белых. Поэтому мы и называем белых чудовищами и двуногими дьяволами.

Среди черных слушателей стало расти возбуждение. Аудитория состояла из представителей неимущего черного сословия: домашней прислуги, шоферов, швейцаров, курьеров, фабричных рабочих, строителей, которые не могли вступить в профсоюз по причине цвета кожи, посудомоек и уборщиц. Все они беспокойно ерзали на стульях, в то время как брат Еремия гремел дальше:

— Когда мы называем белого человека чудовищем, дьяволом и насильником, мы говорим голую правду, ибо он похитил нас с нашей родины в Африке. Далеко в Азии белые дьяволы летают на реактивных самолетах и сбрасывают напалм на женщин и детей. В Африке белые чудовища сжигают святилища мау-мау вместе с людьми и крадут землю у черных. В Алжире французские дьяволы разоряют сельские поселения, жгут и убивают. А как назвать того дьявола, что кастрирует черных и выбрасывает окровавленные половые органы в Миссисипи? Никто, кроме бесчеловечных дьяволов и чудовищ, не может вести себя таким образом по отношению к ближнему своему.

Тут брат Еремия приготовился нанести нокаут:

— Если вы не верите, что белый дьявол — самый большой насильник в мире, повернитесь и посмотрите на того, кто сидит рядом с вами, и вы увидите, что в его жилах течет кровь белых насильников!

Пока мы таращились друг на друга, переводя взгляд с одного желтого, коричневого, красного лица на другое, мы впервые начали осознавать, что означали четыреста лет белого насилия.

И, будто заколачивая последний гвоздь в ящик, брат Еремия ударил кулаком по ладони и закричал:

— Представители черного среднего класса орут, что мы должны интегрироваться! Интегрироваться с кем, позвольте спросить? С теми самыми дьяволами, которые линчевали и кастрировали нас? С теми самыми дьяволами, которые плюют на нас, если мы садимся рядом с ними в трамвае на Юге? А на Севере, если мы переезжаем в район рядом с ними, они уезжают оттуда или жгут на наших газонах ку-клукс-клановские кресты. Кто хочет интегрироваться с горящим домом, каковым являются белые США? Этот дом обречен сгореть дотла! Разве белый человек — не дьявол, где бы он ни находился? На Севере, Юге, Востоке, Западе, в гетто, на плантации или на бирже труда — это не играет никакой роли!

— Верно! — согласилась черная масса.

— Прав я или ошибаюсь, когда называю этих насильников дьяволами и чудовищами?

— Прав! Это правда! — кричали слушатели.

Брат Еремия сел и вытер потное лицо. Весь приход стоя аплодировал.

Следующую неделю я чистил обувь, чтобы заработать на оплату квартиры, и ежедневно ездил поездом в спортивный зал в Гарлеме. Во второй половине дня в субботу я и еще два подающих надежды боксера прогуливались в сердце одного из самых больших в мире гетто, по Линекс-авеню, глубоко засунув руки в карманы брюк. Было жарко как в аду. Небольшие кучки косматых, оборванных и грязных наркоманов собрались перед мечетью «черных мусульман» на углу 116-й улицы и Линекс-авеню. В ожидании торговца наркотиками они исполняли свой трагический танец — почесывались, переминались с ноги на ногу, садились и вновь поднимались.

Прямо перед входом в ресторан «черных мусульман» старый чернокожий человек лежал на спине в грязи. Его рот был раскрыт, а вокруг головы жужжали мухи. Рядом с ним лежала разбитая бутылка, и разлившееся вино перемешалось с грязью.

Люди шли по Линекс-авеню, не обращая внимания на старого пьяницу, который растянувшись лежал на тротуаре. Многие перешагивали через храпящего старика и продолжали свой путь. Рядом в подворотне играли в кости, а несколько дальше по улице стоял белый полицейский и регулировал движение, стараясь не смотреть в сторону пьяницы.

Вдруг из ресторана вышел длинный тощий человек с африканской прической и аккуратной красной эспаньолкой на голове. Он склонился над стариком и громко сказал:

— Поднимись! Поднимись, черный человек!

Старик предпринял отважные попытки подняться.

— Поднимись! Твои предки родились не на рабской плантации в Джорджии! Они возводили пирамиды и великолепные дворцы и ели на серебряных тарелках в то время, когда белые ползали в пещерах в Европе и ели сырое мясо. Поднимись!

Пьяница встал на трясущиеся ноги, как боксер, пролежавший до счета «девять» в нокдауне, и попытался очистить с себя грязь. В конце концов он справился со своими ногами и заковылял прочь по Линекс-авеню.

Вышедший из ресторана был Малкольм Икс. Так я впервые и единственный раз в жизни видел великого афроамериканского лидера.

В различных амплуа

В следующий понедельник я возвратился в Хартфорд. Мне нужны были деньги, но не было никакого желания грабить кого-нибудь. Поэтому я обрадовался, когда мне сразу же предоставили работу в «Пайонир фрут». Трудовой день длился, как и раньше, с четырех до двенадцати, но, поскольку, как и в прошлый раз, было много сверхурочной работы, я редко заканчивал раньше трех. Даже товарищи по работе остались те же. Единственное отличие состояло в том, что семья Дипетро наняла нескольких новичков, условно освобожденных из тюрьмы.

Дружище и Дядюшка по-прежнему гоняли на опасных для жизни тачках, но Тедди Аливио отправили в Чеширскую воспитательную колонию. Вместо него в моей компании оказалось несколько других парней, которые только что вышли из этой колонии.

После того как мне удалось скопить немногим более ста долларов, я пошел к Доминику, жирному итальянскому боссу, и в присутствии Джоя Дипетро и представителя профсоюза Свансона послал его к черту. Потом, пройдя на Кэпитал-авеню, я зарегистрировался в качестве безработного.

Поскольку мое увольнение из армии было «почетным», я имел право на пособие по безработице в течение 26 недель — по 26 долларов в неделю. Кроме того, я приравнивался к ветеранам войны в Корее и получал еще 110 долларов в месяц в качестве пособия для получения образования. В авиации я научился кое-чему по части регистрации и машинописи и мог бы работать в административном аппарате, но консультант по профессиональной подготовке ветеранов разъяснил, что негру лучше не пытаться попасть в эту сферу. Он предложил мне научиться ремонтировать автомобили или стать строительным рабочим.