Моя Америка

Люди с довольно высоким статусом в обществе черных — дочери и сыновья священников и почтальонов, а также дети официантов, работавших в изысканном Хартфордском клубе, — вводили героин в свои черные руки. Даже совсем молодые парни, которые жили с родителями, когда я уезжал на Юг, теперь шлялись в темных очках и ждали удобного случая, чтобы ограбить почтальона и поживиться пособиями, предназначенными для чернокожих матерей. Героин был также распространен среди детей белых рабочих — моих прежних школьных товарищей. Каждый раз, когда я бывал в бильярдной Вустера на Асилум-стрит, там сидела и почесывалась все та же компания трясущихся парней.

Тяжелее всего наркомания отражалась на рабочем классе. В некоторых семьях по нескольку сыновей употребляли героин, а многие девчонки, с которыми я ходил в школу, торговали собой на Виндзор-стрит, чтобы добыть денег на наркотик для себя или для своих друзей. Не знаю, что тяжелее сказалось на гетто и белых трущобах: корейская война или героин.

Героин лишал людей человеческого достоинства, истреблял всякие родственные чувства. До службы в авиации у меня было два школьных товарища, которых звали Джой и Тони Фэлзо. Когда я демобилизовался, оба они уже пристрастились к героину. Для удовлетворения своей привычки им требовалось пятьдесят долларов в день каждому. Однажды вечером, когда их родители пришли домой с фабрики, они обнаружили, что квартира обчищена. Их сыновья-наркоманы наняли грузовик и вывезли весь дом, оставив только кухонную раковину и несколько кастрюль. Даже одежда родителей попала к торговцу подержанными вещами. Все было обращено в наркотики.

В первую неделю после моего возвращения Джой и мне предложил первый пакетик героина бесплатно, чтобы порадовать своего старого приятеля. Я ответил, что наркотиками не интересуюсь, предпочитаю тренироваться, чтобы стать боксером.

Трудно даже подсчитать, сколько моих знакомых парней погибло от злоупотребления героином, не достигнув и двадцати одного года. На Бельвью-стрит опустившиеся люди ковыляли, выпрашивали деньги на наркотики или выпивку, и спали вповалку в пропахших нечистотами подвалах, где по ночам по ним прогуливались здоровенные крысы.

У меня появилось огромное желание послать к черту всех приятелей и выбраться из гетто. Я снова начал тренироваться в спортивном зале «Чартер Оук» и ежедневно проходил по Бельвью- и Виндзор-стрит, мимо пьяниц и наркоманов, но пытался делать вид, будто их не замечаю.

До того как на сцене появились Малкольм Икс и «черные мусульмане», черное население гетто пыталось игнорировать продажных полицейских и других мошенников, пьяниц и наркоманов. Может быть, поэтому в течение всех этих длинных, жарких, пассивных летних сезонов, до того как «Нью-Йорк таймс» обнаружила дремлющий черный гнев, который в любое время мог вылиться во взрыв, белые были уверены, что черные их любят.

До телевизионного сериала «Ненависть, которая рождает ненависть», созданного Майком Уоллесом, и статей Алекса Хейли лишь немногие слышали об Илайдже Мухаммеде, Малкольме Иксе и «черных мусульманах». Положение изменилось, когда капиталистические средства массовой информации позволили «черным мусульманам» час за часом называть белых расистами. Получилось так, что миллионы белых американцев, сидя перед телевизорами, выслушали рассказ своих сердитых черных сограждан о том, как горстка европейских стран обратила в рабство и колонизовала девяносто процентов населения Земли, вынудила людей, не обладавших белой кожей, жить задавленными, лишенными права на собственную жизнь.

Основная мысль мусульман заключалась в том, что колонизаторы были жестокими расистскими убийцами, опустошавшими всю Землю. Так «черные мусульмане» бросили прямой вызов самому могущественному в истории расистскому правительству.

Моя первая встреча с «черными мусульманами» состоялась как-то в субботу после обеда. Мы с Немлоном сидели на веранде и разговаривали с соседом, мистером Сейлором. К нам подошли два хорошо одетых черных парня и предложили газету со статьей Илайджа Мухаммеда.

— Читайте последние известия о преступлениях белых дьяволов! Маленькие дети забросаны камнями! Бойня в Африке продолжается!

Немлон купил газету. Он испытывал в то время горечь и озлобление в отношении американского общества. Вернувшись с войны, он обнаружил, что хорошие рабочие места были ему недоступны по причине цвета кожи. Вместе со старым боевым другом Майком они скопили немного денег, чтобы, подобно другим ветеранам, основать какое-нибудь собственное дело. Они обращались за кредитом сначала в Коннектикуте, а затем в Огайо. Но белая власть пока еще не испытывала необходимости в черной буржуазии. Негры держали себя спокойно, бунты случались редко. Банки предпочитали ссужать деньгами белых бизнесменов, чтобы те могли скупать на корню черные гетто.

Ходатайства Немлона и Майка не вызвали интереса со стороны банков, так что им пришлось работать каждому за двоих, чтобы иметь возможность содержать свои семьи и оплачивать страховку на случай болезни.

Подошедшие к нам «черные мусульмане» вербовали новых членов своей организации.

— Белые здесь, на Севере, нисколько не лучше тех, на Юге. Они запирают нас в гетто, дают нам самую плохую пищу и самую плохую работу.

Я соглашался с их нападками на южные штаты, но мне не нравилось, что они ставили знак равенства между Севером и Югом. Поэтому я вступил в бурную дискуссию с ними. В мои намерения входило остановиться здесь, в старой доброй Новой Англии, и бороться за то, чтобы стать чемпионом мира в тяжелом весе. Для меня не существовало ничего лучшего, чем Коннектикут, и я верил, что солнце встает и садится в Нью-Йорке.

В то время я походил на многих других черных, которые были довольны жизнью, пока можно было держаться за пределами гетто, покупать элегантную одежду, иметь новый автомобиль и проживать в одном из белых пригородов в собственном доме с плавательным бассейном во дворе.

Немлон, напротив, разделял мысли «черных мусульман», стал впоследствии членом их организации и вместе с двумя другими соратниками купил маленький овощной магазинчик на Виндзор-стрит.

Мистер Сейлор, которому также приходилось работать за двоих, чтобы содержать жену и троих детей, тоже соглашался со всем, что говорили «черные мусульмане»:

— Я, мои братья и сестры родились здесь, на Севере, и никогда не имели ни черта. Мы ездим вместе с белыми в автобусе и голосуем вместе десятки лет, но по-прежнему так же бедны, как те несчастные на Юге, которые снимают шляпу перед белыми и в которых стреляют, если они пытаются голосовать. Я работаю круглые сутки, но не имею средств, чтобы взять отпуск и провести его с семьей.

Родители мистера Сейлора часто болели, а их лечение вместе с квартплатой и расходами на питание собственной семьи поставили Сейлора на грань разорения. В конце концов он впал в отчаяние, украл чек и угодил в тюрьму на пять лет.

Его братья — Мерл и Сильвестер — стали наркоманами и не раз попадали за решетку. Их старшая сестра Фрэнсис пристрастилась к алкоголю и умерла в бедности в приюте.

В воскресенье мусульмане пригласили меня посетить их мечеть. Она была расположена в том же квартале, что и центр социального обеспечения, и стена в стену с регистрационным бюро, которое отправляло меня в армию «дядюшки Сэма». В этот жаркий, влажный июльский день мечеть была забита до отказа потными черными телами, одетыми в лучшие выходные костюмы. Впереди висела карта Африки, а также красно-белый флаг с исламской звездой и полумесяцем. На большой картине были изображены три черных человека, повешенные на дереве со связанными за спиной руками; их окружала толпа улыбающихся белых. Под картиной значилось: «Американская свобода, справедливость и демократия».