Моя Америка

«Держава гангстеров в Чикаго»

Задолго до Авраама Линкольна и Аль Капоне Чикаго был расистским и коррумпированным городом.

В конце XVIII века несколько спекулянтов основали торговый пункт на глинистом поле вблизи реки, которую исконные американцы называли Шегаг. В 1830 году через индейскую территорию был проложен канал, связавший друг с другом две реки — Миссисипи и Шегаг, или, по новому наименованию, Чикаго. Район процветал. Шла бойкая торговля пушниной, оружием, одеялами, девушками. В пятидесятых годах здесь появились целые кварталы публичных домов, баров и мест для кулачного боя.

В 1860 году республиканская партия проводила в Чикаго свой предвыборный съезд. Именно тогда она выдвинула кандидатом Авраама Линкольна, который в том же году стал президентом США.

К 1872 году полиция в Чикаго стала настолько коррумпированной, что жители были вынуждены создать гражданскую гвардию. «На каждом углу натыкаешься на убийцу, а закон кажется беспомощным, когда речь заходит о привлечении к ответу преступников», — писала местная газета.

В 1876 году «Чикаго таймс» сообщала, что полицмейстеру города принадлежит публичный дом, который является «средоточием невероятного бесстыдства».

В 1893 году английский журналист В. Т. Стед написал разоблачительную книгу «Если бы Христос пришел в Чикаго». Он рассказал в ней о том, как наиболее уважаемые граждане города жили на доходы от домов терпимости, а политики покупали голоса, как полицейские собирали дань с публичных домов, а бары и игорные синдикаты имели небескорыстных защитников в лице городских властей.

В 1900 году в Чикаго насчитывалось 1020 легальных домов терпимости, в которых было занято 5 тысяч мадам, служанок, проституток, объединенных в свой собственный профсоюз. Самым шикарным из заведений был «Эверлайт клаб», зарабатывавший на богатых бизнесменах до 2500 долларов в сутки. Но при этом двум сестрам, владевшим этим «клубом», приходилось тратить большие деньги на взятки представителям властей.

В 1906 году в Чикаго каждые три часа происходила кража со

взломом, каждые шесть часов — ограбление и каждый день —

убийство. «Чикаго трибюн» утверждала, что город находится во власти террора.

Так что, когда Аль Капоне объявился в Чикаго, ему не нужно было ничего изобретать. Он лишь привел в систему созданное его предшественниками. Он покупал всех — от младших патрульных полицейских констеблей до начальников полиции, от высокопоставленных чиновников до сенаторов и губернаторов. Аль Капоне был выдающимся бизнесменом, его валовой оборот составлял

70 миллионов долларов в год, из которых 30 миллионов шли на взятки.

Я прибыл в Чикаго в 1956 году, вскоре после разоблачения крупного скандала в полиции. По сообщениям газет, полицейские взламывали двери магазинов, на охрану которых они были поставлены, и увозили ворованные товары в своих патрульных машинах. Их коллеги стояли на стреме и смотрели, чтобы поблизости не объявились настоящие воры.

Несколько недель я жил у своего отца. Мы часто ссорились, и я перебрался на Вабаш-стрит. Показав управляющему свои бумаги об увольнении из армии, и получил комнату на третьем этаже и кредит на несколько недель, пока не встану на ноги.

Я побрился и принял душ, расчесал свои курчавые волосы, пока они не стали совершенно прямыми, и пошел в город, чтобы отыскать Стейт-стрит. На этой улице есть все — от дешевых отелей до самых шикарных магазинов. Швейцары там выглядели как адмиралы с золотыми галунами, а вся улица кишела сутенерами, спекулянтами и ростовщиками. Когда я проходил мимо конторы Армии спасения, где нищие клянчили деньги у туристов, в голову пришел припев популярной песенки Фрэнка Синатры:

Чикаго, Чикаго — это прекрасный город

на Стейт-стрит, на этой великолепной улице...

Чем дальше я шел, тем больше попадалось жуликов. Мексиканцы в цветных нарядах стояли в подворотнях и пытались всучить людям дешевые украшения. Зазывалы баров завлекали клиентов, расхваливая дешевые разбавленные напитки. Увидев мое черное лицо, они быстро отворачивались и набрасывались на следующего белого клиента.

Мое чутье привело меня в бильярдный салон «Харрисон», находящийся в непосредственной близости от станции метро с тем же названием. Салон облюбовала компания наркоманов, сутенеров и нищих. Они натирали мелом свои кии и трепались днями напролет, будто время для них не имело никакой ценности.

Здесь можно было нанять надежного шофера для осуществления налета на банк, искусного подделывателя чеков, профессионального взломщика сейфов и грабителя. Сюда приходили безработные мойщики посуды и строительные рабочие — как с профсоюзными билетами, так и без них. Общим для всех было то, что за деньги они готовы были на что угодно, включая штрейкбрехерство и убийство.

Следующим утром я купил номер самой реакционной газеты в мире — «Чикаго трибюн», — толстый, как половик под дверью. Более двадцати страниц в нем занимали анонсы о приеме на работу, но все были выдержаны в одном стиле: «Немецкие пекари получают место», «Требуются греческие официанты», «К рассмотрению принимаются только ответы белых» и т. п.

У меня оставалось два доллара, и я зарегистрировался на двух

биржах труда как строительный рабочий и мойщик посуды. Удручающее впечатление производили огромные очереди людей разного этнического происхождения, согласных на любую работу, которая позволит им хотя бы оплатить квартиру. Здесь же стояли будки офицеров, вербовавших в армию парней, изгнанных из университетов, и ветеранов войны в Корее, не нашедших никакой работы со времени увольнения со службы.

Агенты работодателей распространяли предложение собирать яблоки в местах, расположенных черт знает где. Другие продавали бумажки с адресами ростовщиков и торговцев подержанной мебелью и одеждой. Вдруг в руке у меня оказалась бумажка, на которой был написано: «СТАНОВИТЕСЬ ДОНОРАМИ! Пять долларов наличными, кофе и булочки бесплатно!»

Я пожертвовал своей последней двадцатипятицентовой монетой, чтобы добраться по адресу, указанному в бумажке. Это была больница Мичела Риза. Очереди там растянулись еще длиннее, чем на бирже труда, и я простоял около пяти часов, прежде чем смог лечь на нары и сдать кровь на анализ. Следов от уколов шприца у меня не было, и в конце концов мне позволили сдать литр крови. Было горько смотреть, как, простояв в очереди пять часов, отсылались прочь измотанные рабочие, кровь которых имела слишком плохие показатели. А ведь пятидолларовая бумажка для них была целым состоянием.

Многие приходили в отчаяние, прождав целый день и истратив последние центы на дорогу в больницу и теперь не имея денег на возвращение домой. Но и больнице знали, как от них отделаться: здоровенные охранники, размахивая метровыми дубинками,

выгоняли их на улицу.

Я отправился на Стейт-стрит и купил себе большой бифштекс с массой жареной картошки, а затем постучался в бильярдную «Харрисон». Там я наткнулся на Джесси, парня из Миссисипи, который копал канавы на одной стройке, а по вечерам, с восьми до двенадцати, после пары часов сна бежал на следующую работу — мыть посуду в ресторане до восхода солнца. Джесси искал кого-нибудь, кто мог бы заменить его на мойке посуды, пока его жена не приедет из Миссисипи и не поступит на это место. Работа находилась в центре, совсем близко от широко известного «Дома Палмера», доступ в который был закрыт даже для Джо Луиса по причине цвета его кожи.