Моя Шамбала

Урок проходил за уроком, а директор не шел, и никого никуда не вызывали. Пришел черед математики. Мы за-мерли в ожидании Филина и не сомневались, что он поя-вится с Костей. Но вместо Филина в класс вошла физичка.

– А где Матвей Захарович?
– прозвучал в полной ти-шине вопрос.

– Матвей Захарович серьезно заболел и, может быть, больше не будет у вас вести уроки. Физичка обвела класс неприязненным взглядом через стекла своих холодных оч-ков и убежденно сказала:

– Довели?!

От такого поворота на душе стало совсем муторно.

– Лучше бы нас наказали, но Филин остался, - выразил общее настроение Женька Третьяков, когда урок закончил-ся и прозвенел звонок.

– Пацаны!
– сказал Богданов.
– Надо идти к Филину,

Все будто только этого и ждали. Пацаны загалдели, появился смех. Но Семенов вылил на нас ушат холодной воды.

– Выгонит, - убежденно изрек Семенов.
– За такое на порог не пустит.

Галдеж сразу стих. И опять мы чувствовали неловкость в этой безысходной ситуации.

– Выгонит, значит выгонит, - подумав, решил Богда-нов.
– А идти все равно надо. Только, я думаю, Филин нас не выгонит.

– Аникей, ты пойдешь?
– повернулся к Аникееву Женька Третьяков.

– Чего я там не видел?
– промямлил Аникеев.

– Бздишь?
– презрительно усмехнулся Пахом.

– Чегой-то я бздю? Могу и пойти, - сразу согласился Аникей. Но на Пахома он не глядел.

После уроков мы узнали в учительской адрес Филина. Классная одобрила нашу идею, а географичка Нина Капи-тоновна даже расчувствовалась.

– Сходите, сходите. Он так будет рад, - пропела она рас-троганно, а потом понизила голос и строго предупредила:

– Только вы там будьте поделикатнее. Матвей Захаро-вич очень одинок. Сын погиб в самом конце войны, а жена вскоре умерла. Живут они вдвоем с сестрой. Говорят, не очень ладят.

– Нина Капитоновна!
– укоризненно покачала головой Зоя Николаевна.

– Не беспокойтесь, Нина Капитоновна. Мы понимаем, - ответил за всех Женька Богданов, и все согласно закивали головами.

Филин жил на той же улице, где стояла наша школа, только выше. Мы нашли дом по номеру, написанному ме-лом над калиткой. Сам дом стоял в глубине сада и из-за старого дощатого набора не был виден. Мы скреблись в ка-литку, не решаясь постучать громче, и долго ждали, пока до нас донесся скрип открываемой двери и усталый женский голос спросил: "Кто там?"

– Даже собаки нет?
– удивился Дурнев.

– Почем ты знаешь?
– спросил Себеляев.

– А чего тут знать? Не брешет, значит нет. У нас у Дорфманов мимо ворот пройдешь, так полдня потом собака брехать будет.

– Кто там?
– теперь голос был рядом, за калиткой.

– Мы к Матвею Захаровичу, ученики, - вразнобой отве-тили мы.

Звякнул засов, и калитка отворилась. Немолодая уже женщина с грустными карими глазами, очень похожая на Филина, стояла перед нами. Тот же взгляд, как бы исподло-бья, хотя она и была без очков, тот же крупный, но пра-вильный нос. Из-под простенькой ситцевой косынки, завя-занной узлом сзади, выбивались темно-русые с проседью волосы. У Филина волосы были белыми как мел, которым он писал на доске условия задач, но, наверно, раньше они были вот такими темно-русыми, как у сестры.

– Проходите, я ему скажу, - в голосе женщины было удивление. Она пошла вперед, у дверей обернулась:

– У нас, кстати, в доме колокольчик. Нужно было по-дергать за проволочную петлю справа от калитки.

Действительно, через весь сад от забора тянулся тон-кий проволочный шнур. Мы просто не заметили проволоч-ную петлю у калитки.

– Подождите минуточку!
– сказала женщина и ушла в дом.

Мы огляделись. Весь сад состоял из нескольких яблонь и ягодных кустов вдоль проволочной ограды, отделявшей соседние участки слева и справа. Вдоль дорожки еще стоя-ли цветы: коготки, бессмертники, и чудом держались аст-ры. Дорожку, вымощенную когда-то давно красным кирпи-чом, который высыпался от времени, устилали жухлые ли-стья. Домик был невелик и стар. Крыша под железом, но облезлая, оттого что ее давно не касалась краска. Фунда-мент чуть просел, от чего и двери, и окна покосились. Стек-ла в окнах были вставлены местами из половинок, а стыки замазаны для тепла замазкой. За домом угадывался не-большой огородик, вряд ли больше двадцати метров в дли-ну: нам виден был тупик из редких, черных от времени, до-сок.

– Входите! Матвей Захарович вас ждет. Только он про-сит извинить его. Ему нельзя вставать.

Мы не заметили, как открылась дверь, и к нам снова вышла сестра Филина. Она провела нас через сенцы, где в беспорядке, на небольшом квадратном столе, на полу, на стульях стояли пустые банки, бутылки, а в углу теснились мешки, наверное, с картошкой, приготовленной для засып-ки в погреб, в комнату с низким потолком, до которого ка-ждый из нас мог дотянуться рукой. В углу стояла железная узкая кровать, на которой полулежал на высоко поднятых подушках наш Филин. Нижняя рубаха (к таким рубахам солдатам выдают кальсоны с тесемками внизу у щиколо-ток) белела в тускло освещенной одним окном комнате.

– Здравствуйте, Матвей Захарович!
– ребята неловко поздоровались и замолчали, не зная как вести себя дальше.

– Здравствуйте, здравствуйте, орлы!
– голос Филина будто смазали елеем. Он звучал вкрадчиво и ехидно.
– Пришли все же! Не испугались!.. Это кто ж тут у нас? Ну, конечно, Богданов, Третьяков, Анохин. И Дурнев тут, и Аникеев, и Себеляев...
– Теперь в его голосе было удовле-творение.

– Матвей Захарович!
– начал Богданов.
– Мы просим у вас прощения за наш дурацкий поступок. Мы сознаем, что поступили подло.

– То-то, что подло. А ты, Богданов, выходит, за всех от-дуваешься. Вон как у тебя лихо все получается, "осознали", "поступок". Прямо, как на собрании. Ты-то этого не делал, небось?
– Филин дышал тяжело. Видно, говорить ему было трудно.

– Не делал! Но...

– Это я подпилил ножку! Я не думал, что все так вый-дет, - тихо сказал Аникеев.

Ребята изумленно глядели на Аникеева, а он стоял бледный, с дрожащими губами, и слезы готовы были брыз-нуть из наполненных глаз.

– Простите меня!
– и он, не дожидаясь, что скажет Фи-лин, бросился вон из комнаты. Что-то громыхнуло в сенях, хлопнула дверь.

– Остановите его. Скажите, что я на него не сержусь.

Дурнев кинулся было за Аникеевым, но вернулся тут же и сказал:

– Не догнать. Он уже по улице бежит.

– Вот вам и Аникеев!
– сказал растроганный Филин,- А ведь это поступок!.. И главное, что сам!

– Матвей Захарович, - загалдели ребята разом. Мы вас любим. Не уходите от нас.

– Вера!
– позвал Филин.

Вера не услышала, и Пахом сходил за ней.

– Вера, принеси-ка этим замечательным хлопцам яб-лочек.