Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
Она говорила, а все, о чем я мог думать, это электрические разряды, пронзавшие мою конечность, которая находилась в ее тонких руках.
— Но в мире всегда будут разбитые сердца, и ты не можешь починить их все. Лучше собери по частям твое. И просто знай — если ты вдруг начнешь распадаться, я буду рядом. До самого конца.
Мы чувствовали себя ужасно вымотанными, поэтому завалились спать в детское время. Я лег на бок, повернувшись к полудремлющей подруге, чьи черты лица расслабились и стали совсем детскими, свободными от проблем, которые она с завидным упорством держала у себя внутри. Легким движением
Сегодня она первый раз была неправа. Я не поцеловал ее, потому что ей было плохо, или мне было плохо. Или кому-то в этом огромном мире было плохо. Я поцеловал ее, потому что просто...хотел. Вечно искал поводы, предлоги, какие-то глупые оправдания своим поступкам, когда все гораздо более поверхностно и эгоистично.
А она снова решила увидеть во всем благородство.
Я знал Ли уже около десяти лет. Я видел, какой сильной она пытается быть, как отчаянно борется, преодолевает свои страхи, сражается с комплексами. Я видел, какая она красивая, самоотверженная и стойкая. Все это ясно давало мне понять, как сильно я ее, на самом деле, не заслуживаю, но несмотря на это, мне никогда не хватит сил отпустить ее.
Потому что я не такой, как Ли. Я совсем не святой, и я боюсь.
Мне страшно от одной даже мысли о том, что я могу ее потерять.
Примечания к главе:
(*) День «Звёздных войн» — дата выбрана из-за часто звучащей в фильме знаменитой цитаты May the Force be with you («Да пребудет с тобой Сила»), которую многие поклонники обыгрывают как May the fourth be with you (англ. fourth — четвёртый и May — май).
Лилиан.
Запах ладана, бьющий в ноздри с самого порога церкви, стал ее дурной привычкой. Это единственная дурная привычка, которую она могла себе позволить. Новая жизнь досталась ей с большим трудом, и она была готова растворить ладан в своей крови, если это потребуется, чтобы ее сохранить.
Она вспоминала тот день, когда пришла сюда много лет назад, разбитой и потерянной, с воспаленными красными глазами, впалыми щеками, грязными и мокрыми от проливного дождя волосами. Когда все двери закрылись перед ее носом, только церковь готова была принять ее вместе со всеми грехами.
Она сидела на неудобной деревянной поверхности и, хватаясь трясущимися руками за спинку лавочки впереди себя, пыталась не сломаться. Целая, полная ошибок жизнь обрушилась на нее. Каждый промах, каждое неверное решение, неправильные мысли и их тяжкие последствия — все это давило так сильно, что хотелось кричать. Знала ли она, что однажды в ее жизни не останется никого, кроме Бога? Что она застрянет на улице. Там же, где и ее мать когда-то.
Она ведь больше всех мечтала избежать ее участи. В какой-то период жизни ей даже казалось, что у нее получится.
Что жители этого тесного городка могли сказать о Лилиан МакАрен?
— Прекрасная девочка, но как же ей не повезло с пьющей мамашей!
— Замечательная, замечательная юная леди! Видимо, яблоко от яблони в этом случае упало очень даже далеко!
Она была активисткой, возглавляла сообщество волонтеров, помогающих детям-сиротам и бездомным на улицах. Она
так отчаянно сопротивлялась, плыла против течения, она собиралась жить лучшей жизнью, дала себе обещание, что будет лучше всего того, что видела дома каждый день.Тяжкая борьба стала почти ненавящивой частью ее жизни — улыбка сквозь слезы и задорный смех сквозь плач.
Но все рухнуло в тот момент, когда ее мать серьезно заболела.
— Я не могу бросить учебу, чтобы заботиться о ней, Лил, — сквозь шум в динамик телефона пробирался голос сестры. — У меня тут своя жизнь, я веду общественные работы и мне скоро сдавать научную работу, у меня совсем нет времени, понимаешь?
— Значит, у меня, по-твоему, жизни нет? — задохнулась от злости она. — Я в выпускном классе, Роуз!
— И что теперь? Все, чем забита твоя голова — это подготовка к очередной контрольной работе. Ты вполне можешь делать это, пока везешь маму к доктору.
— Это нечестно! — сорвалась Лилиан. — Нечестно, что ты успела вырваться из этой дыры, а у меня нет даже шанса!
— Слушай, Лил, — устало выдохнула девушка на том конце провода. — Совершенно очевидно, что у тебя никогда не будет шанса вырваться. Ты слишком хороша для этого мира. Сэинт-Палмер — твой уголок, твое тихое прибежище, где тебя никто не потревожит. Ты — единственная, кто любит нашу эгоистичную мать-наркоманку, единственная, кто будет готов терпеть ее невминяемые припадки. У тебя нет шанса, потому что ты сама — шанс для всех остальных в этом мире.
Это должно было прозвучать, как комплимент, но Лилиан почувствовала только злость. И усталость. Потому что она устала быть идеальной сестрой, идеальной дочерью, идеальной ученицей. Устала доказывать, что она может быть кем-то большим. Кажется, что она так никогда не поднимет себя с дна, к которому ее приковала жизнь.
И все пошло по наклонной. На следующий же день она собрала вещи, написала матери записку, которую та, скорее всего даже не прочитала, села в пропахший протухшими полуфабрикатами трейлер к дерьмовой, гастролирующей рок-группе и умчалась в горящий развратными огнями Нью-Йорк.
Тогда все казалось ей фильмом с хэппи-эндом или бульварным романом за три доллара в журнальном киоске. Несмотря на все самые худшие качества людей, проявившиеся в одной только ее матери, Лилиан не знала настоящей жизни. Не знала этот подлый мир и подлых людей. Ей еще предстояло увидеть протухшую плесень в тех, кого называла своими друзьями, и лживую фальш в каждом произнесенном ими слове.
Так начались самые темные времена ее жизни. Хотя жизнью это было назвать сложно.
Алкоголь лился рекой, наркотики было достать проще, чем мятную жевачку, а в вытрезвителе она бывала чаще, чем дома.
Осталась только темнота.
И боль, и злость и страх вернуться обратно в Сэинт-Палмер, где все было не так.
Сначала это казалось весельем — не думать, жить моментом, плевать на правила. Осознание того, как далеко она зашла, пришло вместе с положительным тестом на беременность.
Конечно же, предполагаемый отец ребенка, бросил ее. Это было ужасно, алкоголь сменился слезами, носовые платки заменили наркотики. И вот, когда она уже смирилась с мыслью о том, что будет растить ребенка в одиночестве, случилось худшее.