Мы сделаны из звёзд

Не то что бы я не рад тому, что в нашем дурдоме пополнение, но с тех пор, как я конченный псих, а моя тетя, помешанная на карме и Иисусе, верующая католичка, начинаешь невольно привыкать к определенному образу жизни. И он не включает в себя подозрительного шерифа, дышащего тебе в затылок.

Предпосылки к проклятому дню «Икс» начались, когда я решил, что ничего страшного не случится, если вместо прописанных капсул вечером я пропущу стаканчик-другой шотландского виски. В тех злачных заведениях, где я пропадал, не особо хотелось думать о том, что я зависим от каких-то там таблеток.

А Фил все маячил на горизонте. По вечерам он смотрел свой чертов бейсбол по телеку в то время, как по National Geografic шло «Сквозь червоточину с Морганом Фрименом».

Это было жестоко. Я впервые остался дома, чтобы посмотреть задротскую передачу вместо того, чтобы заразиться гонореей от какой-нибудь укуренной брошенки в баре, а в итоге мне пришлось нервно курить на балконе.

— Господи, да у тебя же собственный телек в комнате, Кайл, с каких пор ты такой упертый осёл? — Ли закатывала глаза каждый раз, когда мои губы складывались в имя «Фил».

А осёл я с того самого дня «Икс». То есть моего похмельного утра. Очередного.

Едва продрав глаза, я помчался в ванную, чтобы, скрючившись над унитазом вывалить в него все содержимое желудка.

Меня стошнило почти четыре раза. На пятый я выблевал в унитаз собственную кровь, и на секунду мне показалось, что там плескаются даже мои внутренние органы — настолько опустошенным я себя чувствовал. Посреди очередного приступа в ванную ворвалась взлохмаченная, в панике орущая что-то Лилиан. Сначала она расплакалась, потом кричала на меня, а потом, все еще рыдая, пыталась помочь мне, трясущимися руками протягивая свежее полотенце.

Живот снова скрутило, а в дверях показался Фил, тоже взлохмаченный спросонья, в фланелевых штанах и серой футболке.

Очень вовремя.

Может, позвать всех соседей посмотреть на то, как блюет Кайл Андерсон?

Я выкашлял из себя даже мозговую жидкость. Глаза заслезились, как от жутчайшей аллергии. Мне стало страшно до слабости в коечностях. Я умудрялся кашлять и задыхаться одновременно.

— Кайл, что ты делаешь? — в замешательстве спросил Фил.

— Лишаю девственности унитаз, что, не видно? — звук вышел глухой, так как моя голова почти полностью была опущена в унитаз.

Лилиан снова расплакалась, в ее в руках было полсотни полотенец, с которыми она не могла разобраться, то и дело пихая мне в руки одно за другим.

В желудке стало окончательно пусто, я нажал на кнопку смыва и оперся затылком об ободок раковины, на секунду прикрыв глаза. Меня трясло, зубы ударялись друг о друга со звуком барабанной дроби.

— Кайл? Кайл, ты в порядке? Ты меня слышишь? — Лилиан трясла меня за плечи, грозясь снова вызвать во мне рвотный рефлекс, я поспешил открыть глаза и заверить ее, что со мной все отлично.

— Ты что, пил? — всхлипнула она. — Боже, Кайл, ты же обещал мне. Ты обещал, что не будешь доводить себя до такого состояния!

— Лилиан, я...

Кусок дерьма — вот, кто я. Золотой мальчик, сдавший экзамены почти лучше всех в штате, напившийся в баре и блюющий утром в туалете в приступе панической атаки.

То, с какой болью и разочарованием тетя смотрела на меня, было практически невыносимо.

Сегодня был выпускной экзамен по физике. Застонав, я ударился головой о раковину, в надежде получить такое сильное сотрясение мозга, что можно будет ближайшие лет двадцать просуществовать ничего не соображающим овощем.

Слезы все еще текли по моему лицу ручьем. Я попытался рассмотреть время на наручных часах, и чуть смазавшаяся картинка перед глазами показывала, что сейчас уже полдень, и экзамен по физике закончился примерно час назад.

— Больно, — простонал я, морщась. — Как же больно…Когда все это закончится…

Последнее, что я увидел в узкую щелку едва приоткрытых глаз — это испуганное лицо Лилиан, а затем мир потух, и все звуки заглушились. Навечно, как я надеялся.

Пришел в себя я уже в больнице. С промытым желудком, едва оклемавшийся от дозы ускокоительного.

Только продрав глаза, я обнаружил Ли, сидевшую возле моей койки. И это была не сцена из романтичного фильма, где она рыдает, держа меня за руку, и молит бога о моем выздоровлении. Нет, она просто сидела с ногами на стуле, уперев подбородок в колени, и буравила меня пустым взглядом из-под козырька бейсболки, которая на этот раз была надета не задом наперед.

— Зачем? — просто спросила она. Совершенно бесцветно.

От яркого света в палате начали болеть глаза. Я зажмурился, не в силах выдавить из себя ответ. Но даже с закрытыми глазами стены комнаты давили на меня со всех сторон. Понятия не имею, какой менно разновидностью клаустрофобии это является.

Руки, сжимающие белую больничную наволочку, сильно трялись. Словно толчки Гималаев пятидесятых годов проходили сквозь меня снова и снова. Двенадцать баллов шкалы Рихтера для них казались детским лепетом.

Когда Ли наклонилась, чтобы погладить меня по руке, я резко одернул кулаки.

— Не надо, Ли. Ну хоть ты не начинай все эти нравоучения.

— Ты… — подруга опешила, отклонившись обратно. — Да пошел ты к черту, Кайл! — в ярости пнув ногой ножку моей больничной койки, она вылетела из палаты, громко хлопнув дверью.

— Дерьмо, — пробормотал я, глубоко выдыхая.

Я уже было подумал, что хуже быть не может…пока в палату не вошел Фил. Не в полицейской форме, слава богу.

— Давай, Фил, руби правду-матку. Сколько мне осталось?

— Еще прилично, к сожалению. Тебе предстоит долгая грустная жизнь в пучине алкогольной интоксикации.

— Дерьмо, — вот уже в который раз повторил я.

— Надеюсь, ты понимаешь, в какой заднице застрял?

— В такой, что никакой ректальный осмотр не поможет. — кивнул я. — Где Лилиан?

Мне до жути хотелось перед ней извиниться. Чтобы она улыбнулась мне и заверила, что все будет хорошо. Что я справлюсь.