Мы сделаны из звёзд

Господи, я скучал по Ли всем сердцем. И по тому, как нам раньше было хорошо. До таблеток и выпивки.

Но все в порядке. Все временно.

Это мертвая петля на американских горках — мы падаем и взлетаем, и снова падаем. А по пути страшно и досмерти тошнит. Но когда, накричавшиеся и испуганные, мы отстегиваем ремни безопасности и выбираемся из вагона, то понимаем — мертвая петля все-таки была лучшей частью этого сумасшествия.

Так не бойтесь застрять в этой петле. Отдайтесь ей, пусть она поглотит вас. Мы любим все усложнять, когда, на самом деле, американские горки — все еще американские горки, а жизнь — все еще жизнь, и она никуда от нас не денется.

Мы ведь люди. Те самые, заброшенные на эту планету эволюцией вместе с крошечным одноклеточными организмами. Время трансформировало нас и собрало всех вместе не для того, чтобы волноваться о мировом кризисе, инвестициях в золото, эпидемиях и геополитических отношениях стран.

Я уже говорил — я не верю в вечность. Но вот бесконечность — совсем другое дело.

По условной шкале времени Вселенной будет всегда 13,34 миллиард лет, а по фактической шкале ей всегда бесконечность лет. Каждая нынешняя секунда остается той же, а прошедшая становится короче. В итоге, в какой бы момент времени, мы не начали измерять возраст Вселенной его значение окажется тем же.

Пусть все вокруг — катастрофа, пусть жизнь застряла в кругах мертвой петли, я знаю — у меня все еще есть целая бесконечность. Бесконечность, чтобы это исправить.

* * *

Я возвращался домой в потемках, уже ближе к полуночи. Пусть чуть не пойманный полицией, зато совершенно трезвый. Я стоял на крыльце своего дома с полным туманом в голове, среди которого лихорадочно сбивались в стайки мысли о том, каким способом Лилиан собирается убить меня за нарушение комендантского часа — я ведь обещал ей вернуться до девяти вечера.

Лилиан не разговаривала со мной уже несколько дней, и это сводило с ума. Даже разбивало сердце. Не думал, что когда-нибудь смогу облажаться настолько, что разочарую даже ее.

На крыльце Аарона Кука стояла миссис Гретхен. Мне было искренне жаль беднягу, потому что соседка грозилась протаранить его дверь своими массивными кулаками.

— Ты слышишь меня, Аарон?! КЛЯНУСЬ, Я РАЗОБЬЮ ЭТИ ЧЕРТОВЫ КОЛОНКИ О ТВОЮ ЧЕРТОВУ БАШКУ, ААРОН! — она долбила по входной двери, а потом повернула голову и заметила меня: — О, здравствуй, Кайл, — улыбнулась она. — Передай Лилиан, что те кексы из отрубей, которые она испекла для читательского кружка, были просто восхитительными!

Еще пару пропитанных страхом предвкушения секунд, и я нервно улыбнулся, поспешив поскорее скрыться с глаз соседки. Я потянул на себя дверную ручку, осторожно ступая на деревянные половицы нашего коридора. Меня привычно встретил тошнотворный запах жженого апельсина и здоровенная картина на продолговатой стене с изображением цветущей сакуры в нежно-розовых лучах заходящего солнца. Я осторожно повесил свою куртку на стоящую в углу вешалку и бесшумно положил ключи на дорогущий деревянный комод, сделанный вручную по заказу Лилиан.

Я старался передвигаться, едва ступая ногами по полу, жалея о том, что не имел способности свободно парить по воздуху.

Преодолев путь от коридора до лестницы, я уже было подумал, что моя жизнь спасена и не грозила кончиться высушенной мумифицированной стойкой под ароматизированные свечи, но как только мои уже почти трясущиеся пальцы нащупали под собой поверхность гладких перил, за спиной раздалось встревоженное:

— Кайл?

— Лилиан, я могу все... — я не успел договорить, потому что она приблизилась ко мне и сжала в крепких объятиях.

— Я заказала суши и лапшу. — проговорила она мне в плечо.

— Я как раз проголодался. — уткнувшись носом ей в макушку, проговорил я.

Лилиан оторвала лицо от моего плеча и взглянула на меня снизу вверх. Она смотрела очень странно, словно перед ней стоял лепрекон, потягивающий молочный коктейль, а вовсе не я или даже что-то, отдаленно напоминающее меня.

Ах да, я ведь был похож на ходячий труп. Я сбросил пару фунтов за эти несколько дней, и проспал, наверно, всего часов восемь.

Наш с Лилиан поздний ужин сопровождался тишиной. Мы молча жевали, шуршали только коробочки из-под лапши. Я чувствовал, что должен заговорить первым:

— Прости меня, Лилиан.

Тетя не донесла до рта ролл с огурцом.

— Я тебя не виню, — прокашлялась она. — Это все я. Ты знаешь, твоя бабушка была... не самым ответственным человеком на свете.

— Она была наркоманкой, Лилиан.

— Я и Роуз были предоставленными самим себе. Мы жили в нищете, постоянно страдая от припадков матери. Я никогда не чувствовала безопасности, любви и тепла домашнего очага. Я не умею готовить, оплачивать счета и подключаться к вай-фаю. Я также не смогла стать хорошей матерью. Мы с Роуз обе пытались и в итоге провалились, сделав тебе только хуже.

— Это не так, — я сжал ее руку, покоющуюся на столе.

— Я так люблю тебя, Кайл. Полюбила с того момента, как в первый раз увидела тебя и взяла на руки. — срывающимся на слезы голосом призналась она. — Но я не хотела задушить тебя этой любовью. И в итоге оступилась. Тот день в больнице был просто кошмаром.

Я проглотил ком, застрявший в горле, почувствовав все сразу.

Стыд. Сожаление. Облегчение. Радость. Безграничную любовь.

Сердце разрывалось на кусочки от каждой сдерживаемой до этого момента эмоции.

— Вы с Роуз стали самыми лучшими мамами на свете. Роуз обеспечила меня всем необходимым, так что материально я ни в чем не нуждаюсь. А ты обрабатывала все мои разбитые коленки, поломанные очки, покупала научные журналы и делала школьные проекты из папье-маше.

Лилиан вытерла слезы с глаз.

— Не ты виновата в том, что я стал тем, кем я стал. Ты вырастила меня правильно. Просто сейчас в моей жизни битва, которую ты не можешь выиграть за меня. — объяснил я. — Когда я выйду из нее покалеченным, ты поможешь мне залатать раны. А пока мне только нужно время со всем разобраться. Я все решу, ты же знаешь.

— Что с тобой происходит? Ты когда-нибудь расскажешь мне?

— Как только сам пойму, Лилиан.

Она устало кивнула.

— Я так волновалась, Кайл. Я боялась, что ты сегодня был с Дэнни.

— С каких пор ты имеешь что-то против Дэнни? — нахмурился я.

— Ох, Кайл, ты не знаешь? — чистейшая мука нарисовалась на лице моей тети.

Я в страхе напрягся за столом, предполагая самое худшее.