На испытаниях

– Слушай конструктора, капитан.

Постников неохотно оборотился. Лида горячо стала объяснять ему схему рикошета, тыча карандашом в блокнот. Скворцов не слушал, что она говорит, он просто следил, как менялось у Постникова выражение лица, переходя от презрительного к почтительному.

– Сечешь, капитан?
– спросил Скворцов.

– Секу.

– А валы придется перекопать, - заключила Лида.
– Сделаете новые, по такому вот профилю.
– Она вырвала листок из блокнота.

– Есть перекопать, товарищ конструктор.

Скворцов и Лида уходили к своей машине, а Постников смотрел им вслед. Они уезжали, а он оставался. Потом они улетят в Москву, всякие там свои диссертации писать, а он опять останется. В степи, в жаре, в мошке. Жара не жара - вкалывай. И всегда так. Приедут, поглядят, покритикуют - и снова к себе, на север. Дождь у них идет. Мостовые блестят, девушки в разноцветных плащах, как розы. Москвичи, сукины дети. Впрочем, она ничего баба. Раздражал его, собственно. Скворцов - болтун, пустопляс. Смеется, зуб стальной. И чего она в нем нашла?

Машина была горячая, как сковорода.

– Игорь, домой.

Тюменцев включил двигатель. Газик затрясся.

– Между прочим, Игорь, - заметил Скворцов, - вот что мне в голову пришло, пока я там сидел: почему ты не взял высокое напряжение прямо с трамблера на корпус?

– Такой вариант я рассматривал, он для меня не годится. Этот вариант работает только при включенном моторе. Я тогда на случай не должен мотор выключать. А за пережог горючего тоже не похвалят.

– Эх, - вздохнул Скворцов, - если бы меня так девушки любили, я бы их пугать не стал. Идите ко мне, милые, сказал бы я на твоем месте.

Тюменцев нажал стартер. "ГАЗ-69" забормотал и тронулся в путь. Дорога уходила в степь. Скворцов сказал наконец вслух то, что думал про себя целый день:

– Степь чем далее, тем становилась прекраснее.

17

Еще один день прошел, жаркий и необычайно тяжелый. К вечеру легче не стало. В небе, затянутом плотной дымкой, медленно опускалось тусклое красное солнце с резко обведенным круглым контуром. Воздух не шевелился, скованный неопределенным ожиданием.

В каменной гостинице, раздевшись до трусов, лежали на кроватях Чехардин, Скворцов и Манин. Вернувшись с поля, они не пошли даже купаться, а сразу же полегли. В номере было сверхъестественно душно. Накалившиеся за день стены немилосердно излучали жар. Чехардин и Скворцов курили, дым неподвижно висел над каждой кроватью, не смешиваясь с окружающим воздухом. Мании был некурящий и обычно любил постращать своих сожителей раком, и не каким-нибудь, а нижней губы. Но сегодня он так истомился, что даже о раке забыл.

– Хочу холодного пива, - сказал Чехардин, - чтобы в большой тяжелой кружке, чтобы вся запотела и капельки на боках... Вульгарная московская кружка пива.

– Разговор о пиве в настоящих условиях приравнивается к идеологической диверсии, - отвечал Скворцов.

– Айв самом деле, - невинно сказал Манин, - почему это здешняя торговая сеть не продает прохладительных напитков?

– Эх, Ваня-Маня, святая простота.

– А я и правда не вижу причин.

– Их более чем достаточно, - сказал Чехардин.
– Организовать продажу прохладительных напитков в здешних условиях - дело нелегкое. Нужна тара, бочки, емкости, лед, пятое-десятое, вода, наконец. А чего ради они будут стараться? Какие рычаги приведут в действие всю эту махину?

– Забота о живом человеке, - ответил Манин и сам застеснялся.

– Вот-вот, - усмехнулся Чехардин.
– Очень типично. На словах марксист, а чуть до дела дойдет - типичный идеалист. Сознание первично, материя вторична, так, что ли?

– Я этого не говорил.

– Простите, я только довел вашу мысль до логического завершения. Забота о живом человеке! Вещь, конечно, полезная, но утверждать, что таким рычагом вы сдвинете проблему снабжения, - значит быть идеалистом. Помимо заботы о живом человеке нужны другие, экономические рычаги. Нужно поставить торговую сеть в такие условия, чтобы ей было не только душеспасительно, но и выгодно заботиться о живом человеке. Как говорил один мой приятель: "У всякого есть совесть, но надо создать такие условия, чтобы хочешь не хочешь, а она проявлялась".

– Это не наша, это капиталистическая мораль, - искренне страдая, сказал Манин.

– Так я и знал, что вы пустите в ход какой-нибудь жупел. Известный прием: подобрать подходящее к случаю бранное слово - и спор кончен. Нет, вы попробуйте подумать, ей-богу, неплохо иногда подумать.

– Я и думаю, но не вразрез с основными принципами. А вы... ошибаетесь.

– Вполне возможно. Думающий человек не застрахован от ошибок. Это знает каждый, кто когда-нибудь пробовал думать сам.

– Я с вами согласен, - сказал Скворцов.
– Рычаги нужны. Помните, я вам рассказывал про ту бабищу из "Лихрайпотребсоюза"? Ее бы каким-нибудь рычагом... Сидит, как царица, и на лице - глубочайшее презрение ко мне, живому человеку...

– Естественное презрение владельца к неимущему.

– Чем же она владеет?

– Как чем? Информацией! Пока существуют дефицитные товары, существуют и владельцы информации. Информации о том, где, какой и в каком количестве появится товар. Эту информацию можно продать, купить, обменять (ты - мне, я - тебе). А власть! Возьмите хотя бы Ноя! Завези в Лихаревку вдоволь напитков - и лопнет ваш Ной как мыльный пузырь.

– А я люблю Ноя, - вступился Скворцов.
– Что-то есть в нем широкое. Этакая бескорыстная, я бы сказал, любовь к материальным благам. Он ведь не для себя - ему угощать надо.

– Дефицит, - сказал Манин, - явление временное. Конечно, есть еще некоторые трудности, но это болезни роста. Когда мы добьемся подлинного изобилия, небывало высокого уровня производства на душу населения, дефицита не будет.

Чехардин выслушал и сказал задумчиво:

– У буддийских народов есть весьма остроумное устройство - молитвенное колесо. Когда верующему приходит в голову помолиться, ему даже не надо произносить слов, достаточно повертеть колесо.

– А что, я что-нибудь не то сказал?
– обеспокоился Манин.

– Наоборот, даже слишком то. То, да не то. Наш дефицит в большинстве случаев обусловлен не бедностью. Мы достаточно богаты для того, чтобы выбрасывать на ветер, уничтожать, гноить огромные материальные ценности. Представьте себе все это в масштабе страны! Несобранные урожаи; зараженные сорняками, гибнущие поля; в огромных количествах производимый никому не нужный ширпотреб... Это все - чистые издержки. А ведь общие принципы разумного управления известны. Экономическая система, как и техническая, должна основываться на принципе обратной связи. В технике мы признаем обратную связь, а в экономике упорно ее отрицаем!

Манин покраснел чуть не до слез и сказал дрожащим голосом:

– Ну уж это... Это я не знаю что... Это какая-то кибернетика.

– Еще один жупел. Сейчас вы обзовете меня апологетом буржуазной лженауки. Слово-то какое: "апологет"...

– А есть еще хуже: "молодчик", - сказал Скворцов.

– Одно другого стоит.

На этом месте разговор прервался, потому что вошел Теткин, очень веселый, и заорал:

– Ужинать, братцы! Скорей в портки и ужинать! Я по такой жаре ненормально жрать хочу!