На испытаниях

– Идите вперед, Лидия Кондратьевна, я вас догоню. Видите блиндаж? Вон там.

Она пошла по тропинке к блиндажу, полевая сумка болталась у ее бедра. Скворцов смотрел вслед, умиляясь ее цапельной долговязости. Этакие бамбуковые ноги, словно бы даже пустые внутри.

Постников кашлянул.

– Дай закурить, капитан, - сказал Скворцов.

– "Беломор" употребляете?

– Очень даже употребляю.

Они откинули сетки и закурили.

– Что же ты, капитан, с нашей дамой так строго, а?

– Не люблю бабья на полигоне. Приедет такая фуфлыга: ах да ох, уши затыкает. И всегда при ней что-нибудь не так. То пиропатрон не сработает, то контакта нет. Я тысячу раз замечал.

– Напрасно. Ромнич не такая. Она уши не затыкает. Она сама конструктор, полигонный работник. Даже ждать на полигоне - и то любит.

Постников подумал и сказал:

– От женщины, которая таким делом занимается, может вытошнить.

– Ну, зачем уж так. Хорошую женщину никакое дело не испортит. Я даже одну знал женщину - борца. И ничего, славная была женщина.

– Пускай она лучше обо мне заботится, - горячо сказал Постников, сразу потеряв медлительность.
– Моя вон тоже пошла в школу преподавать, а хозяйством ей некогда заниматься. Щи оставит - когда разогрею, а когда холодные кушаю, без аппетита.

– Подумаешь, дело - разогреть! Были бы щи.

Это Постникову не понравилось. Он опять замедлился и сказал:

– Согласно инструкции идите в блиндаж, товарищ майор.

Скворцов спустился в блиндаж. Под землей было как под водой - полутемно и прохладно. Всей кожей ощущая прекрасную эту прохладу, он полуощупью пробрался к стенке. В глазах плавали радужные круги. Пахло грибами. Когда круги исчезли, он увидел у самого своего лица свисшую с потолка гроздь тоненьких, полупрозрачных поганок. Они росли из щели между бревнами наката и, казалось, должны были висеть вниз головой, но нет: каждая поганка грациозно изгибала тоненькую свою ножку и подымала вверх серую колокольчатую шляпку.

– Смотрите, какие поганочки, - сказала Лида.

– Вижу.

Ему захотелось еще от себя прибавить что-то глупое, вроде "всюду жизнь", но он удержался.

Зазвонил полевой телефон. Скворцов взял трубку.

– Товарищ майор, к подрыву готов, - доложил торжественный голос, совсем непохожий на голос Постникова. Все-таки подрыв - всегда событие.

– Отлично. Давайте.

Раздался сигнал тревоги - несколько колокольных ударов по рельсу, - и снаружи в блиндаж начали просовываться ноги в кирзовых сапогах. Солдаты стали на земляной лестнице, упираясь пилотками в перекрытие. Наступила тишина - особая тишина перед взрывом.

Скворцов с Лидой стояли у смотрового окошка, глядя сквозь растрескавшееся бронестекло. Стена в отдалении рисовалась темным массивом. Вдруг на ее фоне сверкнул огонь, взметнулась кверху черная земля, и тут же пришел удар. Блиндаж колебнулся, с потолка посыпалась земля, гроздь поганок дрогнула и уронила один колокольчик. Сквозь окошко было видно, как поднятая взрывом земля медленно распускалась большим черным георгином и медленно опадала.

– Все, - сказал Скворцов.
– Можно выходить.

Кирзовые сапоги двинулись вверх по лестнице и исчезли в сияющем голубом проеме.

После подземной прохлады зной наверху был ошеломляющим. Казалось, видно было, как скручиваются и вконец погибают сушеные-пересушеные, но еще не до конца сожженные травки.

У полуциркульной стены облаком стояла еще не осевшая пыль. Там, где только что поблескивал стальной цилиндр, ничего не было - ни треноги, ни троса, только горячая яма в пыльной земле. По всей поверхности броневой стены проворно расползлись солдаты в выбеленных солнцем гимнастерках, с зелеными сетками на головах - зеленоголовые муравьи. Цепляясь за веревки, переползая от опоры к опоре, они снимали координаты пробоин и метили их черной краской, передавая друг другу ведро и кисть. Постников мешковато суетился внизу, сипел на крик, командовал и наносил отметки на большой лист бумаги. Лист топорщился коробом у него в руках.

– Придется подождать, пока обмерят. Впрочем, вы любите ждать. Давайте опять в этот самый тенечек.

Короткая тень от будки стала, если возможно, еще короче.

– Присядьте, - предложил Скворцов и расстелил на горячей земле газету. Края газеты немедленно загнулись кверху, как будто ее положили на плиту. Они сели - головы в тени, ноги на солнце. Лида о чем-то размышляла, теребя кисточки на краю своей сетки.

– А знаете, Павел Сергеевич, я почти уверена, что осколки рикошетируют от грунта.

– Не может быть. Есть противорикошетные валы...

– И все-таки рикошеты не исключены.

Она вынула из полевой сумки блокнот и карандаш:

– Погодите, я сейчас прикину.

Она написала несколько строк, прикусила карандаш, задумалась...

– Я могу вам помочь?

– Помолчите, а то собьюсь, - резковато сказала Лида.

Скворцов замолчал и стал смотреть на ее ногу. Тонкая, до блеска отполированная солнцем, даже чуть кривоватая от худобы, чем-то похожая на саблю нога. Он смотрел и думал: "Люблю твою ногу. Люблю твою пыльную, исцарапанную ногу. Люблю все в тебе - красивое и некрасивое, хорошее и плохое, мягкое и резкое. Ничто не имеет отношения ни к чему".

– Ну, так и есть, - сказала Лида.
– Все, как я и предполагала.

– Рикошеты?

– Конечно. При этом профиле противорикошетных устройств должно наблюдаться восемь - десять процентов лишних пробоин во втором поясе. Смотрите.

– Это что, формула Сабанеева?
– спросил Скворцов. Он не очень-то был силен в теории, но некоторые фамилии помнил и при случае мог блеснуть.

– Нет, не Сабанеева.

– Ваша?

– Право, не знаю. Эта формула всегда была.

– Как всегда?

– Это у нас так говорят. Когда стали очень уж приставать с приоритетом русских и советских ученых...

– Понимаю.

На дорожке появился Постников с бумажным листом. Скворцов и Лида встали.

– Ну как?

– Та же петрушка, - просипел Постников.
– Ясно, в конструкции ошибка.

– Это рикошеты, - сказала Лида.

Постников глядел сквозь нее.

– Сколько лишних?

– Девять процентов во втором поясе.

Лида вся вспыхнула, глаза и все.

– Слышали, Павел Сергеевич? Так и по расчету получается: от восьми до десяти процентов! Значит, я права!

"Как идет счастье человеку, - думал Скворцов.
– Как она сейчас хороша". Для Постникова она по-прежнему не существовала.

– А и в самом деле похоже на рикошеты, - сказал Скворцов.

Постников был непробиваем.

– Валы откапывали согласно инструкции.

– Это сабанеевская инструкция, - светясь, возразила Лида.
– Так она же для наших мест, для тяжелого, влажного грунта, а здесь у вас грунт мягкий, пылевой, совсем другая консистенция! Объясните ему, Павел Сергеевич, он меня не слушает.