На осколках цивилизации

Через некоторое время у двери собралась группа мужчин; повелитель тьмы встал и подошёл туда же — к нему уже направлялся Стив, который бы навряд ли снизил голос из-за спящего Креймера.

— Мы идём в разведку. Брать всё, что пригодится здесь: еду, вещи, предметы, которые могут понадобиться. И его буди. — Стив кивнул в сторону Чеса.

— Он не пойдёт. Не видишь, что болеет человек? — даже с некоторым раздражением спросил Джон.

— Все мужчины обязаны. Кто будет искать пищу для женщин и детей? Буди, — был непреклонен мужик.

— Из-за одного человека мы явно ничего не потеряем. — Константин обернулся на спящего и, посмотрев на его спокойное лицо, понял, что не допустит того, чтобы Чес пошёл. Стив напрягся, засопел, небольшие его глазки загорелись злобой. Он не хотел сдаваться, и это было видно.

— На каждого здесь был выделен собственный участок и этаж расследования. Таким образом, план рушится, чего не должно быть.

— Ну я, я пойду за него, куда нужно. Есть ещё вопросы? — не услыхав больше ничего, Джон обогнул Стива и направился к двери. Там уже негромко распинался о правилах безопасности какой-то немолодой мужичок. Константин его не слушал, но охотно получил в руки далеко не новый пистолет — какое-никакое, а оружие. В его распоряжении оказались два верхних этажа. Всего пять квартир, потому что шестую завалило. «Чердак» считался самым опасным: не ровен час, как могли скинуть бомбу и угодить прямо туда. Но Джон решил не оспаривать и идти; к тому же, он не понравился Стиву, поэтому отныне всё самое сложное — ему. Ну, по крайней мере ему, а не Креймеру…

Константин обернулся на спящего в последний раз, чему-то легко улыбнулся и направился в открытую дверь. Он вышел не последним, и кто-то за ним громко хлопнул ею; это оказался Стив, в полумраке темноты ухмыльнувшийся. Джон молил Бога, чтобы хлопок не разбудил Чеса, и возненавидел в ту секунду Стива всей своей душой. «Ну ничего, я думаю, мы уже завтра отсюда уйдём. Господи, даже в такой ситуации люди умудряются быть тупыми — когда жизнь висит на волоске и нужно действовать сообща…»

Весь отряд разошёлся, Константин последовал наверх, осторожно ступая по уже разрушенным ступеням.

========== Глава 6. Искренность. ==========

А ночью разговоры становятся искреннее. ©

Пистолет в руке казался непривычным, хотя Джон последние полтора года усиленно занимался стрельбой: ну вот совсем это было не его, совсем. Он чутко прислушивался к звукам извне, но улицы странно молчали, были слышны лишь переговоры наших и шарканье их ног по обвалившейся крошке. Все они рассредоточились по нижним этажам, а Джон пошёл на верхние; приключение обещало быть интересным. Он быстро добрался до десятого — сам даже не ожидал, что это окажется так легко, несмотря на трудности во взбирании. На этаже находились три квартиры, на самой площадке лежал кусок от потолка одиннадцатого; видимо, дальше придётся несладко. Все квартиры были открыты: у одной даже двери не оказалось, а у остальных двух они висели на петлях. Джон начал с самой первой, особенно стараясь не вглядываться в дизайн или обстановку, что очень отвлекало; он тупо обследовал каждую комнату на предмет нужных ему вещей. Каждому ещё в начале дали два огромных мешка; Константин аккуратно собирал еду из почему-то ещё целых холодильников. Квартиры были полуобрушены: обои местами отклеились от стен, штукатурка вся была на полу, столы и шкафы оказались частью поломаны и перевёрнуты. Но в основном ничто не мешало поиску; в итоге он нашёл немного овощей, всяких йогуртов, банку кефира, три замороженных курицы, несколько наборов вилок-ножей, две пачки молока. Больше в холодильниках просто не было — всё вымели подчистую — но Джон посчитал, что для одного этажа это очень хорошо. Однако дальше всё пошло куда сложнее…

Полпроёма оказалось разрушенным, пришлось по обвалинам забираться наверх — все руки после были в ранах и мозолях. Наверху виднелся пролом в крыше; часть обломков валялись хаотично по остаткам лестницы, по полу. Кусочек серого, уже темнеющего неба неприветливо глядел сквозь эту дыру; под упавшими кусками камня была полностью погребена чья-то квартира — в итоге оставалось проверить всего две. На площадке зияла широкая дыра; подойти к квартирам можно было только узким кромкам и очень осторожно. Здесь двери оказались предубедительно прикрыты: Джон понял, что будет нелегко. Он, осторожно балансируя на узкой полоске оставшегося пола, чутко прислушивался к звукам извне и продвигался дальше; вероятность того, что сюда мог прилететь снаряд, был довольно высок — последний этаж, как-никак. К тому же, в это место уже попадало… Но был слышен только гул ветра — одинокий, заунывный, неприятный. И тишина снаружи. Только один раз где-то издали просвистел, кажется, корабль; Константин напрягся, но звук исчез столь же мгновенно, как и появился.

Первую дверь жутко заело, Джон даже отчаялся её было открыть, но последний, ожесточённый рывок решил всё: та поддалась, и он вошёл. Эта комната хотя и была похуже тех, что были на десятом этаже, но среди квартир на одиннадцатом оказалась самой лучшей. Она находилась далеко от места взрыва, но и ей досталось: все окна выбиты, стены потрескались, целой мебели практически не было. Даже холодильник на боку. Продуктов нашлось не так много, в основном полуфабрикаты — это, в общем, тоже хорошо. Тут Джон вспомнил о том, что Чесу желательно бы избавиться от высокой температуры, поэтому порылся в ящиках, нашёл самое простое, что только могло оказаться там — аспирин и прихватил на всякий случай градусник. Удивительно, но тот был цел.

После Константин решил проверить вторую квартиру; в конце концов в ней не нашлось ничего интересного — жильцы вынесли всё, что смогли, а остальное было в разрухе. Этой комнате досталось больше всего: когда он вошёл, то сразу ощутил промозглую прохладу — в стене зияла огромная дыра, где-то в его рост. Полквартиры было полно обвалившимися кусками крыши; Константин смог зайти только в прихожую и гостиную; от кухни не осталось почти что ничего. Джона как будто тянуло к той дыре, что находилась в комнате, и он не смог отказать себе в том, чтобы туда пойти; когда вошёл, холодный ветер хлынул ему в лицо, заставив съёжиться. Он прижался к стене и стал подходить к отверстию — предосторожность нужна была в любом случае. А в возникшей ситуация даже жизненно необходима.

Джон, остановившись около самой дыры, присел на корточки и стал аккуратно выглядывать; на улице было спокойно, лишь дом на той стороне тихо полыхал пламенем да обезображенные трупы не успевших добежать валялись посреди двора, раскуроченной площадки и вздыбившихся глыб асфальта. Откуда-то тянулось облако аж чёрного дыма — кажется, недалеко находился завод, видимо, попало в него. Дальше домов с выбитыми окнами простиралось лишь поле самого что ни на есть настоящего развала; это не нуждалось в описании, да и слова сейчас в голове выплавлялись нелегко — сердце, даже повелителя тьмы, леденил только вид того самого города, в котором он когда-то жил и который за несколько часов превратился буквально в труху. Что будет дальше — было логичным вопросом. Но думать об этом явно не хотелось. Потому что каждый, вплоть до ребёнка, сейчас понимал, что дальше быть лучше уж точно не может…

А Джон смотрел и не мог оторваться. Пофигизм в его сердце постепенно сменялся на что-то другое — более тоскливое, угрюмое, безысходное. Ага, и это он ещё говорил, что равнодушен к происходящему. Впрочем, когда вокруг одна опасность, совершенно нет времени на раздумья, но стоит лишь остановиться на миг, взглянуть, во что превратилось всё, бывшее родным в прошлом, как становилось мгновенно ужасно грустно и отвратительно. Константин упрекал себя, заставлял встать, очнуться, спуститься в безопасный подвал, но не мог: хотелось ещё минуту побыть здесь, посмотреть на эту картину постапокалипсиса из игр, только вживую. Хотелось будто бы выразить сожаление этой минутой молчания — пускай и Ирвайн не был его любимым городом. Однако он встретил здесь свою жену… и не только. «Не только», — почему-то горько усмехнулся Джон и хотел было встать, как некое обстоятельство вновь прижало его к стене.

Где-то слева негромко засвистели двигатели корабля; уже привычный звук. Константин спрятался за камень и стал осторожно выглядывать; гудение приближалось. Наконец молниеносно пролетел корабль куда-то вперёд, скинув снаряд в дом рядом. Взрыв, тряска, густая пыль; даже это здание заходило ходуном, и с него вниз полетели камни. Джона дёрнуло в сторону, и он ударился лбом; благо, пронесло. Он в ту же секунду выглянул и увидал удаляющийся корабль, уже ставший точкой; тот направлялся к центру. Вот кому, значит, теперь несладко. А потом ещё один пролетел справа, далее сверху, ещё пять откуда-то по диагонали, одиннадцать — Джон считал — сверху и десять — с левого бока. Поднялся гул невозможный — сердце на него откликалось с какой-то болью. С такой, вероятно, болью люди прислушивались к свисту немецких истребителей во времена Второй мировой… И тогда Константин не спрашивал себя, скинут ли они на него бомбу или нет; тогда он просто молча наблюдал, думая не о своей жизни, а о многих тысячах тех, кто неудачно вышел, например, за хлебом в соседний магазин. И о тех, кто сейчас жмётся в тесных подвалах там, под многоэтажками, уже обрушенными, и думает, что спасётся, хотя на деле… Не просто так этот рой чёрных точек останавливался там, ой не просто! Джон с горечью вспомнил о Кейт и особенно о Дженни… в ту секунду он стал действительно ненавидеть себя за то, что позволил себе идти сюда, в безопасное место вместо того чтобы помочь хотя бы дочери. Злость на самого себя и на какое-то послабление, на какую-то дерзкую прихоть заклокотало в его душе; он вздохнул, стараясь сделать это спокойно, но в итоге получился прерывистый выдох.

Он вновь будто очнулся. Он будто снова оказался вне чарующего влияния безответственной холостяцкой жизни и понял, что натворил такого дерьма, какого в жизни себе не позволял. И что Чес пытался предостеречь его или достучаться до совести, но он сам был упрям как баран. Джону стало холодно; так бывает при резком, неприятном воспоминании о чём-нибудь. Прошлое слишком вскружило ему голову, не так ли? Но ведь он теперь другой человек, и этот другой человек не мог так запросто забыть семью, кинуть их на произвол судьбы… Сердце холодело, леденело; вместе с тем Константин понимал, что одними унижающими мыслями дело сдвинуть с мёртвой точки нельзя. На этом и порешил завтра с самого раннего утра уйти отсюда. И не то чтобы в подвал офиса, а, скорее, куда-нибудь в место поближе, чтобы навести справки: наверняка в таких крупных объединениях уже прошла «перепись населения». Естественно, глупо тащиться в сам офис, уже давно сравнявшийся с землёй. Или ещё стоящий, но в очень бедственном положении… Был план Б — подобраться ближе к детсаду и во-первых найти дочь. Константин решил обдумать эти два варианта вечером, а пока возвратиться.