Начало пути

– Ладно, проехали.

Какое-то время Радован провозился с телом командира - нужно было сменить набухшие кровью бинты и произвести дезинфекцию открытой раны, благо фляжку со спиртом запасливый Ромка не забыл прихватить из личных запасов капитана.

Послышались приближающиеся шаги - снаружи кто- то трусцой подбегал к дому. Все трое - Радован, Ления и Рома - схватились за автоматы, нацелившись на входную дверь. Однако вошедший оказался Тимохой Прохорчуком.

– Был я в лазарете, - объявил он.
– В живых осталось всего одиннадцать наших, те, кто уже идут на поправку. И фельдшера они не тронули, только повязали. Остальных пристрелили, а наших поручили охранять какому-то задохлику. Я его быстро вырубил и на тот свет спровадил! Наших, короче, кто поцелее был, просто к койкам веревками привязали и бросили. Благо, нож с собой был, разрезать смог.

– Москаленко как?

– Жив, что с ним-то станется. Он толком-то и ранен не был, его просто тот амбал, которого мы с тобой завалили, хорошо помял, да голову в кровь разбил, вроде бы, сотрясение мозга у него или что-то там еще в таком роде. Я в медицине не силен, сам знаешь!

– Зато на кулаках силен!

– Что есть, то есть.

Значит, вместе с фельдшером двенадцать человек. Плюс здесь их шестеро, вместе с Васильевым и Пашкой. Да еще Васька с Виталиком, оба раненые. Есть еще Матвеев с четверкой оставшихся бойцов его взвода. Двадцать пять человек, из них продолжать бой может менее десяти! А ведь их было больше ста семидесяти, когда они, отделившись от основных сил, выдвигались к Сямже.

От этих невеселых подсчетов Радована отвлек рев моторов. Подбежав к окну, он увидел, как в поселок въезжало не меньше десятка БТРов. Свои! Родимые! Положив почти всю роту, они все-таки смогли удержать поселок. Как бы грустно им сейчас не было, но поставленную задачу они выполнили. Удалось!

Глава 17.

Полевой госпиталь.

Капитан Андрей Васильев лежал на койке в лазарете, на чистой простыне, укрытый теплым ватным одеялом. Ранение оказалось неопасным, легкое не было задето, но сильная кровопотеря и последовавшая лихорадка сильно ослабили организм.

Сколько он пролежал без сознания, как очутился здесь, чем закончилась их эпопея с обороной заштатного поселка Сямжи - ничего этого офицер не помнил. Что с его ротой, где он сам - у своих, или он сейчас в архангельском плену?

А самое главное - что с ним самим? Капитан отчетливо помнил подробности последней архангельской атаки, тяжесть подрагивающего автоматного ствола, из которого он лично завалил, по меньшей мере, четверых противников, пока не опустел последний рожок. Помнил он и завязавшуюся в доме, где он квартировал последние дни, жестокую рукопашную. Стоп ... а потом воспоминания обрывались, и он словно проваливался в неизвестную черноту.

С трудом пошевелился. Руки-ноги на месте - уже хорошо! Но тело словно деревянное, если он сможет подняться, ему наверняка придется заново учиться ходить и бегать. Негнущимися пальцами Васильев ощупал себя, нашарив на теле пластырь, прицепленный где-то в области грудной клетки. Затем провел ладонью, медленно восстанавливающей чувствительность, по щекам и подбородку, густо покрытым колючей щетиной. На него это не похоже - офицер всегда был гладко выбрит, с того самого дня, когда впервые взял в руки бритвенный станок. Значит, он провалялся в отключке никак не меньше недели.

Но ответы на все вопросы - потом, а пока нужно утолить жажду. В пересохшем горле неприятно першило, и Андрей, с трудом перевернувшись набок, осмотрел прикроватную тумбочку, но никакого питья на ней не было. Капитан попытался приоткрыть дверцу, но дотянуться не получилось. Попытка встать стоила ему дорого - едва приподнявшись на локте, он скривился от резкой боли в груди и без сил откинулся на подушку. Таким беспомощным, как сейчас, он не чувствовал себя еще никогда.

Впрочем, когда боль немного поутихла, Андрей все же решил, что плюсы в его теперешнем положении все же есть. Груз ответственности за бойцов роты, давивший на него с самых первых дней кампании, немного отступил - что с его ребятами, капитан знать не знал, но неизвестность хоть и пугала, но, как ни странно, давала надежду на лучшее. Понятно, что большинство уже на том свете - он не забыл, что свыше шестидесяти процентов личного состава были зарыты еще до последнего штурма, и более половины уцелевших успели получить ранения. Но вполне возможно, что хотя бы некоторые из них смогли выжить.

Во-вторых, немного осмотревшись по сторонам, Васильев не заметил в просторной комнате никаких соседей. Комнату сложно было спутать с чем-то, кроме больничной палаты, значит, ему была выделена отдельная. Из чего следовал вывод, что он явно не в плену - вряд ли архангельцы удостоили бы такой чести вражеского бойца, пусть и офицера и командира, доказавшего, что заслуживает какого-никакого уважения. Будь он в плену, его бы уже давно разорвали на части, а не пытались лечить. Что ж, если он у своих, то наверняка сможет уже сегодня, в крайнем случае, завтра, отправить родителям весточку. А то его, не дай Бог, уже в покойники определили. Уж чего-чего, а помирать Васильев пока не собирался.

– Эй, кто-нибудь! Принесите воды!

Капитан не узнал собственного голоса - привыкнув, что его приказы ежедневно выполняют десятки людей, он не ожидал, что из его глотки вырвется такой хриплый и тихий полушепот. Хорошо, хоть дар речи не потерян, но для этого определенно не так уж много надо.

За дверью между тем слышалась какая-то возня и молодые голоса, шутливо спорящие и переругивающиеся.

– Я же говорил, что он выкарабкается, - негромкий баритон говорившего показался офицеру знакомым.
– А вы мне не верили ни сейчас, ни тогда, когда мы Москаленко караулили! Тоже все хныкали, мол, кони двинет. Нет уж, у нас командиры - ребятка крепкие, и не такое сдюжат.

– Прекрати, - а это более уверенный в себе тон, с нотками командирского металла, и тоже Андрею показалось, что он слышал этот голос не раз и не два.
– Я Васильева в подвале нашел, он едва дышал. Если бы бэтээры не подтянулись с подкреплением, ему бы точно конец пришел - без помощи он не протянул бы и пары часов. Москаленко-то - там другой совсем расклад, он ведь и ранен-то толком не был, просто рожу ему хорошенько разбили, но он отделался легким сотрясением. Это тогда, когда мы с Тимохой уложили того амбала, летеха наш одной ногой в могиле был. Сейчас он уже в порядке. А вот Васильев ... Васильева реально с того света вытащили.

– Интересно, когда нам разрешат к нему заглянуть?

Слушая болтовню за дверью, капитан улыбнулся. Он узнал голоса, это были Васька Головачев и Радован Обренович, его солдаты и его напарники в одном щекотливом деле, когда они раздербанили нычку полковника Вексельмана, в доле с которым, как ранее рассказывали Васильеву, был и их батальонный командир. Воспоминания об этом деле даже немного развеселили его.

Хотя особого повода для веселья не было. Рота Васильева наверняка будет расформирована, а если и нет, то какое-то время будет существовать лишь на бумаге, ведь пополнение придет нескоро. Впрочем, расформирование не слишком выгодно Вексельману, подумал Васильев, ведь тогда меньше денег будет выделяться на содержание личного состава полка, а учитывая шкурные интересы полковника, рассчитывать на доукомплектование своего подразделения ротный, безусловно, мог.

Васильев снова улыбнулся, и даже почувствовал себя немного лучше - его, правда, мучила совесть за то, что загубив больше сотни мальчишек, сам он жив и даже без пяти минут здоров. Но капитан постарался отогнать эту мысль - он-то изначально был против приказа, отданного полковым командиром. Но делать было нечего, и выбирать не приходилось - он был обязан совершить то, что было приказано начальством, и поставленную задачу он, пусть и с грехом пополам, но все же выполнил. К тому же, он не мог знать, что в окрестностях никому не нужного и полузаброшенного населенного пункта могло ошиваться больше тысячи архангельцев.