Начало траектории

Родители Андрея, Вики и Лёши не знали, кто на самом деле стоит за всей поездкой. Они были уверены: это всё организовал дядя Витя, а Август просто помогает — талантливый племянник, умный мальчик, не больше. И именно так всё и должно было быть. Он не хотел, чтобы его видели слишком взрослым. Он хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности. И он это им дал.

Поздним вечером, когда дети уже спали, родители Андрея, Вики и Лёши сидели на террасе, попивая кофе. Разговор плавно перешёл на Августа.

— Вы замечали, как он разговаривает с персоналом? — первым сказал отец Андрея. — Сегодня он буквально за минуту уладил путаницу с трансфером, ещё и на английском. Спокойно, уверенно… Как взрослый.

— А как он рассказывал про современные технологии в логистике? — подключился отец Лёши. — Я сам половину терминов не знал. Он объясняет — просто, по делу. Будто не двенадцатилетний, а уже с двумя дипломами.

— И держится он как-то… по-другому, — задумчиво произнесла мама Вики. — Вежливый, сдержанный, но когда говорит — слушаешь. Будто человек, у которого за плечами не годы школы, а десятки переговоров.

Они переглянулись. Никто не произнёс этого вслух, но в каждом теплилась мысль: пусть бы наши дети подольше были рядом с ним. Пусть учатся. Пусть впитывают. В нём есть что-то… очень правильное.

Он был магнитом — не к деньгам или славе, а к людям. И смысл этот чувствовали даже те, кто не знал всей правды.

Дети сдружились. Родители — тоже. Ужинали за одним столом, обменивались историями. Жены открылись друг другу, мужчины сблизились, делясь страхами, мечтами, воспоминаниями. Даже родители Августа начали воспринимать Витю не как «брата мужа», а как надёжного и доброго друга. Он, в свою очередь, будто расправил плечи.

Дядя Витя, впервые в жизни, почувствовал, что он — не просто связующий. Он — важный человек. Он улыбался чаще, говорил твёрже, двигался увереннее. На последнем ужине в Турции Август, улыбнувшись, поднял бокал:

— За тебя, дядя Витя. Без тебя — ничего бы не было. И мы это помним.

И он замер, глядя на Августа, не веря, что слова были сказаны всерьёз. Но когда поднялись остальные — один за другим, без промедлений — он понял. Он действительно стал кем-то большим и важным. Не просто лицо бизнеса и прикрытие Августа, а полноценный член семьи и важный винтик в планах Августа.

Возвращение в Харьков не стало падением из рая. Наоборот — теперь всё вокруг казалось понятным, управляемым, почти родным. Харьков встретил их мягкой золотистой пылью на улицах, запахом хлеба и мёда с рынка, вечерними электричками и длинными тенями от акаций. Они возвращались не просто отдохнувшими. Они возвращались другими.

А сам Август, несмотря на спокойствие, был собран. Улыбался, говорил с каждым, слушал и запоминал. Но внутри он знал — это была передышка. Последняя. Впереди было нечто, что навсегда изменит рынок, страны и людей. Он чувствовал, как мир будто затаился в ожидании удара — и только он один знал, куда и когда он придётся. Он знал, что идёт катастрофа. Огромная. Внезапная. Всепоглощающая. И он ничего не мог с этим поделать. Или мог — но не хотел. Он не знал, что страшнее: быть бессильным… или быть способным, но выбрать бездействие ради стратегии. Эта мысль жгла его. Но она лишь напоминала: он — не ребёнок. Он — точка решения.

И именно потому он позволил себе это лето. Он дал ядру вкус настоящей жизни. Потому что только тот, кто знает, как страшно может быть завтра — может по-настоящему захотеть, чтобы сегодня было светлым. А ещё — потому что теперь они знали: всё, что делает Август — имеет смысл. И они были с ним. Без условий.

Сразу после возвращения Август провёл ревизию всех протоколов. Он не созывал совещаний — всё, что нужно, он оформил в личной переписке с Саввой, отправив ночью зашифрованное сообщение через внутренний канал связи:

«Сценарий G. S.-3. Активировать подготовку к фазе вероятной дестабилизации. Формулировка — рост глобальной напряжённости на Ближнем Востоке и локальные террористические риски. Пусть аналитики отработают три ветки: атака на инфраструктуру, дестабилизация авиатранспорта, паника в секторе страхования. Завуалируй всё под геополитику. Никакой конкретики. Только намёки.»

Он замер. Потом дописал:

«Готовь пул сделок с маржой x10 и x20. Все, кто прошли внутреннюю верификацию — переводим в готовность. По сигналу „Искра“ — срабатываем сразу. Не объясняем — просто запускаем.»

Савва ответил через 15 минут:

«Принято. Переключаю группу аналитиков на G. S.-3. Новые сценарии оформим как серию тревожных обзорных писем для партнёров. Протокол „Искра“ обновлён. Пулы собраны. Я с тобой.»

Август читал, не моргая. Он чувствовал: всё близко. И только он один знает, насколько. Он стоял в полутьме своей квартиры в Харькове, глядя на монитор, и ощущал одновременно холод и ясность. Он не знал, сможет ли остановить то, что приближается. Даже если захочет остановить — это неоправданно высокий риск для него. Потому что это — не катастрофа, а возможность. Ужас, на фоне которого рождаются новые структуры.

Он стоял у окна, глядя на ночной город. В стекле отражалось лицо подростка — но глаза уже давно не были детскими. Он знал: в эту точку нельзя было вернуться дважды. Был только один путь — вперёд.

«Мы входим в финальную фазу, — подумал он. — Следующие десять дней определят, что мы построим за следующие десять лет».

Слова прозвучали в его голове спокойно. Как приговор. Как клятва. Он смирился со своим выбором.

Он уселся за стол, налил себе чаю, открыл блокнот и стал писать — не для отчётности, а для себя. Нужно было зафиксировать: где он находится сейчас, что успел выстроить, и чем будет рисковать ради следующего рывка.

Лист за листом выстраивалась картина. Это уже была не просто сеть — это была структура с мускулами, нервами и костяком. Он начал с самого простого: ликвидности.

Свыше трёх миллионов долларов — аккуратно разложенные по Fortinbras Global в Канаде, Holdings в Белизе и Estates в Ирландии. Всё — в разных валютах, с приоритетом на доллар и франк. Резервы — не только защита, но и топливо. Далее — короткие позиции. Он улыбнулся: их было открыто столько, сколько позволяла логика. Cisco, Oracle, eBay, Amazon — все переоценены, и каждый падал всё быстрее. Если рынок треснет — они принесут до двух с половиной миллионов прибыли.

Он отметил хедж. Облигации. Золото. Безопасность. Затем — недвижимость. 60 объектов: от складов до гаражей и отдельных офисов. И, конечно, земля. 30 гектаров под «Платформу» — его личный Град будущего. Она уже была почти оформлена.

Стартапы. Его любимый раздел. 16 компаний, и почти все на стадии предвзлёта. Особенно — финтех и видеоплатформы. Ещё — доля в логистической сети за границей. Не сразу понятно, как это использовать. Но он знал — всё пригодится.

И наконец — доход с операционной деятельности в Украине. Не гигантский, но стабильный. Как фундамент.