Над пропастью юности

Наверное, впервые в жизни утро Рождества было ей столь ненавистно. Осознание того, что это был праздник, давило на голову ещё большей болью, покуда в душе было, как никогда глухо и пусто. Больше не хотелось плакать, только громко и безудержно кричать, как это когда-то делала Алисса. Закрывая глаза, Фрея делала это, но только внутри головы, разрывая тонкие хитросплетения нервных клеток, что, кажется, стремительно погибали во внутренней борьбе с самой собой. Она кричала громко, как банши, и, казалось, от этого крика разрывались легкие, хоть не произносила ни единого звука.

Откинув одеяло, Фрея всё же поднялась с кровати, когда давление мочевого пузыря стало невыносимо. Потянулась, и воздух пронзил легкий хруст костей. Затекшие мышцы отдавали пощипывающей болью. Не глядя на собственное отражение, Фрея набросила на плечи тонкий халат и, никем не замеченная, выпорхнула в коридор, чтобы через считанные секунды замкнуться в ванной, откуда также незаметно вернулась обратно в комнату.

Она заперлась изнутри и не отвечала ни Алиссе, ни Дункану, которые отчаянно пытались достучаться. Они делали эту попытку по очереди, хотя Фрея была уверена, что под дверью стояли вместе. Оба раздражали её, хоть она и понимала, что была жестокой в своем молчании, что оказалось слишком громким. Ей нужно было время, чтобы кричать, пока внутренний голос не сорвётся или не оставит её в покое. Фрея ждала, пока в голове утихнет бесконечный вой, но прежде не хотела никого ни видеть, ни слышать.

Затруднительным оказалось даже думать. Фрея не могла собраться с мыслями, когда те утопали в громогласном крике, в котором медленно тонула и она сама. Сложно было понять, было ли это следствием слов миссис Кромфорд, что девушка отчасти находила справедливыми, пронзительного взгляда Марты, выдающего её превосходство, или безответного признания Джеймсу в любви, оказавшемся унизительным. Фрея просто пыталась стерпеть головную боль, переждать ураган всколыхнувшего во всем теле неистовства, унять порыв ненависти к себе.

Это продолжалось три дня кряду. Она меряла шагами комнату, лежала, сидела, но больше ни разу не заплакала. По-прежнему покидала комнату незамеченной по естественным нуждам. Алисса и Дункан наведывались всё реже, что способствовало восстановлению. С каждым днем крик становился всё тише, к рассудку возвращалась ясность.

Посреди ночи, когда внутренний крик превратился в тихий шепот, Фрея пробралась в гостевую, где жил Джеймс. В комнате всё ещё хранились его вещи. Постель оставалась всё также неубранная после того самого утра, когда они проснулись вместе, сохранив очертания их тел, но не тепло. Сперва показалось, что из темноты выглянул его призрак, отчего Фрея невольно поежилась, пока не поняла, что это была лишь тень от уличного фонаря.

Она не стала медлить. Достала из-под кровати чемодан Джеймса и стала забрасывать в него вещи из шкафа. Соблазн тщательно перебрать их, аккуратно сложить и вспомнить, как каждая из них смотрелась на нем, безусловно был, но Фрея ему не поддалась. Её движения были резкими, и оттого небрежными, как будто всё вдруг стало безразлично. Застегнув чемодан, она внезапно даже почувствовала усталость, словно проделала тяжелую работу, сбившую с ног.

Фрея намеревалась вернуться обратно, когда вдруг позволила себе слабость сесть на краю его кровати. Затем голова сама коснулась подушки, глаза невольно закрылись, а нос без особых усилий обнаружил родной запах, впитавшейся в подушку. Крепкий табак, пряное мыло и резкий крем для бритья — это был он. Тонкие руки обвили подушку, Фрея крепко прижалась к ней, раскинувшись на кровати, прежде чем уснула.

Рано проснувшись, она впервые за несколько дней спустилась вниз и первым делом позвонила в дом Кромфордов, позвав к телефону Джеймса. Когда он снял трубку, его голос оказался сонным. Стоило ему произнести раздраженное «Кто это?», как она вздрогнула, будто кто холодными пальцами провел по позвонкам. Словила себя на том, что не могла произнести и слова, но всё же отважилась, когда он пригрозил положить трубку. Похоже, Джеймс был растерян и искренне не мог понять, кто мог побеспокоить его в это время.

Фрея назначила ему встречу и, не дождавшись ответа, положила зажатую обеими ладонями трубку. Сердце грозило разбиться о грудную клетку, так сильно билось. Девушка не заметила, как задержала дыхание. Села возле телефона и ещё несколько минут продолжала на него таращиться, будто тот должен был разорваться от ответного звонка, которого так и не последовало.

Вернувшись наверх, Фрея наконец-то привела себя в порядок. Приняла быстрый душ, грубо расчесала запутанные волосы, переоделась в простое скромное платье, приготовившись к встрече с парнем. Вернулась в его комнату, чтобы забрать чемодан, с которым спустилась вниз. Время поджимало. Она почти была уверена, что хоть и ненадолго, но опоздает. Джеймс сможет подождать её минут пять. В конце концов, ему ведь хватило терпения ждать её всё эти дни? По крайней мере, Фрее так хотелось предполагать.

Вот только ждать ему пришлось намного дольше, чтобы, в конце концов, не дождаться вовсе. Спустившись вниз, Фрея обнаружила в просторной гостиной отца, который встретил её с распростертыми объятиями и не был намерен куда-либо отпускать.

Глава 30

Мистер О’Конелл выглядел изрядно исхудавшим. Прежде приталенный костюм теперь безобразно висел на острых плечах. Под глазами залегли болезненные тени, на лбу оказались заметными глубокие полосы морщин, лицо посерело и заметно осунулось. На волосах осел иней, что сперва был спрятан под широкополой шляпой. Кроме того мужчина отрастил ужасные усы, которым прежде так противилась миссис О’Конелл, и не меньше того Фрея.

Она была рада видеть отца, но поймала себя на случайной мысли, что совсем забыла о его возвращении. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она сама вернулась из Оксфорда, покуда произошло слишком много всего, что выбило её из привычной колеи. Увидев мужчину, Фрея оставалась ошеломлено стоять на месте, испытывая смешанные чувства, что на лице были выражены лишь немым недоумением. Руку пробрала судорога, когда она с силой сжимала ручку дорожного чемодана, набитого вещами парня, неспособна отпустить его, даже когда отец прижал к себе в крепком объятии.

— Собралась уехать, не дождавшись старика, — его тон был нарочно издевательским в попытке уколоть за ошибку, что она чуть было не совершила меньше чем полгода назад. Фрея нарочно с грохотом опустила чемодан, выдав натянутую улыбку.

— Вовсе нет. Я не намерена уезжать до начала следующего семестра, — девушка заняла место с отцом на диване, когда тот начал курить. Фрея отвернула голову и сделала тихий глубокий вдох, позволив дыму проникнуть в легкие и осесть чёрным смогом. — Это нужно отправить одному из друзей. Впрочем, не важно, — девушка махнула рукой на чемодан. — Расскажи лучше, что ты делал в Канаде?

Отец коротко поведал о своей поездке, ведя рассказ также неохотно, как и Фрея вынуждена была рассказывать о своих занятиях в Лондоне по приезде обратно. Их разговор был натянутым и скучным, как никогда прежде. Они часто делали паузы, смотрели друг на друга, будто никогда не видели прежде, вздыхали, а затем продолжали унылую беседу, в которой была ощутима натянутость. В переписке, что они вели на протяжении месяцев, было больше жизни, чем в этой встрече, что должна была стать долгожданной, но вместо этого обернулась в неловкую.