Над пропастью юности

Всего на короткое мгновение в ней зажегся огонек надежды. Если он не возвращался домой, то, может быть, продолжал ждать её? Фрея проверила время. Прошло чуть больше трех часов. Невозможно, чтобы Джеймс столько пробыл на холоде. Обманутый ожиданием, он должен был уйти. Вот только куда у неё не было и малейшего представления. Как мало, в сущности, Фрея знала о парне, осознание чего угнетало.

— Плевать, — произнесла неожиданно для себя. Расстегнула верхнюю пуговицу пальто, оттянула шарф, чтобы было легче дышать, вытянула перед собой затекшие ноги. — Я была бы рада встретиться с тобой. На том же месте, что и всегда.

— Через час? — голос Оливера заметно оживился.

— Да, будет отлично, — рассеяно ответила.

— Знаешь, я скучал по тебе.

— Я тоже, — её ответ был вымученным и очень далеким от того, что она чувствовала на самом деле.

Хотелось быть честной с другом, но едва она могла быть честной даже с собой. Внутренний голос снова дал о себе знать. Оборванное эхо застряло где-то между лабиринта извилин, и Фрея отчаянно не могла добраться до него, чтобы достать и выбросить из головы раз и навсегда. Тихий отголосок снова ударил по вискам. Боль стала ещё сильнее.

Она положила телефонную трубку с облегченным вздохом. Легче на самом деле не стало. Напротив, на тело вдруг навалилась усталость, придавившая голову к стене. Фрея закрыла глаза — день был слишком долгим и утомляющим, хотя не успела пройти ещё даже его половина.

Всё в одночасье стало невыносимым, особенно люди. Она подумала, что было бы неплохо исчезнуть. Надолго ли и где — не отдавала себе отчета. Просто бы всплеснуть руками и исчезнуть, как будто никогда и не было. Фрею не тянуло в определенное место, только бы подальше отсюда — из этого города и дома.

Она хотела, чтобы было просто, но едва это желание могло быть исполнимым. Слишком наивно было полагать, что так однажды могло стать между ними. Их души будто запутались в сложном хитросплетенном узле, что было невозможно развязать, как не пытайся. Фрея и не пыталась ни разу. Вряд ли хотя бы одну попытку совершил и Джеймс. Их размолвки были лишь брошенными наугад тонкими иголками, ломающимися об этот крепкий узел. Попытка отдалиться друг от друга была более болезненна, чем сама причина вынужденного отдаления.

Фрея хотела увидеться с ним. Хотела больше, чем чего-либо когда-нибудь, но в то же время считала это глупостью. В итоге застряла где-то между разумом и сердцем — известная развилка, где потеряли себя многие, пытаясь найти правильный путь. Утренний звонок был сердечным порывом, когда сложенный чемодан — велением разума. Она застряла между ними, но накаленная до предела обстановка не помогала с решением.

С Джоном всё было намного проще, и отчасти Фрея скучала за этим. Не за парнем, но за собой, которой оставалась рядом с ним. Пусть Джон всё чаще докучал ей, самые невинные прикосновения вызывали неприятную дрожь, а одна мысль о поцелуе с ним была тошнотворной, не говоря уже о большем, но, чтобы она согласилась провести с ним остаток жизни, было достаточно только его любви. Между ними было так много отличий, но все они утопали в скупых признаниях, что всякий раз заставляли её трепетать и терять себя в мечтах о том, что беззаботность будет продолжаться вечность. Они должны были быть вместе, и ничто не могло этого изменить. Теперь Фрея не представляла возможным этому случиться. Если бы она осмелилась тогда уехать с парнем в Америку, то совершила бы самую большую ошибку своей жизни.

Тем не менее, обманывать себя в любви к другому человеку оказалось намного проще, чем испытывать это странное чувство по-настоящему. Фрея так много воображала, какой должна быть настоящая любовь, перенося описания из книг в жизнь, где не было места романтике. Джон не мог стать героем ни разлогого любовного романа, ни короткой мелодраматической пьесы, но всё же она сумела превратить их отношения в драму, будто ей это ничего не стоило. И всё же вряд ли их могло ожидать что-то другое, даже если бы Фрея никогда не встретила Джеймса. Они были обречены её пустым холодным сердцем, преисполненным мечтой, но не любовью.

Быть с Джеймсом приносило наибольшую радость и наисильнейшую боль, что ей приходилось испытывать за свою короткую жизнь. Любить кого-то оказалось достаточно странно. Для неё это означало отдавать другому человеку, не только свободу, привязанность и уязвимость, но всю себя без остатка. Фрее нравилось принадлежать Джеймсу, если только взаимным было уверенность в том, что и он принадлежал ей. И весь мир был неважен, когда они взглядом проникали под самую кожу, чтобы в ровной глади чужой души найти собственное отражение.

Она почувствовала на себе посторонний взгляд, что заставил открыть глаза. Это была Алисса. Девушка стояла тихо, не издавая звука, чем не выдавала своего присутствия. Смотрела на подругу с молчаливым беспокойством, упрямо не произнося и слова, покуда понимала, что всё было лишним.

— Всё в порядке, — тихо произнесла Фрея в ответ на немой упрек. Она несколько дней подряд не покидала своей комнаты, игнорируя попытки друзей достучаться и помочь. Вышла, только чтобы собрать вещи Джеймса и отнести ему, как ни в чем не бывало. Поссорилась с отцом, выдав свою привязанность к парню. И, очевидно, не была в порядке. — Прости меня, пожалуйста, — тяжелая голова упала вниз, когда из глаз брызнули колючие слезы. Фрея порядком ненавидела себя за эту слабость.

Алисса в мгновенье ока оказалась рядом. Фрея прижалась к подруге, когда та заключила её в крепкие объятия. Эхо от застрявшего в голове крика начало оставлять её, отпуская голову.

— Всё должно было быть иначе. Я хотела, чтобы всё было иначе. Прости меня, — продолжала повторять, крепко зажмурив глаза. — Мы должны были провести это время вместе. Нам должно было быть весело.

— Нам и было весело, — спокойно ответила Алисса с мягкой улыбкой. Она чуть отстранилась от девушки, только чтобы посмотреть в её покрасневшие глаза и бережно вытереть слезы. — Всё было замечательно. И если ты возьмешь себя в руки, то и будет. У нас ещё полно времени для этого.

— Да, ты права, — Фрея выдержала паузу, прежде чем ответить. Нахмурилась, качнув головой в подтверждение слов девушки, грубо потерла ладонями раскрасневшиеся глаза, а затем даже позвонила себе выпустить неуверенный смешок. — Впрочем, как всегда.

Самообман ничего не мог решить, поэтому Фрея даже не пыталась применить его по отношению к себе. Вместо этого выпила таблетку от головной боли, умыла лицо в холодной воде, тщательно расчесала волосы и собрала в аккуратной прическе, чего не делала на протяжении последних нескольких дней. Платье матери решила без сожалений выбросить. У него уже не было шанса стать лучше, да и к тому же воспоминания, связанные с ним, были не лучшими.

На встречу с Оливером решилась взять чемодан Джеймса, чтобы тот передал его брату, и плевать, в каких отношениях они находились. Парень не испытывал прежних нетерпения и злости, когда ей стоило упомянуть имя Джеймса. Похоже, Оливер принял неизбежность их отношений и собственную беспомощность в предотвращении того, что успело случиться вопреки его худшим опасениям.

Они прошлись по излюбленным местам, что имели привычку называть своими. Между ними завязался глубокий разговор, в котором Фрея окончательно выпустила из головы крик в попытке объяснить, что испытывала прежде, и что творилось с ней теперь. Фрея была откровенна с парнем, выворачивая наизнанку душу, что давалось не так уж просто. Они были друзьями достаточно долго, чтобы заслуживать честности и понимания перед друг другом. И в этот раз она заставила Оливера понять её и принять. Он был учтивым и понимающим. Прежние обвинения не имели места в их разговоре. В конце концов, обретя новых друзей, Фрея не хотела терять старых.