Над пропастью юности

Тем не менее, мать продолжала жить в задворках памяти Фреи. Извечное сравнение посторонних не позволяло забыть о ней, пока, в конце концов, она сама не стала сравнивать себя с ней в уме, мучая себя вопросом — чтобы сделала бы Ванесса на её месте? Отвечая, Фрея почти всегда делала наоборот.

Теперь же она упоминание матери было бездумным. Просто выпалила, не подумав, и заставила отца вдруг покраснеть. Он нахмурился, приняв серьезное выражение лица, когда Фрея вовсе пожалела о сказанном. Было глупо спрашивать о подобном. Конечно, он бы её выбрал. Кто вообще не выбрал бы её? Значение имело только, кого хотела выбрать она.

— Забудь об этом, — произнесла Фрея, когда натянутая до предела пауза затянулась.

— Нет, ты права. Наверное, мой выбор оказался бы другим, — ответ мистера О’Конелла заставил её удивиться. Казалось, ей это послышалось, но отреченное выражение, застывшее на лице отца, уставившегося в пустоту, свидетельствовало об обратном. — Впрочем, намного важнее, что происходит в твоей жизни сейчас. Твоя рассудительность никогда не вызывала у меня сомнений, и я рад, что ты учишься на собственных ошибках. Этот парень не был достаточно хорош для тебя…

— Мы не расстались! — возмущенно воскликнула девушка, едва до неё дошло, что подслушанный разговор отец истолковал неверно. Обсуждать с ним произошедшую размолвку с Джеймсом было бы вовсе неловко, но оба подразумевали её, не совершая попытки притвориться, будто ничего не было. — Немного повздорили, но не больше. Ничего не изменилось, — заявила с напускной уверенностью.

— Тогда тебе придется воззвать к своему благоразумию и всё изменить, — возразил отец. Он снова начал давить, хоть и делал это мягко. — В конце концов, почему именно он, а не его брат? — в его голосе даже чувствовалось возмущение.

— Оливер? — Фрею чуть было не пробило на смех. Было сложно даже представить, что между ней и парнем могло быть что-то большее. Это было невозможно и совершенно неловко.

— Милый молодой человек. Он даже вызывает у меня симпатию. К тому же так отличителен от брата…

— Пожалуйста, прекрати! Я больше не могу этого слушать, — она легонько толкнула отца, вынудив его улыбнуться в ответ на свою категоричность. Фрея не могла понять, серьезен ли он был или шутил, но даже предположение подобного было невозможно смешным. — Прости, но в этот раз я не изменю своего решения. Мой голос слишком важен для меня. И не менее важно, чтобы ты дал мне не только условную свободу, но и доверие. О большем я не прошу, — серьезно заявила Фрея, намерена поставить точку в разговоре. Она изрядно устала и ничего не хотела сильнее, чем спать.

Девушка сверлила отца немой мольбой. Её не сумел понять Джеймс, но она надеялась, что хотя бы мистер О’Конелл попытается. Фрея мысленно повторяла — «Пожалуйста, сделай это для меня», потому что сил для борьбы не оставалось.

— Ладно, надеюсь, ты знаешь, во что ввязываешься, — мистер О’Конелл покачал головой, ласково улыбнувшись дочери. Фрея выдохнула с облегчением. — Только благословения не надейся получить. Только не с ним.

— То самое ты говорил и в прошлый раз, — ответила с упреком.

— Лучше бы ты уж оставалась с чёртовым Томпсоном, — едва внятно пробубнил, но Фрея сумела расслышать. Слова неприятно кололись, но она слишком устала, чтобы терзать себя ещё и ими. — Он был хорошим парнем, но с недостатком бедности, что играет в любое время определяющую роль.

Мистер О’Конелл поцеловал дочь в щеку и, пожелав ей спокойной ночи, оставил с тяжелым сердцем одну. Невзирая на валившую с ног усталость, Фрея долго не могла уснуть. Сменила платье на удобную пижаму, выключила свет и задернула шторы, накрылась с головой одеялом, но ничего не помогало. Мышцы продолжали ныть от усталости, но мягкая кровать ещё никогда не казалось такой жесткой, как была теперь. Фрея всё время ворочалась, подминала под себя подушку и поправляла одеяло, как будто мешало всё и одновременно. Не могла найти себе места, чтобы провалиться в темноту сладостного забвения. Она хотела, чтобы этот день скорее закончился, но он как назло растянулся в бесконечную бессонницу.

В конце концов, Фрея откинула одеяло и поднялась с кровати. Стоило голым ступням коснуться холодного пола, как по всему телу пробежали мурашки. Ей даже нравилось, как внутренности сжались от холода, а по телу пустилась мелкая дрожь. Шагая тихо и на носочках, она подошла к зеркалу, связала беспорядочные волосы резинкой и также осторожно покинула комнату.

Дом спал. Темный коридор освещался лишь светом из окон, расположенных с обоих сторон, друг напротив друга. Кажется, на улице снова пустился снег, что больше не казалось чем-то завораживающе необычным. Холод улицы как будто проник не только в дом, но и под кожу девушки, внутри которой в одночасье всё переменилось.

Фрея заперлась в ванной. Набрала воды едва не по самые края и взобралась внутрь. Казалось, кожу пронял ожог, стоило ей аккуратно опустить сперва одну ногу, затем вторую, прежде чем удобно разместиться полностью. Фрея тихо зашипела, когда почувствовала под кожей пронзающие иголки — холод медленно оставлял тело, оставляя по себе неприятные ощущения.

Температура крови скоро сравнялась с температурой воды, позволив немного расслабиться. Фрея откинулась на спинку ванной, вытянув прижатые к животу ноги. Откинула голову назад, ощутив на шее несколько влажных прядей, что выпали из небрежно собранной прически. Закрыла глаза и пустила мысли вниз по течению.

Рассудок упрямо сопротивлялся словам Джеймса, острота которых была уже не так ощутима. Фрея пыталась найти подвох в произнесенных словах, переставляя их в уме местами, тоне его голоса и громкости. Хмурилась, пытаясь вспомнить мимику, в которой должен был оказаться условный сигнал, что придумала сама в качестве утешения — «Я не имел этого в виду». Невзирая на то, что Джеймс произнес прямо противоположное, Фрея продолжала верить только себе.

Он не мог быть серьезен в требовании того, в чем она не так уж была уверена. Фрея недоумевала, как найдет уверенность в самой себе и своих чувствах? Как отличит то, что испытывала теперь, от того, что испытывал на самом деле Джеймс? Как найдет в себе смелость снова поверить в будущее, что оставалось таким ненадежным? Ей сложно было взять вдомек, почему в нем вдруг так быстро всё переменилось? Казалось, она дала ему то, что было нужно. Заключила саму себя в клетке радикальной по отношению к собственным убеждениям свободы, в чем Джеймс ещё и обвинил, невзирая на то, что сделано это было во благо ему же.

Они просто не могли понять друг друга, покуда прежде не совершали попыток этого сделать, выстраивая отношения на предположениях. Опыт прошлого научил не повторять прежние ошибки, но единственное, что они забыли учесть, что всё было совсем не так, как прежде.

Всё могло обернуться иначе, если бы она смолчала, позволив ему делать то, что было начато. Вместо этого Фрея приложила усилия, чтобы всё разрушить глупым возражением. Мысленно задала себе вопрос — действительно ли не хотела замуж за него настолько, что так глупо позволила себе и ему распасться на части, обломки которых и теперь не могла собрать вместе? По большей мере, ответом по-прежнему оставался страх скоропостижно перегореть и остыть, как это случилось с Джоном. Было ли вообще возможно, что подобное могло повториться снова? На этот вопрос у неё уже не нашлось сил ответить.

Фрея опустила голову и обвела взглядом искаженные под водой очертания тела. Питание она так и не восстановила, а потому нездоровая худоба никуда не ушла. Ей не нравились выступающие на бедрах кости, впалый живот и маленькая грудь. Как будто телу не хватало полноты жизни, отчего оно медленно иссыхало, как чёртово дерево, которому не хватало питательной влаги. Тем не менее, Джеймс говорил, что ему она нравилась. Фрея ни на секунду не сомневалась, что он не врал, отчего у неё возникло дикое желание увидеть себя его глазами, потому что собственные искажали мнение о себе.