Надана
Шрифт:
– Мама…
29 июня 2015 года. Заимка Кулика
Миша смотрел на неё через объектив крошечной видеокамеры, как привык смотреть на этот мир вообще. Саша была идеальна, как языческая богиня. Высокая, прямая, сильная. С копной черных волос, стянутых в тугой хвост. Ему всегда казалось, что его едва ли можно обхватить кулаком, но проверить не удалось ни разу. Её влажные раскосые глаза сейчас блестели возбуждением и азартом, а маленький рот энергично артикулировал, произнося умные фразы.
– Сейчас мы находимся на одной из баз Леонида Кулика, – говорила Саша в микрофон. –
Миша перестал слушать. Мысли унеслись в прошлое.
Когда-то давно, в студенческие годы, он думал, что сможет привлечь её внимание, стать достойным. Учился на отлично, давал списывать, помогал готовиться к экзаменам, вместе с ней орал «Халява!» в общажную форточку. Но всё зря. Однажды, когда они пошли в кинотеатр на «Войну миров», он, едва дыша и забыв о судьбе человечества, прикоснулся к её руке, сжимавшей подлокотник кресла. Саша тут же всучила ему ведёрко с попкорном, так и не оторвав восхищённого взгляда от экрана. До конца фильма он украдкой смотрел на её красивый профиль и думал, как сможет пережить это поражение и найдёт ли в себе силы, чтобы повторить попытку.
Спустя неделю Мише представился отличный шанс почувствовать себя настоящим мужчиной, когда Женька Смирнова, модно одетая блондинка с эконома, в буквальном смысле взяла его в захват и поцеловала прямо в коридоре, когда он выходил из своей комнаты. Напор старшекурсницы был так прямолинеен и силён, что ноги подкосились, и они оба ввались к нему в комнату, едва не упав на пол.
Миша решил, что это поможет ему стать круче и опытнее, но случилось наоборот. Саша вдруг отдалилась, перестала приходить в гости, усаживалась в другой конец аудитории, а потом и вовсе начала встречаться с прыщавым одногруппником Лёхой.
Только на четвёртом курсе, случайно сделав первый совместный проект – десятиминутную короткометражку про молодых учёных, которые остаются работать в России, несмотря на утечку мозгов, и получив овации от преподавателей и сокурсников, они стали командой. Экспедиция на Укок тем же летом скрепила их навсегда.
Саша думала, что у них был случайный секс – что-то постыдное, некрасивое и ненужное, но Миша знал: эта ночь – лучшее, что с ним произошло. Он помнил, как серебрилась её кожа на тёмных в цветочек простынях, как она улыбалась от его поцелуев, как была красива, словно Снежная королева вдруг растаяла и превратилась в живую земную, горячую, любящую женщину. Они тогда не перемолвились ни одним словом – и он жалел об этом больше всего на свете. Ведь можно было сказать: «Я люблю тебя» – и услышать то же в ответ, и пусть потом всё изменится, но эти слова останутся, их нельзя будет вычеркнуть. Но они смеялись, стонали, рычали, всхлипывали – издавали какие угодно звуки, кроме самых простых и самых важных слов.
А утром она снова заледенела. И он разозлился. Слишком больно стало. Захотелось по-детски отомстить. Ах ты так, значит, вот тебе. Ни на шаг не подойду ближе. Коллеги так коллеги. И он снова замкнулся в себе.
– Э-эй! Ты что, тоже провалился в кроличью нору?
Миша повернул голову и увидел Сашу в двадцати сантиметрах от себя. Даже уловил её запах.
– Миш, я закончила, – сказала она тише, с лёгкой тревогой вглядываясь в его глаза.
– Просто задумался, – бросил он и сделал шаг назад.
Саша пожала плечами и ушла. Камера дрогнула, продолжая снимать безлюдный вечерний пейзаж: сосны, траву, небо.
***
Поставив палатки, они поужинали в местном «ресторане» под названием
«Тунгусский гурман», который представлял собой деревянный настил, крышу, густо усыпанную прошлогодней хвоёй, и несколько грубо сколоченных столов и лавок. Как рассказал Рома, своё название эта походная кухня получила ещё в шестидесятые годы прошлого века. В отсутствии людей сюда частенько заходили дикие звери и с интересом обследовали территорию.После ужина разожгли костёр и уселись вокруг него с кружками чая. Это было самое мирное время суток. Время отдыха, разговоров, воспоминаний. Время, когда даже непримиримые враги становились единомышленниками и сообщниками.
– А как ты сам сюда попал? – спросила Саша Рому.
Он усмехнулся, почесал бороду и начал рассказывать.
– Мой отец был рьяным космодранцем. Так называли тех, кто состоял в комплексной самодеятельной экспедиции – общественной организации, которая объединила множество людей, учёных, студентов, аспирантов из разных сибирских городов. Они таскались сюда, как иные на Чёрное море: каждое лето, вместо отпуска. Когда я подрос, понял, что отец сбегал в тайгу не для того, чтобы найти Тунгусский метеорит, а чтобы оказаться подальше от жены и детей. Моя мама, скажем так, весьма властная женщина. Кроме того, у меня две сестры и один брат. В общем, сложно быть отцом такого семейства.
Он приезжал из тайги совершенно другим. Заросшим, пропахшим потом и лесом, загадочным, как капитан дальнего плавания. И первые дни запойно рассказывал про всё, что видел и пережил. Его было не переслушать. Он даже на мать не обращал внимания, хотя она бесилась и пыталась заткнуть ему рот. И я, дурак, повёлся на таёжную псевдоромантику. После окончания института устроился на работу в заповедник. Так до сих пор и сижу тут. Среди прочего в моих обязанностях – сопровождать туристов и следить, чтобы вы делов не наделали.
– Не скучно тебе?
– Скучать не приходится. Хоть летом, хоть зимой. Но зимой, бывает, выть охота. Морозы за сорок, день короткий, но работу никто не отменял. Патрулирование территории, работа с фотоловушками. Где-то на снегоходах, а где-то и пешком. По пояс в снегу, ползком. Иногда думаешь: замёрзнешь насмерть в этой ледяной бесконечности и что? Кому это нужно? Кто вспомнит о тебе? – Рома печально вздохнул, глотнул чая и продолжил: – Вот была бы рядом женщина. Надёжная, красивая, ласковая. Я бы хоть знал, ради кого тружусь. Только где ж такую найти?
Он искоса взглянул на Сашу.
– Не отчаивайся. Бывает, люди и в городе с миллионным населением одиноки, а бывает, и в тайге находится родной человек, – полушутя, полусерьёзно ответила она, сделав вид, что не понимает намёка.
Рома снова вздохнул.
– А ты случайно не местная?
– Я… – Саша отчего-то растерялась. – Жила в Красноярске. Потом переехала в Новосибирск. Но мой отец, он местный. Только не знает, кто его родители. Вырос в детском доме. Одно точно – и в нём, и во мне течёт кровь эвенков.
– Значит, ты приехала не зря. Услышала зов предков.
– В детстве меня дразнили узкоглазой. И чукчей. – Саша заметила, как Миша напрягся и впился в неё взглядом. Она не рассказывала об этом никому, даже отцу. – Я перешла в новую школу, и однажды одноклассники подкараулили меня после уроков, затащили за гаражи и начали… издеваться. Толкали. Смеялись. Плевались. Самое ужасно, что там был один мальчик, который мне нравился. Я ему давала Кинга читать, из дома приносила. А он… громче всех смеялся. Но я вырвалась и убежала. Дома сказала, что запнулась и упала. Так что да, пусть будет зов предков, хоть это и звучит слишком пафосно. Пришло время понять, кто я такая и чего стою.