Надана

Саша в отчаянии оглянулась, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться и вылезти из этого омута страха, сомнений, тревоги. Она свято верила, что всему есть простое и логичное, пусть и нерадостное, объяснение, нужно только хорошенько приглядеться, раскинуть мозгами – и всё встанет на свои места, ответы найдутся. Но Миша был прав, тянуть нельзя. Нужно идти дальше.

Она почувствовала, как он взял её за руку и крепко сжал.

– Вперёд, напарница, навстречу приключениям. – В этот раз его голос прозвучал невесело.

– Вперёд! – тихим эхом откликнулась Саша.

И они вернулись на тропу.

***

К обеду зарядил мелкий противный дождик. Они промокли и подмёрзли, но продолжали упорно идти вперёд, продираясь через колючий валежник, хлюпая по раскисшей земле, переходя ручьи вброд, а топкие места – по поваленным деревьям. Шли молча, размеренно, глядя под ноги, то и дело убеждаясь, что тропа не вильнула в сторону, а ведёт их в нужном направлении.

«Тут идти всего-ничего», – успокаивала себя Саша.

– Сколько времени? – спросила она, поняв, что они уже давно должны были добраться до кордона. Голос в лесной тишине прозвучал непривычно резко, как будто она молчала вечность.

– На моих три тринадцать, – отозвался Миша.

Она хмыкнула.

– Ну уж точно не три. И не тринадцать… Даже чёртовым часам нельзя верить! – Саша остановилась. – Я устала. Не могу больше. Давай устраиваться на ночь. Ты же видишь, уже вечер, скоро наступит ночь. Или у тебя другая картинка перед глазами?

Вокруг действительно начало едва ощутимо темнеть. Воздух на глазах сгущался, наливался влажной прохладой, сковывая уставшие мышцы, замедляя движения. Тело требовало тепла, еды и покоя.

Она понимала, что из неё выходит страх и раздражение, что голос звучит слишком громко и нервно, и не могла понять, куда делась её вечная уверенность в себе и умение спокойно реагировать на любые неприятности.

То, что происходило здесь, сложно было назвать неприятностями.

– Где водопад? Мы давно должны были выйти к нему. Где кордон? Семь километров по лесу – это, конечно, не по асфальту, но всё же…

Миша не слышал её. Уткнувшись себе под ноги, он ходил из стороны в сторону, словно отыскивая чьи-то следы. Потом поднял голову и начал всматриваться в окрестности. Лес был густой, настолько, что…

– О нет! Мы что, заблудились?! – прочитала его мысли Саша.

Он обернулся. И всё стало ясно.

– Тропы нет.

– Не может быть! Мы же только что шли по ней! Как это возможно? – Саша заметалась, чувствуя, как внутри что-то ломается и выпускает наружу то, что она с таким трудом держала под контролем. – Ищи! Ищи тропу, мы не могли далеко уйти.

Они прошли вперёд, вернулись назад, свернули влево, потом чуть вправо, буквально на несколько метров от того места, где потеряли тропу, и поняли, что окончательно заблудились.

– Смотри! Туда! – прокричала Саша, заметив вдалеке какой-то просвет, и побежала.

Через пару минут она оказалась на открытом пространстве. Ели расступались, освобождая место широкой поляне. Её устилали кочки пожелтевшей травы, а в центре лежал, словно брошенный рукой великана, влажно блестевший чернотой камень, небольшой, высотой по пояс.

Саша узнала это место. Голова закружилась, в висках запульсировал ток крови, к горлу подступила тошнота. Именно оно снилось ей в кошмарах, которые не давали спать полгода назад. Эта поляна. Этот камень. Не хватало только красного неба над верхушками деревьев.

Миша деловито скинул рюкзак, коврик, палатку и с облегчением вздохнул.

– Нет-нет! Мы не может остановиться здесь! – Саша рьяно запротестовала.

– Почему?

– Я видела это место во сне. Здесь… небезопасно.

– Так, послушай. – Он подошёл вплотную, и не отрывая взгляда от её лица, обнял. – Мы вместе, всё хорошо. Нельзя идти дальше, так мы окончательно потеряем тропу. Нужно отдохнуть, поспать, а утром, при свете дня, начнём всё сначала.

Саша сразу согрелась в его объятиях, и дрожь отступила. Мышцы налились тяжестью, как разбухшее от дождя дерево. Она поняла, что не в силах сделать ни одного шага, и кивнула.

– Посиди здесь. Я поставлю палатку.

Он не спрашивал, будет ли она спать с ним, он просто занялся делом. Не прошло и полчаса, как рядом с Сашей горел костерок, на котором дымился котелок, и стояла палатка. Она пришла в себя, стянула с ног промокшие ботинки, поставила их ближе к огню. Достала посуду, чай, печенье. Миша закинул в котелок тушёнку, и по поляне распространился знакомый запах. В этот миг Саша поняла, насколько голодна.

Когда они поели и выпили горячего чая, наступила спокойная, дремотная сытость. Дрова разгорелись ярче, и ярко-оранжевое, щедро пускающее ввысь фейерверки пламя разогнало и тоску, и страх. Саше показалось, что всё хорошо, что не было ни загадочных событий, ни исчезновения Рома, и они просто пошли в поход, чтобы отдохнуть и насладиться свежим воздухом, лесной тишиной, запахами костра.

– Саш, я люблю тебя. – Миша повернулся к ней лицом, и она успела заметить, как яркие огоньки искрятся в его тёмных глазах.

Секунда, две. Что особенного в этих словах? Когда один человек любит другого? Старого знакомого. Хорошего друга. Того, кто всегда рядом, того, с кем связывает так много. Юность, учёба в университете, работа, отдых. Годы и годы воспоминаний. Полжизни.

Саша хотела ответить, но губы словно слиплись. А он продолжил:

– И не вздумай сделать вид, что я говорю о любви дружеской или братской. Не вздумай снова не принять меня всерьёз. Я люблю тебя давно и безнадёжно. Никто, ни одна женщина, которых у меня было не так уж много, но достаточно, чтобы понять, что к чему, не сравнится с тобой. Я тебя уважаю, восхищаюсь, хочу всегда быть рядом. Работать с тобой, поддерживать, спорить до хрипоты, колесить по свету, сутками просиживать в монтажке… Хочу заниматься с тобой любовью, как тогда, на Укоке, когда мне показалось, что я уподобился богу, как сотни раз потом, когда я представлял себе, что снова обнимаю и целую тебя. Да ладно, я готов просто просыпаться с тобой каждый день в палатке, на жёстком коврике, чувствуя, как болят бока, лишь бы вдыхать твой запах, слушать твоё дыхание, а потом, едва ты шевельнёшься, притворяться спящим, чтобы не спугнуть. Саша…

Она вскочила, когда смысл этих одурманивающих слов дошёл до её мозга, и тот скомандовал: «Бежать!» Сердце в груди забилось так часто и так сильно, что, казалось, сломает рёбра. Развернувшись в сторону тёмного леса, она услышала его мольбу:

– Пожалуйста… Если ты сейчас уйдёшь…

Злость полыхнула сильнее боли, моментально высушив подступающие к уголкам глаз слёзы. Почему он не может схватить её и завалить прямо здесь, на земле? Встряхнуть, дать пощёчину, наорать? Почему всё терпит?