Надана

Подняв лицо к небу, по-прежнему мутному, пугающе бесцветному, Саша чуть скорректировала траекторию и снова пошла, прокладывая путь через сухостой и бурелом.

Порой прямая дорога бывает самой трудной.

И тут она услышала звук вертолёта.

Механический рокот, округло перекатывающийся далеко в небе, показался чуждым окружающему миру, словно пространство порвалось, и сквозь дыру хлынула другая реальность – давно забытая жизнь с шумом автомобилей, звуками рингтонов, разговорами людей. Саша вскинула лицо к небу, жадно выискивая среди верхушек деревьев спасительную тёмную точку с вертящимися лопастями пропеллера.

Вертолёт показался на пару секунд, мелькнул, издеваясь над её беспомощностью, и скрылся. Саша не успела даже пискнуть, не то что подать сигнал.

Она не слышала, чтобы он приземлялся или взлетал где-то рядом. Лишь увидела его в небе, в высоте. Значит, кордон и вертолётная площадка находятся чёрт знает как далеко.

И это значит кое-что ещё. Ей придётся поменять планы и идти сразу до Ванавары. Семьдесят или восемьдесят километров по тайге. Без дороги. Ориентируясь по солнцу и собственной памяти, в которой сохранилось слишком мало подробностей.

Но она и не должна была знать всё! Потому что с ними был гид, который отвечал за маршрут. И который исчез в неизвестном направлении, чёрт его подери! Это он виноват в том, что случилось. С Мишей. И с ней.

Саша громко выругалась. И села на землю. Конечно, нет. Никто не виноват, а вот она должна была лучше подготовиться, досконально изучить маршрут и иметь запасной план. С леденящей душу ясностью она поняла, что, если продолжит плутать, то может не дойти до посёлка. Продуктов хватит на несколько дней. Даже если экономить – максимум на неделю. Успеют ли спасатели отыскать её?

Вздохнув, она встала на ноги, но не успев сделать шага, замерла. Прямо перед ней на влажной земле красовался огромный, с две её ладони след. Не нужно быть охотником, чтобы понять: совсем недавно тут проходил медведь.

***

Этой ночью ей не удалось заснуть. Сначала она слишком медленно, слишком аккуратно ставила палатку, словно тонкая ткань, если натянуть её крепко, без единой складочки, превратится в крепкую стену, способную защитить от дикого зверя. Потом разводила костёр с тщательностью бойскаута – чтобы горел ярко и долго, желательно до самого утра. Затем принялась готовить ужин, но тут потянуть время не вышло – голод скрутил нутро в узел, наплевав на стресс и опасность.

Последняя банка тушёнки оказалась самой вкусной, и Саша проглотила всё до последней ложки. А котелок вычистила травой и песком – до блеска, чтобы запах не привлёк медведя.

У неё не было ни ружья, ни петарды, только свисток – никчёмный кусок пластмассы. Она похлопала по нагрудному карману ветровки. Что ж, звать на помощь тут некого, да и рассчитывать на то, что зверя испугает тонкий протяжный свист, не приходится, но, случись что, она будет дуть в него изо всех сил.

Когда вокруг сгустилась тьма, Саша решила лечь не в палатке, а у костра. Мысль о том, что, проснувшись среди ночи от тяжёлой косолапой поступи, она не сможет сразу увидеть приближение врага, сковывала страхом. Уж лучше так, под открытым небом. Как Миша. Глаза моментально наполнились слезами.

«Нет-нет-нет! Нельзя раскисать. Если потеряю бдительность – потеряю жизнь».

Саша придвинулась ближе к огню, чувствуя, как леденеет спина – то ли от ужаса, то ли от ночного холода, и обняла колени.

И тут на противоположной стороне костра возникла фигура. Окутанная дымом, почти неразличимая на фоне тёмного леса, это была совершенно точно женщина. Невысокая, худая, в чёрном одеянии. Узкие чёрные глаза блестели золотыми искрами.

– Я никогда не была красива.

Саша вздрогнула от печального певучего голоса.

– И никогда не хотела быть такой. Не наряжалась, не улыбалась, не привлекала внимания. Мне не нужны были мужчины. От них одно зло. Я думала, что оградила себя хмурым видом, невзрачной одеждой и молчанием. Но однажды всё изменилось. Я полюбила… – Голос шелестел осыпающейся сосновой хвоей, чутким ветром, ласковым шумом горного ручья.

Женщина замолчала. Саша видела, как по её бледным щекам скатились две крупные, переливающиеся жемчужины. Страх ушёл. Захотелось спросить, что же случилось, но вдруг поблизости раздался приглушённый рык.

Саша не была уверена, что это медведь, но волоски на её коже встали дыбом. Следом послышался хруст веток под тяжестью огромных лап. Она нащупала свисток и, леденея, скосила глаза влево. Из-за деревьев, блеснув бурой шерстью, показалась широкая морда. Медведица замерла, сощурившись на огонь, отпрянула на полшага, и тут стоящая у костра женщина снова стала ярче, заметнее.

– Уходи, – ласково произнесла она. – Возвращайся к своим детям. Она не опасна. Ей так же страшно, как мне тогда.

Медведица недовольно фыркнула, нехотя развернулась и пошла прочь.

Глава 13. Ради этого мига

21 марта 1986 года. Красноярск

Он шёл вперёд по глянцевому насту, щурясь от ослепительно яркого солнца и счастья, которое распирало грудь. Надо же, конец марта, а такой мороз! Не поймёшь, то ли зима, то ли весна. И именно сегодня, на границе сезонов, в этот сотканный из контрастов день, родилась его дочь.

Александра.

Он знал, что она будет единственным ребёнком. Слишком долго они с Ниной надеялись и ждали. Он был наконец вознаграждён, но знал, что это сродни чуду, которое случается раз в жизни. У него, пятидесятивосьмилетнего старика, детей больше не будет.

Но сегодня стариком он не был. Сегодня в нём бурлила молодость, жизнь, какая-то пьяная бесшабашность. Он бежал, скользя по льду и снегу, не боясь упасть. Бежал навстречу самым дорогим женщинам в своей жизни. Бежал, чтобы отдать им всё, что у него есть: жар души, крепкие объятия и «Наполеон» в картонной коробке, который удалось урвать в кондитерской на другом конце города.

И всё-таки Пётр Иванович оступился. На короткий миг потеряв равновесие, очутился в невесомости. Завис. Смолкли звуки. Остановилось время.

– Всё закончится, когда сюда придёт та, что ещё не родилась.

Вокруг головы старой шаманки клубился дымок из костра. Описывал причудливые фигуры, крутил спирали, рисовал неведомые узоры, тонкими струйками поднимался к отверстию в крыше чума и таял в бесконечном небе тунгусской тайги.

– Что закончится?

– Твои блуждания в темноте.

– О ком вы говорите? Кто эта женщина? Моя дочь? Она поможет мне найти родителей? Но как?