Надана
Шрифт:
– Ты не понимаешь?! Я не могу быть с тобой! Не могу переступить эту черту. Потому что… мне нужен другой мужчина! – Она уже не могла остановиться. – Не такой, как ты. Совсем, совсем не такой!
– Ты хочешь сказать: такой, как Вик? Или такой, как Рома, да?
– Да, чёрт возьми!
Миша побледнел.
– Раз начала, продолжай. Что со мной не так? Не вышел ростом, шириной плеч, рожей? Или недостаточно богат? А может, наглости не хватает? Плоского юмора, агрессивности?
Саша опомнилась. С каждым его словом злость уходила куда-то вниз, в землю.
–
– Которая будет ждать меня дома, пока я мотаюсь с тобой по горам и лесам? Ты серьёзно?
– Ты мой друг. Друг, Миша. И ничего больше. Прости.
Когда он отвернулся, Саше показалось, что она упадёт.
– Иди в палатку. Я лягу у костра, – глухо сказал он.
Саша подчинилась. Не видя ни неба, ни земли, улавливая лишь трепещущий огонь боковым зрением, поплелась в сторону палатки. Ввинтилась в спальник, застегнулась, уткнулась в него лицом и разрыдалась, глуша всхлипывания. Только бы он не услышал. Только бы не услышал!
***
Он лежал на земле как мёртвый. Повернув голову набок, смотрел в огонь, но не видел его. Тело сделалось деревянным, в груди медленно, как пятно нефти на поверхности океана, разливалась вязкая жижа отчаяния.
Это был первый и единственный раз, когда он рассказал ей о своих чувствах. Прекрасно зная, что никуда не денется, не сможет порвать отношения совсем, он понимал, что больше никогда не заикнётся о том, что у него на душе. Ему просто не хватит сил. И так же отчётливо осознавал, что будет любить её всегда.
Разумеется, он не особо верил в успех. Просто здесь, в проклятой тайге, что-то изменилось. Сам воздух был другим. В нём сквозила правда. Свобода. Безумие. Здесь невозможно было притворяться, лгать, юлить. И он рискнул.
Ха, на секунду ему даже показалось, что она уступит. Снимет эту дурацкую маску хладнокровия и рассудочности, станет собой. Искренней, чистой, страстной. Он ведь знал её такой: наивной девчонкой, верящей в справедливость, любящей целый мир. Что изменилось? Только ли время? Можно ли в тридцать оставаться ребёнком или жизнь неизбежно уродует любого?
Ему часто казалось, что в этом виноват Вик. Тщеславное чудовище. Вот уж в ком человечности ни на грош. Он никогда не встречал больше таких людей, у которых в глазах вместо души отражались денежные знаки и жажда власти. Саша не знала, что однажды у них состоялся короткий, но предельно понятный разговор.
Незадолго до свадьбы, которая так и не состоялась, они столкнулись у Сашиного подъезда, и Вик вместо того, чтобы как обычно не глядя кивнуть, сделав вид, что Миша – пустое место, неожиданно затормозил.
– Дружище, – обратился он к нему, – есть минутка?
Миша так опешил от фамильярности и странного тона, что забыл, зачем спешил к Саше.
– Как ты знаешь, скоро мы с Александрой поженимся, и я хочу, чтобы ты был в курсе: ваша совместная работа на этом прекратится.
– А что думает об этом Саша?
– Мы это ещё не обсуждали. Всему своё время. Но надеюсь, ты понимаешь, что не стоит мутить воду. Если я поставлю перед ней
выбор: муж или коллега…– Зачем тебе такая, как Саша? Она вольная птица, она умрёт, если ты лишишь её свободы.
– Вольная птица… Хорошо сказано. – Лощёное лицо Вика растеклось в довольной улыбке. – Именно это мне и нужно. Я, знаешь ли, люблю приручать диких животных.
В Мише заклокотала ярость. Но вместо того, чтобы наброситься на этого пижона, он спросил:
– Так может, тебе лучше завести обезьянку?
Вик мигом собрался и тихо, делая акцент на каждом слове, произнёс:
– Ты меня понял, дружище. Ищи другое занятие и забудь о Саше. Узнаю, что ты ошиваешься рядом, сделаю калекой.
Миша поморщился. Даже сейчас, спустя несколько лет, он чувствовал, какая угроза исходила от этих слов. Такой человек, как Вик, мог сломать даже Сашу. И несмотря на то, что ей хватило сил вырваться из капкана, он успел наследить в её душе своими грязными ботинками.
Посмотрел в небо и с удивлением понял, что оно начало сереть. Неужели он пролежал без сна целую ночь? Прикрыв горящие огнём веки, Миша решил, что нужно хотя бы немного вздремнуть. И в этот момент услышал шорох у самого уха.
Открыл глаза. Над ним маячил тёмный силуэт. Не успев сфокусировать взгляд, Миша уловил резкое движение. Что-то холодное и острое прижалось к горлу.
***
Утром Саша с трудом разлепила отёкшие веки и вспомнила, что уснула быстро и глубоко, буквально отрубилась, хотя нужно было успокоиться, выйти из палатки и как-то извиниться. То, что произошло вчера у костра, ужасно. Она не должна была допустить вспышки эмоций, но нервы сдали. Как она могла позволить ему провести ночь под открытым небом? Когда вокруг творится чёрт знает что…
Потерев лицо и причесав руками волосы, Саша расстегнула спальник и вылезла из палатки. Затянутое облаками небо не пропускало ни одного лучика солнца. Сколько сейчас времени? Могло быть шесть утра. Могло быть двенадцать дня. Часы давно перестали показывать реальное время. В холодном сером пространстве всё выглядело по-осеннему хмурым.
Костёр потух. Рядом с ним лежал коврик. Саша замерла. Что-то не так. Спальник. Мишин спальник оливкового цвета валялся скомканный в стороне. Расстёгнутый. Пустой.
Глава 12. Медведица
2 ноября 1973 года. Красноярск
Образ Гали неуловимой дымкой кружил вокруг него весь день. С самого утра, когда он только открыл глаза и осознал, что сегодня женится. Женится на женщине, которую выбрал, которую, несомненно, любил. Но любил не так.
Если Галя была смешливой спорщицей, романтичной бунтаркой, верящей в несуществующие вещи, то Нина – прилежная студентка, отличница, целеустремлённая и знающая, чего хочет от жизни. Нина подарит ему семейное счастье, детей, домашний уют, всё то, чего он, сорокапятилетний профессор истории, уже отчаялся иметь. И пусть между ними чудовищная разница в возрасте – двадцать пять лет! Пусть на кафедре хихикают за его спиной. Кто хихикает, а кто завидует, давайте уж говорить прямо.