Надрыв

'...Годы шли, а дракон и принцесса по-прежнему были единым целым.

– Однажды явится мой спаситель, и я стану свободна от тебя, - настойчиво твердила она, глядя из тёмной зеркальной глади.

– Дураки на свете не переводятся, - соглашался дракон, скаля свои острые ядовитые клыки, - да только тебя они не спасут. А умные не станут совершать подвиг ради подвига.

– Благородство живо в людях, - вновь повторяла принцесса.

– Благородство?
– дракон смеялся, пуская струйки дыма.
– Да где же ты видела, благородство то? Всё это бахвальство, пустое. За тебя не дадут полцарства, убийство дракона непомерно тяжкий подвиг ради потехи самолюбия, да и ты сама слепая да бессердечная не поглянешься ни одному пропащему человеку. Нету благородства, а сколь было его, всё иссякло.

Молчала принцесса, глядя исподлобья пустыми глазницами в алые очи дракона, не соглашаясь с ним. Они вели эту беседу много раз. Изредка, находился очередной спаситель - от блаженного крестьянина, до благородного мужа, но дракон неизменно был сильнее. Много раз она пыталась бежать с теми, кто являлся, когда спало чудище, но едва увидев её мужчины кидались врассыпную так же шустро, как если бы они увидели перед собой монстра...'

Блэкберс читает молча - это её условие, на котором Лия настояла твёрдо и крепко, раз уж она согласилась принять участие в этом эксперименте. Его лицо было слишком эмоционально для настоящего профессионала, и тонкая усмешка ложиться на её губы беззвучно. Эйс Блэкберс поверхностен в своих желаниях и суждениях, но пока он собирает материал для диссертации, а ей достаётся спокойная жизнь в стенах этого пансиона это взаимовыгодное соглашение. Пока.

'Вот бы он ещё не пытался в душу лезть', - с тоской думает Лия, дожидаясь, пока психолог окончит чтение. Её раздражает безумное желание тщеславного человека вылечить того, кто не болен. Впрочем, она и без этого знает, что как всегда жаждет невозможного - такова уж природа человеческая. В конечном счёте от роли подопытного кролика, чьи измышления подошьют к бездарному труду есть свои плюсы. Например - не очень частый доступ к записям других посетителей, в которых столько всего полезного...

– Так значит, - говорит Блэкберс, отрываясь от исписанного листа, - всё же принцесса и дракон не едины.

– Почему же?
– Лия подавляет зевок и откидывается в кресле.
– Они одно целое, неотделимое. Много общаются внутри, но не перестают быть одним телом у которого кое-чего недостаёт.

– Хорошо, - кивает мистер Блэкберс, - тогда поясните, почему именно глаза? Сердце - пример простой и яркий, но вы предпочли ослепить их.

– А что бы забрали вы?
– спрашивает задумчиво Лия, и, глядя на чуть посуровевшего мужчину, кивает собственным мыслям, - ставлю на мозги.

– Вы полагаете, что глупого полюбить проще, чем слепого, - уходит от ответа Блэкберс.
– Это слепота ярости или ненависти?

– Разве можно отделить одно от другого?
– скука в голосе не коробит сидящего напротив человека.
– Это так же, как пытаться различить ненависть и презрения - невозможно.

– Но любят разных людей, - психолог начинает говорить этим своим особым, успокаивающим и проникновенным тоном, на который у его пациентки выработалась стойкая аллергия и отвращение.

– Перестаньте, - уже не сдерживаясь, морщится Лия, дёргая верхней губой и обнажая кромку зубов, и усмехается, - вы полагаете, что из этого вы и впрямь можете сделать выводы, чтобы исцелить меня? Нет, конечно - вам это необходимо для отчёта о фантомном прогрессе Джине.

– Вы никогда не называете её матерью, - констатирует мистер Блэкберс.

– И никогда не называю вас по имени, - парирует Лия.

– Вас это беспокоит?

– Давайте поговорим об этом, - фыркает девушка.
– Это беспокоит вас, верно? То, что я отказываюсь обсуждать Джину на наших сеансах.

– Вы уходите от темы, это нормально, если хотите мы можем поговорить о чём-нибудь другом, - напоминает ей миролюбиво мистер Блэкберс, и она возвращает ему эти слова иными, преисполненными сарказма.

– Мисс Фрейзер, - раздражающий тон оставлен, и это можно считать достижением. С этим человеком невозможно говорить, хотя она и правда пытается, пусть и всего минут десять от каждой встречи.

– Если бы я забрала хребет, - вдруг говорит Лия, потирая висок кончиком среднего пальца задумчиво, набираясь терпения и снисходительности к человеку, который испытывал на ней методики вот уже третий год, стараясь добиться результата и подтвердить свои никчемные гипотезы, - то я бы лишила её гордости. Если бы я забрала стопы, у неё не осталось бы уверенности. Потеря пальцев была бы потерей чувствительности, а язык - мнения.

Тишина разливается по кабинету на несколько секунд, и мужчина терпеливо ждёт. Лия не собирается пояснять то, что обозначает для неё потеря зрения, но, кажется, и этого объяснения достаточно. Её логика и без этого ясна и понятна.

– Потеря способности видеть ложь обостряет способность видеть истину. А раз ваша героиня не может видеть ни лжи, ни правды, то доверять она может лишь собственным суждениям, - кивает Блэкберс и подытоживает, - значит, потеря глаз это потеря доверия внешнему и чужому

Иногда Лия думает, что он боится молчания своей пациентки, как это было в самый первый год их взаимодействия, или, что она начнёт копировать манеру Амелии, выдумывая истории похожие на правду, но даже отдалённо ею не являющиеся, как она развлекалась во второй год, поняв, что отвязаться от него не удастся.

– Хорошо, - улавливая логику кивком соглашается он.
– А что вы забрали у того дракона, который похитил её в самом начале?

– Вы серьёзно?
– Лия снова фыркает, чувствуя, как недовольство поднимается волной.
– Это же очевидно. Он потерял человеческий облик.

– Но, тем не менее, принцесса полюбила его, - терпеливо старается прояснить Блэкберс, и этот укол попадает прямо в цель.
– А теперь, всё же, давайте поговорим о вашей сестре.

– Считает, что это имеет отношение?
– она передёргивает плечами, недовольно.
– Думаете, что я люблю сестру, пусть даже Амелия и перестала быть человеком в моих глазах? Что я буду защищать её, плакать о ней, если потеряю?

'...Она стоит совсем близко к Эмбер Олдрич, глядя в её, почти янтарного цвета глаза и не выпуская из угла столовой, где она поджидала задержавшуюся после завтрака девушку.

– Тебя мама не научила, что нельзя брать чужие игрушки?
– спрашивает Лия саркастично, глядя на это безупречное личико напротив.
– Не объяснила, что есть люди, которые ломают руки посягнувшим на чужое?

– Даже если и так, ты что, думаешь у тебя хватит сил?
– Эмбер Олдрич поднимает бровь и усмехается. Безупречное лицо искажается так, как не видел никто в этом проклятом здании закрытой школы-пансиона, кроме её самых верных друзей и самых близких врагов, чьи счастливые дни были сочтены.
– Ты - всего лишь уродина, которую опасаются из-за страха заразиться. И что ты мне сделаешь? Всем нам?