Надрыв

– Что ты знаешь о боли?
– тихо говорит Лия, глядя на сестру пустыми, ничего не выражающими глазами.
– Что можешь знать о боли ты? Ты, позавидовавшая талантам младшей сестры? Ты, уничтожавшая меня день за днём? Ты, изуродовавшая меня во всех смыслах? Что ты можешь об этом знать?

Каждое слово - удар, проникающий под рёбра. Не только Лию держит капкан, надорвав ту нежную часть души, что в него угодила. Они там вдвоём.

– Потому что мне тоже больно!
– Амелия кричит, не в силах выдерживать этого осознания, и, поднимаясь, сжимает ворот форменной рубашки сидящей в кресле сестры в пальцах, заставляя её чуть приподняться и смотреть на неё снизу вверх.

– Тебе?
– Лия поднимает брови, но её взгляд, как и прежде, равнодушен, холоден и насмешлив.

– Тебе не может быть больно. Желанный ребёнок, обласканный и восхваляемый матерью настолько, что она и второй дочери дала почти такое же имя, только вдвое короче. Холимая и лелеемая, какие бы мерзости ты не совершала.

Пронзительный взгляд переменился, и отсвет той, вечной ненависти мелькнул нём.

– Хотя может быть тебе действительно больно и я слишком строга к тебе, - сестра отводит заученным за столько лет движением прядь волос, снова выставляя напоказ изуродованную отвратительным шрамом кожу, - тебе больно смотреть на меня. Каждый раз тебя перекашивает так, словно это не меня толкнули лицом в костёр, а тебя. Словно ты чувствовала еще несколько лет запах своей горелой плоти. Но тебе больно, лишь потому, что это Я тебя наказала. Так что не смей говорить мне, что я чувствую. Ты и понятия не имеешь.

Лия сбрасывает её руки с себя, освобождаясь, и уходит, бросив взгляд на стоящие неподалёку часы. Амелия тоже смотрит на них, и не сразу вспоминает - сегодня Лия идёт к психологу, а это значит, что у неё есть отличный шанс покопаться в вещах сестры, особенно в её ноутбуке, и понять, почему же она так спокойно восприняла весть о том, что возможно мистер Кастра домогается одной из учениц.

Что же ей такое известно?..

Лия.

Всемирная сеть знает всё, в этом Лия была убеждена, до начала года. С тех пор, как она потратила много часов на поиски информации о их новом учителе, которого не обнаружилось ни в одной социальной сети, о котором не было ни одной статьи и вообще ничего примечательного, её вера во всемогущество Интернета сильно пошатнулась.

Общаться с Уильямом познавательно. Нельзя сказать наверняка, специально ли мистер Кастра не появлялся в печатных изданиях школьных или студенческих газет, или это была случайность, но данных исключительно мало, и ни одной фотографии. Ни одного вещественного доказательства вообще его существования и подтверждения слов.

У Лии складывалось ощущение, что Уильям Кастра - Вильгельм Дайсон - когда-то он попал подпрограмму защиты свидетелей, из-за чего его настоящая личность скрыта, и почему так мало данных о нём, которые можно отыскать.

Эта версия объясняла многое, кроме одного - как это вообще случилось? Что с произошло с человеком, который был готов задушить их школьного психолога с лёгкостью, ведомой лишь социопатам такого, чтобы правительство взяло его под свою опеку?.

Вопросы, вопросы, вопросы...

Суммируя всю имеющуюся информацию, Лия утверждается в мысли, что её выводы не верны, поэтому всё, что укладывалось в красивую гипотезу на практике не сходится.

– Ладно, давай по порядку, - бормочет она, доставая тетрадный лист из черновика и набрасывая на нём острым почерком.
– Отец - Фредерик Дайсон. Телохранитель. Хорошая зарплата. Очень хорошая, даже слишком, раз у него были такие славные накопления сыну на обучение.

Лия поднимает несколько газет тех времен с поиском в некрологах Фредерика Дайсона и находит небольшой очерк, и добавляет в колонку:

– Самоубийство.

Это то, что она знает наверняка. Есть и ещё кое-что.

Уильям говорил о том, что отец хранил дома оружие, учил его стрелять и драться, и Лия выписывает и это в колонку, а также добавляет 'пьянство', прежде, чем в другую выписывать доказательства.

Если считать, что Уильям Кастра сообщал ей лишь правду, то два из пяти пунктов будут считаться верными, ещё пара - при условии того, что такое сходство лиц и впрямь признак близкого родства, но гарантий нет, кроме того. конечно, что Уильям Кастра отозвался на чужое имя в приступе ярости.

И всё же Лия сомневается. Она сделала вывод о том, что Фредерик Дайсон был телохранителем из-за того, что он - со слов Уилла - приучал сына к мысли, что однажды он может не вернуться с работы домой и имеющегося дома оружия. Но что, если она ошибается? Что если он работал на спецслужбы, или просто частным охранником?

Она прокручивает электронную версию местных газет Бристоля, и находит дату, напоминающую ей о чём-то важном.

– Шестое, - бормочет Лия, разыскивая и другие печатные издания, информирующие о событиях той недели в начале октября. Она не уверена, но кажется...

– Чёрт, - голос срывается на шипение стоит только перевести взгляд на большой заголовок.

'Миллионер гибнет в автокатастрофе', а следом сухая статья о том, как мужчину на плохо просматриваемом участке дороги сбил мотоциклист и скрылся с места преступления, не оказав никакой помощи. На соседней странице сообщается: семья подверглась двум трагедиям сразу, и несколькими часами ранее случилось другое горе - Роуз Оккервиль, в девичестве Фейн, родная сестра Джины Фрейзер - тоже погибла в автокатастрофе со своим супругом, но по другой причине - из-за проливного дождя машину занесло, водитель не справился с управлением, и она слетела с моста, ударившись о заграждение.

'Натаниэль Оккервиль погиб на месте, его беременная супруга не дожила до приезда скорой несмотря на оказанную медицинскую помощь небезразличным проезжающим мимо водителем.'

Это известие на несколько минут выбивает её из колеи, и, хоть Лия и призывает себя не торопиться, внезапно, в её голове складывается картинка.

Лия помнит, Джина всегда говорила, что до тех пор, как ей исполнился год в семье был тяжёлый период - счета заморожены, а их зять, мистер Оккервиль выкупил большую часть акций их компании. А потом, после трагедии, всё стало гораздо лучше, и было бы идеально, если бы отец не оставил такое странное завещание за пару дней до гибели.

За пару дней - это последняя дата, имеющаяся на 'мёртовом', с трудом найденном в Интернете сайте Фредерика Дайсона.

И не стоит забывать о том, что Габриэль Фейн - её родная сестра - была удочерена за несколько недель до этого. Вот только вопрос - зачем беременной женщине брать новорождённого отказника из приюта?

Каждый кусочек мозаики находит своё место, и общая картина весьма и весьма безрадостна. Куда более позитивные варианты не посещают её голову, и всё же она решает не рубить сгоряча, и сохраняет все имеющиеся у неё документы в отдельную папку, с пометкой 'замок' и добавляя туда текстовый файл, дублирующий её сомнения. Нужно подумать, хотя бы пару недель, и потом, да, потом, когда у неё будет больше одного варианта, примерить возможность каждого из них.

Нужно дать выстояться этим мыслям, а позже... Возможно, она найдёт им хорошее применение.

Габи.

Влюблённые не замечают ничего вокруг, погружаясь в собственный мир фантазий и иллюзий, и в последнее время Габи одна из них.

С тех самых пор как она стала посещать дополнительные занятия, ничто не может выбить её из радужного предвкушения чего-то волшебного, чего-то настоящего, чего-то долгожданного.

Приступ осчастливить всех и каждого никак не кончается ни в феврале, ни в марте, ни в апреле - Габи желает окружающим добра, и особенно сильно достаётся Лие, которая яро протестует против такого трепетного отношения, и не смягчается ничуть, отзываясь ядом сарказма и боли на каждое проявление участия, но Габриэль всё равно. Пока она столь счастлива она жаждет облагодетельствовать весь мир, не думая о том, так ли это нужно миру.