Нашествие гениев

Я молча смотрела на Майла, который сжимал кулаки и явно боролся с отчаянным желанием отвести взгляд, но все же продолжал смотреть мне в глаза, а к горлу подступали рыдания, но я изо всех сил их сдерживала. Хотелось поверить ему, хотелось сказать, что люблю его и не отпускать никогда в жизни, но я молчала. «Все предают», — отчетливо звенело в ушах, а перед глазами стояла толстая пелена воды и спина Майла, уходящего из моей комнаты так спокойно, безразлично, сразу после того, как он согласился расстаться со мной.

— Не плачь, — раздался шепот у меня над ухом, и я вздрогнула от того, что с моих щек осторожно стирали соленые дорожки, прочерченные слезами. — Не плачь, пожалуйста.

— Где гарантия, что ты не говоришь все это просто в благодарность? — холодно спросила я, глядя прямо перед собой, в дверцу шкафа. Майл вздрогнул, а затем, отстранившись, спросил:

— Предавшему единожды веры нет?

— Где гарантия, что тогда ты говорил это не из жалости, а сейчас — не из благодарности? — сухо повторила я, не обращая внимания на слезы, текущие из глаз ручьем.

— Ее нет, — едва слышно ответил Майл. — Это твой выбор: верить мне или нет. Но я не лгал тебе. Никогда.

«Все предают». «Как думаете, кто победит: человек, живущий одиночеством, или тот, кто способен поверить в другого человека и ищет того, кто не предаст, а найдя его, обретает настоящее счастье?» «Человека должен вести не разум, а душа».

Фразы вспыхивали в памяти одна за другой, а затем я вдруг подумала: «Я просто хочу ему верить…» Мои руки сами собой поднялись и осторожно обняли Дживаса за шею, и он замер, но в следующую секунду крепко обнял меня и прижал к себе.

— Прости меня, — прошептал он, зарываясь носом в мои волосы.

— Да пофиг, — слабо улыбнулась я, и ощутила невесомый поцелуй на своей щеке. Я поняла, что Майл улыбается.

— Я такой идиот, — пробормотал он. — Хоть и «гений».

— От скромности ты явно не помрешь, — фыркнула я, прижимаясь к этой пакости. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Он ведь не обманет меня, не предаст, не причинит больше боли… правда?..

— Это да, — усмехнулся он, и начал осторожно гладить меня по волосам. — Я так много времени потерял… Знаешь, я все же понял. Оказавшись в темноте, в мире Мейфу, я думал только о тебе, и так больно мне было только когда я уходил из этой комнаты в тот день. И я понял: несмотря ни на что, надо бороться до конца и не сдаваться, не опускать руки, не уходить, отказываясь от собственного счастья, даже если шансов на выигрыш нет совсем. Прости, что раньше думал, будто тебе будет лучше, если ты будешь меня презирать.

— Это невозможно в принципе, — прошептала я, уткнувшись носом в шею геймера и зарываясь пальцами в его мягкие, шелковистые волосы.

— Я этого не понимал. Говорю же, идиот.

— Угу…

Повисла тишина, но не напряженная, а уютная, полная покоя и понимания. Я слушала ровное дыхание любимого и его частое сердцебиение, сливавшееся с моим собственным, и постепенно успокаивающееся. Наконец, Майл выпустил меня из объятий и, проведя ладонью по моей щеке, заглянул мне в глаза.

— Спасибо, Маша, — едва слышно сказал он. — Ты не просто вернула меня, ты помогла мне понять, что я не должен был отступать. Я всегда сдавался, всегда спокойно принимал все, что выпадало в жизни. Я готов был с самого начала отдать тебя Михаэлю, а потом, когда шинигами сказала, что шансов на то, чтобы мы остались, нет никаких, решил, что вообще не должен быть с тобой. Я всегда сдавался, но… больше не хочу. Ты показала мне, что нельзя опускать руки, даже если выхода нет. Спасибо.

— Не благодари, — поморщилась я. — Я просто…

— Нет, — перебил меня Дживас. — Я хочу сказать «спасибо» за то, что когда я открыл глаза, рядом была ты. Хотя бы за это. За то, что ты заключила контракт, тебе моя благодарность не нужна.

— Не нужна, — вздохнула я. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Майл.

— Спасибо, — прошептал он и осторожно провел ладонью по моей щеке, пристально вглядываясь мне в глаза. В зеленых омутах было столько тепла, нежности и… да, любви, что я невольно улыбнулась и прошептала:

— Дурак ты, Дживас. Прав был Михаэль, за счастье бороться надо.

Геймер кивнул и, чмокнув меня в лоб, спросил:

— Я могу снова обнаглеть и попросить тебя встречаться со мной? Но на этот раз, учти, я тебя не брошу до самого конца и не буду страдать ерундой.

— Ну… — протянула я и сделала вид, что призадумалась, а Майл напрягся. — Конечно можешь, — рассмеялась я, а Дживас фыркнул и выдал:

— Точно у тебя в родне этот параноик был!

Я возмутилась и стукнула геймера кулаком в лоб. Несильно, но достаточно для того, чтобы он понял степень моего возмущения. Да как он мог? Бессовестный!

— Так мне это нравится, — рассмеялся он, а я фыркнула в ответ и, взлохматив его рыжую шевелюру, спросила:

— А что с остальными?

— Да ничего, — пожал плечами Майл. — Ионов жив, как и Кира. Тот парень тоже в норме, за исключением того, что у него вывернуты плечевые суставы. Я до сих пор поражаюсь тому, как он умудрился кинуть меч Ионову. У Киры травмированы запястья, пуля попала в плечо; Ионову ты попала в грудь, но ранения были не смертельными, сейчас он в больнице. L составил договор, который он был вынужден подписать — ваш контракт расторгнут, он выплатит неустойку, и по условиям этого договора он не имеет права приближаться к тебе или каким-либо образом связываться. Сотрудничество между вами также невозможно. А еще он не имеет права разглашать какую-либо информацию о тебе. Там еще много пунктов, но эти основные. L защитил тебя со всех сторон, можешь Ионова больше не бояться.

— А Кира? Он еще не ушел… — пробормотала я, а Дживас сел рядом со мной, облокотившись о спинку дивана, и, обняв меня за плечи со спины, притянул к себе. Я прижалась к нему, а геймер сказал:

— Понимаешь, Михаэль не вернулся в мир Мейфу, Маша. Ты ведь выполнила задание Энма-чо, но Михаэль еще здесь, а это означает лишь одно: шинигами хотят, чтобы все задания были выполнены. Только тогда мы вернемся в мир Мейфу.

Сердце болезненно сжалось, но я кивнула:

— Тогда какое задание было у Киры, как думаешь?

— L побеседовал с ним, но Лайт так ничего и не сказал, — нахмурился Дживас. — Однако у нас есть все основания полагать, что мы ошиблись, и с компьютерами оно не связано.

Я вздрогнула от страшной догадки и, испуганно воззрившись на Майла, спросила:

— Как так? Не может же быть…

— Боюсь, что так, — нахмурился геймер, и я застонала, уткнувшись носом в его грудь.

— Что такое? — осторожно спросил он.

— Я не смогу выполнить задание, если оно связано с водой! — простонала я, а Дживас осторожно спросил:

— Расскажешь мне?

Я нахмурилась, но подумала, что если L все равно не исчезнет, то ничего ужасного, кроме нервного срыва, мой рассказ не принесет, а потому кивнула.

— Просто помни: я рядом, — прошептал Майл и крепко прижал меня к себе, а я начала рассказ.

— Когда я была маленькой, мы жили с моим дядей, недалеко от реки. Но не рядом с пляжем, а гораздо дальше, около моста. На берегу были настоящие заросли, и туда никто не ходил, к тому же, там было очень глубоко — берег обрывался очень резко. У нас был сосед, старше меня на девять лет. Когда я была совсем маленькая, мы дружили, но потом он чуть не утонул, когда ходил с отцом на пляж, и резко изменился. Он стал очень странным, все время что-то поджигал, издевался над дворовыми кошками… Но к врачу его не отводили — боялись, что ему дадут справку о болезни, и все дороги будут перед ним закрыты. Когда мне было семь, я пошла гулять к реке и увидела, как он топит котенка. Я попыталась остановить его, но он бросил животное в воду, скрутил меня и привязал к дереву. Было раннее утро, а у него в огромной спортивной сумке было много котят, котов, кошек… Они мяукали, царапались, но выбраться не могли. Я заплакала и попросила отпустить их, но он… Он смеялся и продолжал топить их одного за другим, и постоянно… — я всхлипнула и закрыла глаза, прижав руку к губам, а Майл начал осторожно гладить меня по голове, и я продолжила: — И он постоянно говорил. Он так много всего говорил мне… Но главное, он говорил, что все предают. Его мать решила отправить его в больницу, и он счел это предательством, а потому решил в последний день «на воле» убить как можно больше животных… Чтобы «отпраздновать» свой отъезд! Он говорил о том, что когда тонешь, хочешь лишь достичь света, но вокруг лишь мрак, и из него не выбраться, потому что никто не придет, не спасет, не поможет… Потому что все предают… Ведь его не отец спас тогда, хоть и был рядом, — его вытащил незнакомый человек.