Нашествие гениев

— Ладно, думай что хочешь, — махнула рукой я. — Но как ты откопал Ионова?

— Я откопал? — вскинул бровь Кирыч и разоткровенничался. Хочет смягчить вину, перекинув ее на другого, что ли? Или просто еще раз показать, как он гениален, вскрыв пару карт, эту самую гениальность доказывающих? — Я никого не откапывал. Все гораздо прозаичнее. Пока я искал в сети информацию о вас, наткнулся на упоминание о том, что ее отца спонсировал местный мафиози. Он выступал официальным спонсором его бизнеса, об этом даже в местной газетенке писали. Но с чего вдруг главному мафиози города спонсировать мелкого бизнесмена, у которого дела на ладан дышат? Это было бы не логично, но я не смог найти никакой посторонней связи Ионова с отцом твоей подружки, равно как и с ней самой, потому как в сети и базах данных полиции не было сведений о подпольных боях. Жаль, что в этой стране не все вносится полицией в компьютеры, — я мысленно усмехнулась. Не так уж плохо, видать, что наши копы не дружат с техникой. — Именно так я и узнал о нем. Но плана у меня тогда не было абсолютно никакого. Когда она убежала, ударив Мэлло, я решил проследить за ней. Благо, мой телефон, как ты знаешь, сама ведь зарядное устройство к нему покупала, у меня в мире мертвых не изъяли, и сфотографировать ее бой на него я смог. На всякий случай. А дальше «откопали» меня, а не я его. Когда я возвращался сюда, меня остановил какой-то человек и спросил, почему я слежу за Марией Алексеевой. Я ответил, что волновался за нее, потому что мы друзья, но он спросил, зачем мне фотографии, и слова о том, что мне, как японцу, интересны восточные боевые искусства, его не убедили. Он дал мне визитку этого вашего Ионова и сказал, что этот человек тоже интересуется Алексеевой, и что если у меня будет о ней любопытная информация, мне стоит с ним поделиться за вознаграждение. Правда, он посоветовал послать фото боя для начала, как показатель того, что я готов к сотрудничеству. Я просчитал варианты и решил, что ничего не теряю — деньги мне были очень кстати. Я послал фото, с подозрением, что она бывшая подружка Ионова, и он против расставания, но все оказалось куда любопытнее. Мы начали переписку, и он спросил, не замечал ли я нарушений пунктов странного договора, который он переслал мне на почту. Договор был довольно расплывчатым и туманным, никакой конкретики, но и такое заверяют, как ни странно, ведь там не было указано: «Влюбишься — вернешься в мир подпольных боев», — но тонко намекалось, что за нарушение пунктов договора следует продление договора о найме на работу от прошлого года, и меня заинтриговал вопрос: что это за работа такая? Ионов пояснил, и мы начали вести переговоры. Мне удалось договориться, что за определенную услугу, я не уточнял какую, я буду помогать ему вернуть ее, а точнее, зафиксирую факты нарушения договора. Он знал, что она не нарушит больше пункт о жестокости, но я сказал, что она влюбилась в одного из своих жильцов, а у него не было возможности следить за ней в квартире, и потому эта роль легла на меня. Я запечатлел некоторые моменты, незаметно, конечно, и получил деньги, а также обещание, что просьба будет исполнена по первому требованию. Однако, как оказалось, Ионов был в курсе того, какие базы данных я ломал от Василия. Он заинтересовался тем, кто же мы такие, и первый упомянул шинигами. Мы долго вели переговоры и сошлись на том, что получим бумагу Кисеки, призвав шинигами, причем мне досталась бы бумага, а ему — возможность пообщаться с богом смерти. Зачем ему это, он не пояснил, да это было не так уж важно. Однако его условием было присутствие при поимке шинигами твоей подружки. Так что я знал, что вы будете в том здании, когда вы меня первый раз «чуть не поймали», и бомбу сюда закладывали люди Ионова. Вот только мы понимали, что в тот раз вызов не мог пройти успешно, и тогда нам это было и не нужно, — Кира хитро усмехнулся, явно ловя кайф от того, что тогда выиграл. Вот ведь гад… — Все прошло именно так, как я и планировал, а затем был второй раунд, и все бы ничего, если бы не требование Ионова привлечь Смертина! Не понимаю, зачем ему нужно было вводить в последний раунд человека, которого мы все это время использовали «в темную»: Ионов знал, что Смертин ненавидит твою подружку, и потому подставил его под выполнение моих мелких поручений — я связался с ним и предложил отомстить Алексеевой, и он согласился. Это желание Ионова непременно дать шинигами пообщаться с твоей подружкой, проявившееся лишь когда ее привезли на Арену, и место вызова шинигами были единственными пунктами плана, о которых я волновался. Как видно, не зря. Это не мой проигрыш, а его. Ведь на этих пунктах настаивал он.

Н-да. Зашибись. Картина Репина «Приплыли». Оказывается, Ионов и не прекращал за Маней следить. Хотя, учитывая их «кровные узы» и его собственный уровень шизухи и каши в голове, неудивительно. Но вот то, что он Киру «с пути истинного» сбил, раздражает. Хотя кто кого сбил — еще вопрос: оба манипуляторы, оба свою цель преследовали. Позлить, что ли, Лайтика? Как Манин родич говорил: «Тебя укусили — укуси в ответ». Или пусть тешит себя иллюзией своего выигрыша?

— Что, и не раскаиваешься в том, что чуть невиновных не убил? — грустно спросила я Ягами. Ну, блин, может, он хоть сейчас вспомнит о совести?

— Невиновных? — вскинул бровь он. — Мэтт — мафиози, твоя подружка — убийца, кто здесь невиновен?

— А тот мужик, которого ты чуть не кокнул в доме под снос? — возмутилась я, проигнорировав слова маньячелло о Маше. Ведь формально-то он прав, а спорить о том, можно ли убивать в качестве самообороны, не охота…

— Это была необходимая жертва ради лучшего будущего, — флегматично заявил этот шизик. Н-да. Вот это всегда было единственным, с чем я не была согласна. Двенадцать агентов ФБР, Мисора Наоми… Невиновные, которых он убивал, — вот чего я понять не могла. Хотя не зря же его «Кира» прозвали, от слова «Киллер». Убивает без разбору, главное, его цель. Печалька… А он еще бухтел, что ему кликуха не подходит. Еще как подходит! Бесит…

— Знаешь, Кира, — ехидно заявила я, — а ведь ты все же с самого начала проиграл. Потому что не ты один идешь по трупикам к своей цели, но и этот псих, Ионов. Вы друг друга стоите. Только ты бумажки из загробного мира так и не получил и даже никого из преступников кокнуть не успел, а вот он своей цели достиг. Потому что он с самого начала не хотел убивать Маню, да и отдавать тебе бумагу тоже, потому он и настоял на вмешательстве Смертина, длинном-предлинном монологе, тратящем драгоценное время, и на месте действия — чтоб L врубился, где вас искать. Он тебя подставил еще до того, как ты начал свою игру, Кира.

Пока я говорила, с Ягами происходило нечто странное. Метаморфоза на метаморфозе прямо. Сначала он побледнел, потом аж позеленел, а потом побагровел и с такой злостью на меня уставился, что, будь я капельку потрусливее, ну, или не будь на нем наручников, сбежала бы куда подальше. Но «наша милиция нас бережет — сначала посадит, потом стережет», как говорится. Ягами был в наручниках, и мне мгновенный камикорос от рук несостоявшегося Бога Нового Мира не грозил.

— Что, неприятно, когда предают компаньоны, а, Ягами? — продолжала я. — Больно? Обидно? Злость берет? А знаешь, не сходи ты с ума по власти, никто бы тебя не предал, и был бы ты простым дизайнером, жил в моей хатке, кормила бы тебя Маня пирожками, нашел бы друзей по интересам и жил себе спокойно. И не было бы ни больно, ни обидно, и зло бы не брало. И ощущения абсолютной беспомощности и собственного идиотизма и доверчивости тоже бы не было, равно как и мысли: «Все предают, не стоит никому верить».

— Это попытка наставить меня на путь истинный? — фыркнул Кира, тут же приходя в норму. — Так мне это не нужно. Потому как у нас разные понятия об истине, равно как и разные пути. Я умею проигрывать. Так же, как и побеждать. И в твоем сочувствии, равно как и в злорадстве, не нуждаюсь.

Лайт-сама отвернулся от недостойной его сиятельного взора косплейщицы, и я пожала плечами. Что и впрямь в нем можно уважать, так это его гордость. Она частенько в гордыню перетекает, конечно, но вот когда этого не происходит, его реально можно уважать, потому как гордость — очень хорошее качество.

— Да я и не злорадствую, — тяжко вздохнула я и встала, подняв с пола кружку. — Я тебя и твои идеалы всегда уважала и только одного понять не могла: как ты мог убивать невиновных и предавать друзей? Миса же тебя любила, готова ради тебя была на все. А ты ее подставлял под смерть, заставлял выкупать у Рэм глаза шинигами, уменьшая срок своей жизни, да и отца перед смертью только об одном просил — убить Кэля. Никто же не говорит, что ты его обожать должен был, но ты его предал, потому как заставил сократить срок своей жизни и вписать имена в Тетрадь, а значит, попросту лишил его возможности попасть в Ад или Рай. Ты его шинигами сделал. Ты всех предаешь, Лайт, и этого я не понимаю. И не пойму. Ладно, покеда. Захочешь есть — позови, покормлю. Потому как тебе все равно загнуться никто не даст — через зонд накормят. Мы не убийцы и не предаем даже врагов, так что ты у нас тут голодной смертью не скопытишься.

Я пошлепала на кухню, оставив этого пафосного гада одного. Пущай думу думает, хотя вряд ли до чего-то додумается, это ж Кира, у него моральные устои как у Чезаре Борджиа, типа «я радею за справедливость, а моя собственная морально-нравственная составляющая вас касаться не должна — вам-то я несу свет и истину в проповедях своих». Шмякнув тарелку на стол, я покачала головой и поплелась домой. Настроение было на нуле, не хотелось абсолютно ничего. Даже язвить. Да, Ягами мне уже не нравится, но это не отменяет того факта, что когда-то он мне все же был симпатичен, и понимать, что я в нем так ошибалась, больно.

На пороге меня нагнал Бейонд и тихо спросил:

— Хочешь побыть одна?

Вот что меня в нем поражает — его понятливость. Мы с ним всегда «на одной волне», и он умеет не навязываться.

— Если можно, — пробормотала я. Мой няшка маньячной наружности кивнул и умотал в свою комнату, она же моя гостиная, а я пошла к себе: валяться на кровати, плевать в потолок, образно выражаясь, и размышлять на тему: «С фига ли я такая идиотка?» Хотя вопрос-то риторический…

Конец POV Юли.

Комментарий к 39) «В этой жизни всё бывает: и жук мычит, и бык летает»... Примечание Автора (важное): в меня кинули тапок «ты написала бред». Во избежание подобного поясню: это не бред с точки зрения психологии. Вспомним Стокгольмский синдром. Люди, находящиеся в плену, начинали любить и защищать захватчиков, поскольку те хорошо к ним относились. Все это время отношения Ионова и Маши были двоякими. Она его ненавидела, но ценила. «Ave Caesar» — вам ни о чем не говорит? И то, что он ее все это время защищал абсолютно ото всего, она прекрасно понимала, потому и ценила его. Потому и появлялись эти «странные» моменты после боя. После сильного напряжения приходит психофизическое расслабление, и человек высказывает то, что на душе, не контролируя эмоции разумом. Так что полностью честна с собой она была как раз тогда, когда защищала Ионова от Юли. Остальное — крик разума, говоривший: «Он зло, ты обязана его ненавидеть». Вот только когда необходимость ненавидеть исчезла, вышли на свет настоящие чувства. Уж простите, что Автор так накрутил, но он любит психологию, а тема подобных отношений его всегда волновала. Ионов был единственным, кто защищал Машу, и потому она воспринимала его как друга, позиционируя как врага. Банально, но факт: в жизни проявления вариаций Стокгольмского синдрома и схожих с ним — не редкость. Не буду вдаваться в детали, но поведение Марии как раз обосновано. И Ионова понять тоже можно, вспомнив внешний вид Ватсона и его собственную судьбу. Всем спасибо, что продолжаете читать, надеюсь, Автор пояснил достаточно подробно)

====== 40) «Гроза уже близко» ======

На следующее утро я встала бодрая, свежая, и, что самое главное, мне не снились кошмары! Счастье-то какое, дожила: не поливаю простыню потом и не травмирую психику и слух глюказоидного детектива своими полуночными воплями. Живем! И даем жить другим.

Поприветствовав L, я пошлепала в душ, а затем решила испечь пироги — хотелось порадовать анимулек. Все равно, похоже, мне не нужно уже становиться кибергением, ну, или Биллом Гейтсом, так что я могу первую половину дня спокойно «профуфукать»… Было восемь утра, значит, мафия уже утекла на работу, и я со спокойной совестью начала замешивать творожное тесто. Вскоре ко мне приполз мой панд и вопросил: