Нашествие гениев
Шрифт:
— Ребята, шеф будет рад, что вы меня впустили, — обрадовала я охрану, и мы с Майлом потопали куда подальше, а Мэлло «прикрывал наш отход с тыла», шагая спиной вперед и не убирая пистолет. Ясен фиг, через пару метров ему пришлось это сделать, но он продолжал шествовать не пойми как, и мне пришлось, заметив, что один из охранников уже ускакал к биг-боссу, цапнуть этого деятеля под локоть: мало ли, в кого врежется? На затылке даже у мафии глаз нет! Наконец Кэль соизволил развернуться и пойти как нормальный, адекватный человек, после чего вопросил:
— Ну и?
— «Дорогая, ты не поверишь!» — фыркнула я, вспоминая Петросяна, и начала вещать.
Домой мы вернулись уставшие, но в целом довольные. По крайней мере, парни уверились, что Ионов больше не будет пакостить,
Мы уселись ужинать, и я разлила по тарелкам айнтопф, заявив: «Это для Михаэля». Плескавица была подарена, ясен фиг, Майлу, жареная картошка, сопровождавшая ее, — Юле. Поставив на стол суши, я объявила: «Светлая память Ками несостоявшегося мира», — а Грелля фыркнула, сказав: «Не-а, он еще живой. Лучше это тоже будет для меня». Я согласилась и заявила, что салат «Сербский» даруется Риверу, однако Майл решил-таки его попробовать, пояснив, что в прошлый раз всерьез опасался за состояние своего желудка перед трудовым днем и потому не стал рисковать. Тоже мне, перестраховщик… Кстати, салат ему абсолютно не понравился, а вот Кэль, с подозрением косившийся на Ниара, увлеченно поглощавшего экзотическое блюдо за авторством укуренного повара, осмелился-таки стащить немного и, заявив: «Делись, Ниар!» (да-да, именно «Ниар», что удивительно) — присоединился к поеданию салата из одной с Зефирчиком тарелки. Юлька решила, что с нее и суши хватит, хотя поглядывала на салат с сожалением, однако моська Ниара, возмущенно глазевшего на нагло тырившего его добычу Кэля, несколько охлаждала ее желание присоединиться к объеданию Ватного Принца. Арийскому мафиози же на пылкие взоры человека, лишенного после побоища на Арене звания «Ваты», было глыбко начхать, и он продолжал свое благое, а для Ниара — как раз таки наоборот, начинание. Разлив чай и подав печенья, я усмехнулась, вспоминая первые дни пребывания у нас гениев, и выудила из шкафа трехлитровую банку одуванчикового варенья.
— Ты же хранила его для матери, — чуть удивленно заявил L.
— И что? — пожала плечами я. — Ты сам себя слышишь? «Хранила». Больше не храню. Есть люди, которые предают. Есть люди, которые не способны предать. К чему цепляться за память о тех, для кого ты не имеешь значения, когда есть те, кто способен подарить тебе улыбку и тепло?
L удивленно на меня воззрился, а затем уголки его губ дрогнули и явили миру слабое подобие улыбки.
— Так держать, L! — обрадовалась я и шандарахнула гения по сутулой спине. Бёздей фыркнул, а я вручила ему банку и заявила:
— Не ржи, брателло. L печеньки, а тебе — честь первым захомячить ложку одуванчикового варенья.
— Главное, не вспоминать «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбэри, — апатично
заметил маньяк и выгрузил в тарелку нехилую часть банки.— Поздно, батенька, уже вспомнил, — фыркнула Юля и тоже притырила немного сладости, остальное досталось L — все-таки Михаэль любил не все сладкое, а только шоколад, Майлу и Ниару же сладости вообще были до фонаря, как, в принципе, и мне, за некоторыми исключениями. Весело болтая, мы завершили трапезу, и Юля с тяжким вздохом сказала, что все же должна поговорить с Кирой, а заодно покормить его — он же у нас «военнопленный»… Все согласились, а я спросила подругу, сможет ли она спокойно пообщаться с предателем, в котором раньше души не чаяла.
— Смогу, — пожала плечами Грелля и, взяв суши и чай, ушла в зал.
POV Юли.
Так, ладно. Надо накормить этого шизика, он же военнопленный, а о них, раз уж не расстреляли, надо заботиться. И почему именно я? Самая левая, что ли? Хотя сама ж вызвалась, чего теперь ныть? Если кто из анимешных гавриков пойдет, еще хуже будет: даже Вата Киру прибить готов, и только L спокоен. Он вообще по жизни обкуренный, глючный и безразличный ко всему. По крайней мере, внешне. А вот в душе, думаю, он Ягамыча даже больше остальных ненавидит…
Взяв суши и чай, я потопала в зал. Кира сидел на диване, хмуро глядя в окно. Чего ты там ищешь, кошмар на улице Вязов наш ходячий? Свою совесть? Зря, ты ж ее убил, расчленил и сжег еще в детском саду. О, как раз один из трех признаков «Триады убийцы» — пиромания. Про энурез — не мое собачье дело, а вот жесткость к животным — даже не знаю. Рюук у тебя за домашнего барбоса был, а ты его пытал, яблоки ужуливая. Садизм? Еще какой!
Я уселась на диван справа от этого садиста-извращенца, мучителя блудных шинигами, и заявила безразличным тоном:
— Либо я тебя кормлю, либо ты остаешься голодный. Все равно руки не действуют.
— Остаюсь голодный, — безразлично ответил Ягами, отворачиваясь от меня к двери. О как. Игнор, пафосность, гордость? Ну да ничего, не хочешь есть — не надо. Проголодаешься — сам попросишь.
Я поставила тарелку на диван рядом с собой, кружка была отправлена на пол: мало ли, прольется? Ладно, попробую поговорить с ним, хоть и не охота…
— Слушай, вот чего тебе спокойно не живется, а? — спросила я вяло. — Ну был ты отличным студентом. Стало скучно — стал маньяком. Ожил — получил второй шанс! Ну, казалось бы, живи и радуйся! Фигу. Начал мутить фигню какую-то, чтоб опять маньяком стать. Лайт, ты ж гений, фиг ли ты на одни и те же грабли по нескольку раз наступаешь?
— «Одни и те же грабли»? — повторил Ягами язвительно. Странно, как он умудряется сохранить присутствие духа и всю свою пафосность в такой ситуации? — Не ты ли только месяц назад говорила, что моя идея очищения мира от преступности правильна? А теперь называешь это ошибкой. Я, по крайней мере, остаюсь верен самому себе и своим идеалам.
— Ой, да, конечно! — фыркнула я. — Знаешь, твои идеалы правильны в части «избавим мир от преступников», вот только это не изменит того факта, что не все средства хороши. Предательство — это то, к чему нельзя прибегать ни в коем случае.
— Кого же это я предал? — хитро усмехнулся Кира. — Вы мне не были ни друзьями, ни товарищами, ни даже коллегами. В чем же мое «предательство»? В том, что я не заплатил за аренду помещения? Изволь, могу оплатить.
— Да я к тебе хорошо относилась, а ты…
— А я тебе ничего не сделал, кстати, — хмыкнул этот изверг. — Я «предал», как ты выражаешься, только твою подругу, удар лег на нее. Тебе же я не сделал абсолютно ничего.
— Она моя подруга!
— И что? Ведь ты не пострадала, не находишь? А твоя подруга сразу позиционировала себя как мой враг.
Вот ведь оратор-философ! Из черного белое сделал и не подавился! Вот за это я софистику и не перевариваю: втюхают любой опиум для твоего мозга по цене сыра в мышеловке и заставят признать их правоту. Жуть!
— Врагом позиционировала, но кормила, — ёрно заметила я.
— Это уже ее сердобольность, я тут ни при чем, — пожал плечами Лайт. Н-да, до него не достучаться: он свято верит, что прав. Ну и ладно. Не буду я его переубеждать, ибо проще лбом железобетонную стену прошибить: мало ли, брак или коррозия? А тут логика устоявшаяся, и хоть и с гнильцой, фиг сломается.