Наследие Санторо

— Хорошо, пусть останутся только боссы своих семей и их правые руки, пожалуйста, — выделив последнее слово, доктор примирительно поднял руки.

Нехотя Хранители удалились обратно, в небольшом коридоре, разделяющем операционную от основного коридора больницы, остались только Тсунаеши, Хаято, Реборн, Занзас и Скуало. Доктор заметно нервничал и, призвав всё профессиональное хладнокровие, чуть дрогнувшим голосом принялся разъяснять сложившуюся ситуацию.

— Мы смогли привести пациентку в более-менее стабильное состояние, её организм отравлен неизвестным, но сильным ядом. Судя по анализам и обследованиям, яд проникает в клетки, начиная их медленное разрушение, я бы назвал его медленным убийцей. В скором времени, боюсь, все её органы начнут отказывать. Одни уже отказали… — мужчина замолчал, давая время переварить услышанное.

Побледневший Тсунаеши растерянно сглотнул, стреляя взглядом, словно пытаясь понять, что из этого можно извлечь как хорошую новость.

— Но… но Аделине же можно помочь? Если это яд, можно изготовить противоядие. А органы — можно создать временные за счёт иллюзии, такое ведь уже не раз практиковалось!

— Это невозможно, не знаю как, но яд действует на организм так, что он отвергает созданные иллюзией органы. Мы уже взяли кровь, и наши медики будут работать над противоядием, но это очень долгий процесс, который может занять месяц, а то и несколько. Боюсь, у неё нет столько времени. Пациентка хоть и в стабильном, но в крайне тяжёлом состоянии. Как я и говорил, её органы начали отказывать, и первым отказала матка. Мы остановили кровотечение, но потеряли ребенка. Чтобы замедлить метастазы нам пришлось вырезать ей все женские органы. Но не думаю, что это сильно выиграет время. Она держится только за счёт сильного иммунитета.

— Стоп, что?! — воскликнул Савада, выпучив глаза. — Ребёнок?! Какой ещё ребёнок?

— Девушка была беременна, — чуть удивлённо и растерянно пояснил врач, явно предполагая, что это не новость. — На десятой неделе, если быть точным.

Занзаса точно током прошибло, голос врача искажался навязчивыми, ничего не значащими помехами. Он напрягся вытянутой струной, сделав глубокий вдох, стараясь сохранить грёбаное спокойствие, к которому никогда не был предрасположен. Но единственное, что хотелось сейчас сделать по-настоящему — проломить докторишке голову о стену, не выполнившему свой долг, испепелить всё вокруг, а что важнее — убить виновницу всех бед — Санторо, что растоптала призрачную надежду, мелькнувшую на задворках похороненной человечности где-то в глубине души.

Новость обескуражила и шокировала всех, Тсунаеши, стоя с открытым ртом, хрипя и кряхтя, не зная, как сформулировать следующий вопрос, хаотично просчитывал в уме недели, не нужно владеть высшей математикой, чтобы понять, что шестнадцать недель назад Аделина уехала с Варией и всё это время находилась только под их всевидящим оком.

Застывший Скуало, потерявший дар речи не меньше других, перевёл взгляд на босса, уже прекрасно поняв, кто был несостоявшимся отцом, и молился, чтобы Саваде хватило ума обойтись без глупых вопросов, рвущихся сейчас из него нечленораздельным кряхтением. Не только Суперби, но и Реборн с Хаято смотрели искоса на босса Варии, догадывались уже давно все, но такого исхода не ожидал никто.

— Но… десять недель назад это же значит… — начал было Савада, но Реборн, уже сложив два и два за ученика, вовремя его одернул:

— Тсуна, давай займёмся арифметикой чуть позже, сейчас есть проблемы и поважнее.

От грохота захлопнувшейся двери Тсуна подпрыгнул, схватившись за сердце. Занзас ударил дверью с такой силой, что не стене осталась на память фирменная трещина. Хранители непонимающими взглядами проводили босса Варии, по чьему лицу тёмными змеями расползались знаменитые шрамы, кричащие о том, что лучше к нему не подходить. Когда следом выскочил и Скуало, Луссурия решил попытать счастья, осторожно спросив, что случилось, но Суперби уже выбежал на лестницу, где скрылся чёртов босс.

Занзас ворвался в комнату ожидания, в единственное место, где его могли оставить в покое, хотя бы на недолгий строк. И с истошным воплем он запустил прорвавшееся пламя ярости, всё это время болезненно коловшее кончики пальцев. Сгусток огня разнёс стоящий на пути шкафчик с медицинскими халатами, обуглив стену чёрным разводом, точно истлевший пепел. Такой невероятный, раздирающий гнев Занзас терзал лишь два раза в жизни: в шестнадцать лет, когда он узнал, что не родной сын Тиметео, и в двадцать четыре в битве с Савадой. Какая ирония, что все его надежды и планы топчут как настоящий мусор. И самое противное, что Скариани не знал, кого именно винить: себя, Аделину, Франческо, или, в конце концов, ублюдка, который её отравил. Всех. Он винил снова всех, но не себя. Поэтому одним ударом Занзас разнёс столик, представив на его месте десяток других лиц, которых он мог обвинить в своём очередном крахе.

Скуало на свой риск проскочил в комнату, бесшумно прикрыв дверь, с замиранием сердца наблюдая за неистовой яростью, настоящей, разъедающей и уничтожающей всё на своём пути. Попадаться сейчас под пламя Капитан не горел желанием, но оставить Босса в таком состоянии одного просто не мог. Поэтому просто молчал, ожидая, когда хоть немного, если это вообще возможно в данной ситуации, Занзас утихнет.

А Скариани, тяжело дыша с сжимающимися кулаками, запрокинул голову назад, с кривой улыбкой, прорычав:

— Как? Как можно на третьем месяце беременности даже не догадываться о том, что ты брюхатая? Что вообще с этой женщиной не так?

— Она с самого начала была дурная, — попытался хоть как-то разрядить обстановку Суперби, оттолкнувшись от двери, и констатировал мучающий сейчас всех факт, — значит всё-таки твой.

— Нет, блять, Луссурии. Мой, — проскрежетал Босс, размяв шею, зажмурившись со всей силы, будто пытаясь стереть этот факт одной силой мысли. — Догадался ещё пару дней назад, когда забирал этот бестолковый мусор от грёбаного фокусника. Она воспользовалась пламенем ярости.

Скуало вздрогнул, остановившись, не верящим взглядом уставившись на босса.

— Забавно, правда? — развёл руками Занзас, жутко рассмеявшись. — Мой мёртвый ребенок мог бы стать идеальным преемником, владеющим пламенем ярости. А она не смогла справиться с единственно важным женским предназначением, выносить его каких-то ещё полгода.

— И теперь уже никогда не выносит… — но, заметив как ещё сильнее дёрнулись шрамы и так заполнившие лицо, поспешил замолчать, потупив взгляд. — Подожди, Занзас, но откуда ты знал все два раза, где её искать? Это что, какая-то эмпатическая хрень между отцом-матерью-ребёнком?

Вопрос мгновенно отрезвил. А ведь и правда, Занзас совсем забыл самое главное. Появившаяся Аделина предположительно из будущего, предупредившая, где её искать, также сообщила о двух сюрпризах внутри неё. Два факта уже совпали, даже два с половиной. Допустим один сюрприз — это ребёнок, а что второе? Или у неё должна была быть двойня?

— Где тот врач?

— Вроде всё также в хирургическом отделении.

Занзас, больше не теряя времени на объяснения, ринулся обратно. Оперирующий Санторо хирург как нельзя стати попался на пути, и едва не закричал от страха, когда Скариани перехватил его за грудки халата.

— Что вы делаете?! — возмутился тот.

— У Санторо плод был один или двое?

— Что? — растерянный и взбудораженный такой нахальной дерзостью мужчина нахмурился, точно уже забыв, о какой пациентке идёт речь. — Один.

Значит, что-то ещё. Не отпуская врача, едва державшегося на цыпочках, Скариани пытался собрать раскиданные в разных углах пазлы в целую картину. Отравление Санторо ядом неизвестного происхождения на основе яда скорпиона, убийство её матери с помощью ядовитого скорпиона, подсказки. Чёртовы подсказки должны были быть связаны с самого начала. Нет, не так, все они были описанием тех или иных событий. Первая — убийство Алисы Гвидо. Вторая, Занзас тщетно пытался вспомнить слово в слово, там точно что-то было про зло и добро внутри тела. Опустив доктора на ноги, но, не выпуская его халата, Скариани обернулся к всё это время стоящему позади Скуало, что верно ждал приказаний.