Наследие Санторо

— Что вы делаете в моей голове?!

— Не мог же я тебя бросить на произвол твоего прошлого, — пожал плечами иллюзионист.

— Учитель, просто признайте, что вам нравится копаться в чужих мыслях.

Теперь встрепенулась не только Лина, но и сам Рокудо, прошипевший:

— А ты что тут забыл?

Забравшийся на спинку кресла Фран почесал в ухе и перевёл меланхоличный взгляд на подбоченившуюся Санторо.

— Я подумал, что у Синьоры Помидоры в голове будут бегать маленькие злые помидорки. Но ошибся, здесь только мужик с катаной и младенец в пафосном костюмчике.

— Младенец в пафосном костюмчике? — заинтригованный Рокудо обошёл кресло, на котором сидел не только Фран, но и тот, кого туманник ожидал меньше всего увидеть в воспоминаниях Лины. — Аркобалено Реборн?

Услышав имя репетитора Савады, Лина юркнула к Мукуро, не

понимая, как странный младенец может быть тем самым элитным киллером.

— Эм, вы уверены, что это тот самый Реборн?

— Собственной персоной в своей бывшей форме аркобалено.

— Ого, когда мне говорили, что проклятие их превратило в детей, я не думала, что всё было настолько серьёзно. Но что он здесь делает?

— Реборн, — гости в подсознании Санторо вздрогнули от чугунного голоса отца Аделины. Альберто, сложив катану в ножны, расположился в кресле напротив. Из пристроенной катаны на коленях, специальным ювелирным приспособлением он доставал драгоценные камни из эфеса катаны. — Я понимаю, что вы не занимаетесь сейчас наёмной работой. Но мне нужен человек, занимающий нейтральную позицию от нашей семьи. Чтобы спрятать одну важную для меня вещь.

— Как интересно, — прокомментировал Мукуро.

Два драгоценных камня извлеченных из эфеса отправились в конверт, рядом с которым лежал кусочек пергамента с японскими кандзи. Мукуро присел на корточки рядом, считывая послание.

— Что там? — поинтересовалась Лина, выглянув из-за плеча. — Что это за иероглифы? Китайские?

— Японские. «Когда случается что-то необычное, наивно утверждать, что это — тайна, или предзнаменование каких-то будущих событий… Знамения имеют место лишь в глазах смотрящего».

— И что это значит?

— Папа, ты звал меня?

— О, а вот и маленькая помидорка.

Фран дразняще ступал прямо перед вошедшей Аделиной, успевая при этом не столкнуться с ней нос к носу.

— Теперь у меня есть прямые доказательства, что вы крашеная.

— Аделина, мне нужно, чтобы ты запомнила сегодняшнее число и этот текст. Он ключ к моему Наследию, на тот случай… неважно. «Когда случается что-то необычное, наивно утверждать, что это — тайна, или предзнаменование каких-то будущих событий… Знамения имеют место лишь в глазах смотрящего».

— Опять? — возмущённо прошипел еще неоформившийся подросток, скривив порванные губы. Пресловутой привычкой было рвать их во время просмотра фильмов или кусать во время чтения. Лина закатила глаза и, резко развернувшись, попыталась убежать. Но отец подорвался с места, уронив катану, и схватил дочь за костлявый локоть.

— Когда-нибудь всё это не будет иметь никакого значения! Лина, но сейчас ты нужна мне здесь!

Из кармана джинсов молодой Санторо выпала колода игральных карт. Слова утонули в помехах. И словно завороженная, Аделина настоящая медленно ступала к ним, опустившись на корточки. Слова искажались с каждым взмахом ресниц, как и пространство, постепенно сворачивающееся в скрученную спираль.

— Учитель, плохо дело, ассоциации…

— Аделина, стой!

Мукуро поздно попытался перехватить Санторо, девушка дотронулась до карт, ставших от её прикосновений окропленными кровью. Фран подскочил с кресла, запрыгнув на спину Аделины.

Детский плач разорвал пространство, встрепенувшаяся Аделина обернулась, но Мукуро, будто вытянувшуюся нить, оттолкнуло назад. Или же её тянуло в сторону от него. Хлопок толчка почти сбил её с ног, свет померк, сменились декорации.

Тусклый свет ночника, пятна крови на картах, и плачущая девочка на ковре.

Аделина присела на корточки, слезы наворачивались на глаза, будто боль передалась ей вместе с детским криком. Вновь дотронувшись до карт, её отбросило новым толчком.

Теперь она стояла в лаборатории отца. Альберто возвышался над двумя фигурами детей и водил рукой над их головами.

— Чтобы не играла

На разбитых камнях

Огненного Рима. — рука легла на русую макушку маленькой Аделины. — Что же, со мной пойдёт Лина.

— Нет, нет, пожалуйста, возьмите меня! — рядом стоящего мальчишку подхватил под грудь дородный охранник. Ребёнок сопротивлялся и продолжал истошно кричать. Молотя воздух маленькими кулачками. — Вы не посмеете! Не трогайте Аделину! Возьмите меня!!!

Маленькая Аделина, держась за руку отца, отдалялась к двери закрытой лаборатории, всё ещё растерянно хлопая редкими ресничками. Разные двери одновременно скрыли двух детей.

Аделина обернулась, очутившись в закрытых стенах до ужаса белой комнаты, в которой её кровь, собираемая в иглу шприца, смотрелась противоестественно, нереально.

— Папа просто возьмёт твою кровь на анализы. Ничего страшного. Возьми пока что поиграй в свои карты.

Санторо попыталась перехватить карты, к которым тянулась маленькая Лина, а дотронувшись, уже очутилась в длинном коридоре. Зелёная дорожка ковра, на которой, словно следы зверя, хаотично лежали игральные карты, вела к отдаляющимся двум мужчинам, волочащим за руки и ноги худощавого мальчика.

— Вы не поступите так со мной! Дядя Альберто!!! Аделина — моя сестра, я её семья, вы не отдадите меня! Клянусь, когда-нибудь я убью вас! Я убью вас всех!!! За что вы так поступаете так со мной?

Истошный вопль угас за захлопнувшейся входной дверью.

Слёзы бежали по щекам, боль раздирала грудную клетку, чужими просочившимися эмоциями. Её раздирало на части от собственного вырвавшегося крика, и даже её ладошки, ставшие по-детски маленькими, сжимающие уши, не могли заглушить собственный вопль.

— Синьора Помидора! Синьора Помидора! — пытался докричаться навязчивый голос Франа за спиной.

А голос отца продолжал терзать её вспышками хаотичных воспоминаний, что били то пощечинам, то вспышками операционных ламп.

— Я сделаю тебе небольшую операцию, ты уснёшь всего лишь на час, а проснувшись, увидишь, что это всё не будет иметь никакого значения, — заверил добродушный голос из-под медицинской маски.

— Выпей таблетки, Аделина, и вся боль уйдёт, все эмоции и воспоминания не будут иметь никакого значения. — Рука в зелёной медицинской перчатке ласково погладила её по макушке, когда Аделина будто сама только что послушно выпила безвкусную таблетку. — Это всё не имеет никакого значения. Этот мир не имеет значения, Аделина. Поэтому не терзай себя лишними эмоциями и воспоминаниями, — исказился голос вместе с лицом, свернувшимся в воронку.