Наследница огненных льдов

Глава 100

Не думала, что проснусь. А ещё я не думала, что смогу откопаться из-под заваленного снегом тента. Мортен помог мне и Зоркому выбраться наружу, а там нас ждала метель, которая и не думала кончаться.

И снова эти дни борьбы со стихией ради одной лишь борьбы. Метель то затихала, то поднималась с новой силой, а мы просто шли, насколько хватало сил, чтобы упасть как подкошенные, завернуться в брезент и гадать, переживём ли мы очередную ночь или нет. Теперь я боялась одного: что однажды проснусь, а вот Мортен нет.

Когда в один из дней стихший ветер позволил установить палатку, мы сидели внутри, обогревая её одним лишь нашим дыханием и доедали последний сухарь. Канистра с керосином опустела уже давно, в продуктовом рюкзаке болтались лишь чашки с мисками. Всё закончилось, и только Зоркий пока не мог этого понять. Он ещё пытался время от времени рыскать по льду в поисках хоть какой-нибудь добычи, но в этом забытом всеми северными духами краю мы уже давно не видели не то что морских медведей, но даже песцов.

Холод в палатке сковывал тело и разум, даже мысли еле вертелись в голове. На ум упорно приходил давний разговор о пеших экспедициях к оси мира и спрятанных ящиках с продуктами. Где же они могут быть, на каких льдинах и куда отдрейфовали? Нет, мы не найдём эти ящики, а даже если и набредём на них, то пройдём мимо, не заметив их под снегом. Остаётся только одно – Мортен уже говорил об этом, вспоминал командира Толбота и тот способ, с помощью которого он добрался до спасительного ледокола.

– Мортен, ты съешь меня?

Эти слова вырвались сами собой. Вначале я не поняла, что произношу мысли вслух, а после я долго ждала, когда Мортен соизволит мне что-нибудь ответить. В темноте я не могла видеть его лица, видела лишь опущенную голову и слышала редкое, но тяжёлое дыхание.

– У меня шестерёнки еле вертятся в голове, не могу придумать для тебя остроумный ответ, – наконец произнёс он. – Поэтому скажу просто – нет.

– А Зоркий? Мы съедим его?

Признаться, я бы не хотела этого делать, да и не смогла бы. Хорошо, что и Мортен придерживался схожего мнения:

– Пусть ещё поживёт, сколько сможет. Нас его мясо не спасёт.

Внезапно что-то ударило по ноге – это Зоркий хлестнул меня хвостом, пока Мортен гладил его, а он радостно вилял ему в ответ. Бедняжка, как же жестоко мы с ним поступили. Я отправилась во льды, чтобы спасти дядю Руди, Мортен не хотел оказаться в тюрьме, потому и решился на смертельно опасное путешествие. У нас двоих были весомые причины оказаться там, где мы сейчас и оказались. Но ведь Зоркий не собирался умирать, он не для того шёл за нами, не для того согревал нас своим теплом и защищал от медведей, чтобы в итоге замёрзнуть и умереть с голоду. Он же нам верит, думает, что завтра я дам ему целый сухарик, а может быть даже и кусочек мяска. Но мне придётся обмануть его доверие в который раз… До чего же собачья преданность слепа. Не всякий человек получает её по заслугам.

Бесконечная ночь светилась синей дорожкой сияния, что тянулась строго на север, будто манила идти дальше и дальше точно под ней к недостижимой цели. Холод, он пронизывал всё насквозь, забирался под одежду, под кожу, глубоко в нутро, обжигая лёгкие, отнимая последние силы.

Я потеряла счёт времени. Часы дяди Руди давно перестали идти, а у меня не получалось снова их завести. Привалы мы устраивали, как только один из нас чувствовал, что нуждается в отдыхе. И всё чаще первым в отдыхе нуждался Мортен.

Он быстрее меня терял силы, растрачивая их на ходьбу и нарту, которую приходилось тащить за собой. Я видела, как ему тяжело, как огонь жизни постепенно угасает в его глазах. Мортен всё реже заговаривал со мной и полностью погрузился в свои думы. Мне стало страшно, и этот страх не покидал меня ни минуты, что мы плелись вперёд, особенно, когда началась метель и всё вокруг заволокло белым маревом.

Ветер дул в спину, но от этого не становилось легче. С каждым шагом дышать было всё трудней. Уже не осталось сил держаться на ногах, но я решила, что буду идти, пока сознание не покинет меня. Не хочу сдаваться. Пусть меня подведёт тело, но не воля. После всего, что было, я не вправе в последнюю секунду изменить своей мечте.

Я плелась и думала о том, что скоро упаду замертво, едва живой Зоркий обнюхает моё бездыханное тело, ткнётся носом на прощание, попробует растормошить лапами, но быстро сдастся и приляжет рядом. Мне очень хотелось верить, что он наконец простит меня и хоть немножко погрустит о моей кончине. Но всё вышло иначе.

Внезапно Мортен остановился. Порыв ветра заставил его наклониться вперёд, но он быстро выпрямился, внезапно подался назад и упал на спину возле нарты. Он не пытался встать, даже глаза не открывал. А снег засыпал его побелевшее лицо, налипая на бороду и брови.

 Я подошла к нему и опустилась на колени.

– Прости, принцесса, – еле слышно прохрипел он, – кажется, я больше не смогу составить тебе компанию.

– Неправда, ты всё сможешь. Просто тебе надо немного отдохнуть.

– Вечный покой, вот что мне нужно.

– Не говори так, пожалуйста.

Теперь настала моя очередь позаботиться о нём. Я нашла в себе силы вынуть из нарты шкуру, расстелить её и заставить Мортена переползти на меховую подстилку. Попытка отряхнуть Зоркого от снега не удалась, но я всё равно уложила его рядом с Мортеном и только потом накрыла всех нас ещё одной шкурой, распахнутой курткой дяди Руди и брезентом.

В этом хлипком укрытии я сняла варежки, стянула с Мортена капюшон и провела рукой по заледеневшей щеке, чтобы растопить лёд и согреть его.

– Ты же всё прекрасно понимаешь, – слабеющим голосом произнёс он, – конец, он обязательно наступит.

– Но ты не можешь уйти первым. Ты не посмеешь бросить меня.

– Прости, принцесса, но позволь мне напоследок побыть эгоистом. Я не хочу видеть, как ты умираешь на моих руках.

Я водила ладонями по его лицу, старалась согреть кожу дыханием. Пальцы невольно сползали к шее, чтобы нащупать пульсирующую жилку, что извещала – Мортен ещё жив.

Сквозь полусон я услышала пространное, будто обращённое не ко мне:

– Хочу, чтобы ты оказалась права. Если у меня и вправду родился сын, значит, на этом свете останется продолжение меня. Значит, всё было не зря.

Не зря, я это точно знаю. А вот после меня не останется ничего. Совсем. Ни имени, ни прошлого, ни значимых поступков. Некому будет вспомнить обо мне. В моей жизни всё было напрасно.

С этой мыслью я бродила в лабиринте сознания, что увязло во сне, больше похожим на бред больного человека, пока не проснулась и не поняла, что метель закончилась.