Не буди лихо

— Нет, — твёрдо сказал главврач. — Это слишком опасно. Мы все надеемся, что это всего на пару дней, но ты знаешь, как это бывает. Нужно думать о будущем, не только о сегодняшнем дне.

Анна кивнула, но чувство безысходности не оставляло её. Её долг перед людьми звал её остаться, но сердце разрывалось от страха за Виктора. Завтра они покинут Припять.

Тогда многие верили, что эвакуация будет недолгой. Люди собирали лишь самое необходимое, взяв с собой документы, немного одежды, любимые вещи детей, в надежде, что через пару дней вернутся в свои дома. Никто не мог себе представить, что те дома, где их ждут вечерние ужины, семейные фотографии и знакомые запахи, будут навсегда покинуты.

Анна выходила из больницы и смотрела, как машины эвакуации готовятся вывозить людей. Припять по-прежнему казалась тихим, мирным городом, но она знала, что под этой обманчивой спокойной поверхностью скрывалась опасность — невидимая, но смертельная радиация.

Тридцатикилометровая зона отчуждения. Кто бы мог подумать, что такое понятие когда-либо возникнет? Что этот зелёный, цветущий город станет мёртвой зоной, где время словно остановилось. Люди ещё не понимали, что они уходят навсегда, что возвращения не будет. Им говорили, что это временно, чтобы успокоить, чтобы избежать паники. Но правда была другой.

Радиация была повсюду. Она медленно и беззвучно впитывалась в стены, в землю, в воду. Её нельзя было увидеть или почувствовать, но её присутствие становилось всё более ощутимым. Анна знала это лучше, чем кто-либо другой. Она видела симптомы на лицах людей, которых лечила — головокружение, тошнота, жжение на коже, будто их опаляли невидимые огненные языки.

Но люди всё ещё улыбались, прощались с соседями, надеясь вернуться через пару дней, как им и сказали. Анна смотрела на это с тяжёлым сердцем. Она видела, как матери укладывали в автобус своих детей, как старики неохотно покидали свои дома, не веря, что это прощание.

Она знала, что они больше никогда не вернутся в эти места.

Глава 23

Двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года Виктор остался на станции, несмотря на страшные слухи и нарастающее ощущение опасности. Он стоял перед выбором, терзаясь внутренним конфликтом: долг перед своей работой и коллективом против собственной безопасности. Вокруг люди обсуждали эвакуацию, говорили о том, что надо уходить, что уже слишком опасно. Но Виктор не мог заставить себя сделать этот шаг.

В голове проносились мысли о том, как он будет смотреть в глаза своим товарищам, если сбежит, оставив их здесь. Он понимал, что именно в такой момент нужен на станции, как никогда прежде. Каждый из них знал, что работа на атомной станции всегда сопряжена с риском. И пусть этот риск казался сейчас непропорционально большим, Виктор чувствовал, что не может уйти. Это было его место, его долг — быть здесь, помогать в борьбе с надвигающейся катастрофой.

Он вошёл в операторскую, где его коллеги уже пытались разобраться с последствиями аварии. Их лица были напряжены, в голосах слышалась нервозность, но они продолжали выполнять свои обязанности. В воздухе витал страх, но никто не говорил об этом вслух.

— Виктор, ты остаёшься? — спросил один из инженеров, взглянув на него с удивлением.

— Да, — коротко ответил Виктор, не решаясь развить тему. Он знал, что его ответ многое значит. Уйти сейчас — значит оставить их одних, предать своих коллег, свою профессию.

Виктор взял на себя несколько задач, помогая коллегам контролировать показатели, следить за тем, что происходило в системе. Рядом с ним инженеры тихо переговаривались, обсуждая, что ещё можно сделать, чтобы стабилизировать ситуацию. Каждый из них понимал, что рискует жизнью. Но этот риск был частью их работы.

Тревога в груди нарастала с каждой минутой, но Виктор не позволял себе остановиться. Он понимал, что не может уйти, не может просто сдаться.

Вдруг дверь в операторскую распахнулась, и в помещение ворвался один из сотрудников, его лицо было бледным, глаза расширены от ужаса.

— Реактор разрушен! — почти выкрикнул он, переводя дух. Все замерли, а воздух будто сгустился вокруг. Виктор почувствовал, как по спине пробежал холодный пот.

— Что ты несёшь? — резким голосом ответил Дятлов, глядя на сотрудника с недоумением. — Такого не может быть.

Слова Дятлова прозвучали твёрдо, словно он пытался опровергнуть не просто услышанное, а саму реальность. И действительно, в это было трудно поверить. Разрушение реактора? Это казалось невозможным, абсурдным сценарием. Такие аварии были лишь теоретическими, о них говорили на учениях, обсуждали на совещаниях, но никто всерьёз не верил, что подобное могло произойти.

Но Виктор стоял, не в силах вымолвить ни слова. Где-то в глубине души холодная, режущая правда начала прорезаться сквозь пелену сомнений. "А если это правда?" — мелькнула мысль, вызывая в нём нарастающий страх.

Он посмотрел на сотрудника, который только что произнёс эти страшные слова. Лицо того было искажено тревогой и паникой. Почему-то Виктор поверил. Он не знал, откуда взялось это чувство, но оно было реальным, ощутимым — словно что-то внутри него уже понимало, что произошло нечто ужасное.

Разрушенный реактор означал только одно: выброс радиоактивных веществ в атмосферу. Виктор мгновенно вспомнил про изотопы урана, плутония, йода-131 с его коротким, но смертельно опасным периодом полураспада в восемь дней, цезия-134 и цезия-137, которые будут отравлять землю и воздух десятилетиями, и стронция-90, который теперь навсегда останется частью этого места.

Он почувствовал, как ноги его ослабли. Станция, которую он считал своей жизнью, теперь стала смертельной ловушкой для всех, кто оставался в Припяти.

Виктор смотрел в пустоту, его мысли медленно, но неумолимо скатывались к одному — радиации. Эта невидимая, бесшумная угроза была повсюду, и что хуже всего — её нельзя почувствовать. Ты не услышишь её шагов, не увидишь её приближения, она не оставляет следов, пока не станет слишком поздно. Радиоактивное облако могло сейчас уже накрывать Припять, тихо оседая на зданиях, деревьях, и людях, ничего не подозревающих, продолжающих свои обычные дела.

Радиация не оставляет мгновенных следов на теле, как огонь или химия. Она не обжигает кожу мгновенно, но проникает внутрь, разрушает изнутри, нанося смертельный удар клеткам и органам. "Мирный атом", как его называли. "Энергия будущего." Но какая же она мирная, если сейчас в этом "мирном" атоме, который должен был приносить свет и тепло в дома, скрыта такая разрушительная сила?

Слова из старых плакатов мелькнули перед глазами: "Мирный атом в каждый дом". Сначала казалось, что это светлое будущее, новая эра энергии и прогресса. Но теперь это казалось издевкой — атом стал врагом, невидимым палачом, перед которым невозможно скрыться.