Не буди лихо

К пяти часам вечера город опустел. Автобусы с людьми покидали улицы, увозя их в безопасные зоны — Иванков, Полесское, Киев. С каждым часом ситуация становилась всё тревожнее, но люди всё ещё надеялись, что скоро вернутся домой, что это просто временные трудности. Эвакуация прошла тихо, без спешки и хаоса, словно никто не подозревал, что невидимая угроза уже окутала этот город.

И вот, в одночасье, Припять опустела. Люди уехали, оставив дома, животных и всю свою жизнь. Они верили, что вернутся через пару дней. Но впереди была тридцатикилометровая зона отчуждения — безмолвное напоминание о том, что невидимая радиация уже превратила этот город в мёртвую зону, где время замерло навсегда.

Анна сидела у окна автобуса, глядя, как тихо исчезают знакомые улицы, дома, детские площадки, наполненные вчера смехом детей. Каждое мгновение прощания с городом давалось ей с трудом. Припять — это был её дом, место, где они с Виктором делили жизнь, строили планы на будущее. И теперь она уезжала, оставляя всё позади, не зная, что ждёт её впереди и когда, если вообще, она увидит Виктора снова.

Она снова и снова перечитывала записку от него. Строчки, написанные в спешке, обещали скорую встречу, но в них не было уверенности, не было покоя. Слова Виктора, такие родные и любимые, не могли заглушить той тревоги, которая разрасталась в её душе. Она пыталась держаться, оставаться сильной, ведь именно так он бы хотел её видеть. Но каждая секунда отдаления от родного города, от Виктора, казалась невыносимой.

Разлука. Это слово эхом звучало в её голове, разрастаясь болезненным узлом в сердце. Она не знала, как долго продлится эта разлука — на несколько дней, недель, или месяцев. А вдруг... она никогда больше не увидит его? Эта мысль пронизывала её сознание, заставляя слёзы непроизвольно появляться на глазах. Она сжала записку в ладони, словно это был последний кусочек Виктора, который она могла удержать рядом с собой.

Автобус медленно продвигался вперёд, унося её всё дальше от дома, от всего, что она знала и любила. Вокруг было много людей, но никто не мог понять, что творилось в её душе. Как можно было объяснить другим её чувства, когда её сердце было разделено на две части? Одна осталась с Виктором в Припяти, в опасности, среди радиации и разрушений, а другая — здесь, в автобусе, уносящем её в неизвестность.

Тревога за Виктора становилась невыносимой. Она не знала, жив ли он, сможет ли он выбраться. Обещание в записке звучало слишком хрупко в свете той катастрофы, которая произошла. Анна облокотилась на холодное стекло автобуса, чувствуя, как тяжесть в груди давит всё сильнее. Она должна была верить, что он жив, что они обязательно увидятся снова. Но каждая минута, каждый поворот дороги уводил её всё дальше, и это делало разлуку ещё более болезненной.

Мир за окном автобуса менялся, но внутри неё — всё осталось прежним. Все её мысли и чувства были там, с Виктором, с его силой и решимостью остаться на станции, несмотря на угрозу. С каждым километром она чувствовала, как их разделяет что-то большее, чем просто расстояние. Неизвестность съедала её изнутри.

«Я вернусь за тобой,» — шептала она, повторяя слова из письма, словно мантру. Слёзы текли по её щекам, но она старалась держаться, верить в то, что они снова будут вместе, несмотря ни на что.

Глава 25

Виктор продолжал работать на станции, как и все остальные. Их было много — инженеры, операторы, техники — все те, кто ещё мог двигаться и выполнять приказы, но время шло, и каждый из них начинал ощущать на себе влияние невидимого врага — радиации. Она не была видна, не издавала звуков, но тихо и неотвратимо проникала в их тела, отравляя всё вокруг.

Сначала это казалось незначительным: лёгкая усталость, головокружение. Виктор списывал это на физическое и нервное напряжение. Они работали круглые сутки, с перерывами на короткий сон, пытаясь стабилизировать ситуацию, минимизировать ущерб. Четвёртый энергоблок разрушен, вокруг разруха и хаос, но они не могли остановиться. Виктор прекрасно знал, что оставаться здесь — значит идти на риск, но у него не было выбора. Отступать было нельзя.

Время шло, и его тело начало подавать первые тревожные сигналы. Виктор чувствовал тяжесть в груди, как будто воздух стал гуще, а каждый вдох — тяжелее. Голова болела сильнее, чем обычно, но он гнал эти мысли прочь. Это была просто усталость, повторял он себе. Ведь если признать обратное — это означало бы осознание, что их тела уже поражены радиацией, что с каждой минутой они всё глубже погружаются в эту опасность.

Он стоял у приборной панели, наблюдая за коллегами, которые старались ликвидировать последствия аварии. Среди них царило мрачное молчание, когда никто не хотел говорить о том, что витало в воздухе. Радиоактивное заражение проникло повсюду: в стены станции, в воду, в землю. Виктору стало ясно, что это не временная проблема, а что-то гораздо более серьёзное.

Понимание этого стало приходить к нему с каждым новым этапом работы. Он уже видел, как некоторые коллеги стали плохо выглядеть: бледные лица, покрасневшие глаза, кто-то жаловался на слабость и боль в суставах. Радиоактивное излучение — вот что их убивало, медленно, но уверенно. Оно пронизывало всё и всех, заставляя организм ломаться изнутри. Виктор это понимал. Понимал, что, возможно, им уже поздно спасаться.

Он опустил взгляд на руки — они слегка дрожали, пальцы казались напряжёнными. «Радиация», — подумал он. В его голове прокручивались факты: как излучение разрушает клетки, поражает органы, как можно заболеть через дни, недели, или даже годы. Он знал о лучевой болезни, о её симптомах и последствиях, и эта мысль только усиливала тревогу. Но страх был не за себя. Его мысли снова и снова возвращались к Анне. Он отправил ей записку с одним из тех, кто ехал в больницу, надеясь, что она уедет из города как можно скорее. Она должна быть в безопасности.

Но для него безопасность была не главным. Он оставался на станции, зная, что каждый час работы здесь приближает их к лучшей ситуации. Он понимал, что последствия аварии окажутся катастрофическими. Не только для них, для тех, кто сейчас находился на станции или в больнице. Это коснётся всех — Припять, Киев, всю страну. Радиоактивные изотопы, о которых он думал, будут ещё долгие годы отравлять эту землю.

Мирный атом, который должен был принести свет и тепло в каждый дом, теперь стал их злейшим врагом. Виктор тяжело вздохнул, чувствуя, как болезненно отозвалось это в его лёгких. Всё плохо, думал он. Но даже осознавая это, он не мог просто уйти.

Виктор стоял у операционной панели, взгляд его невольно блуждал по знакомым деталям станции, которая теперь казалась чужой и опасной. Временами он ловил себя на мысли, что едва ощущает своё тело — радиация проникала в каждую клетку, отравляя его изнутри, но ум был поглощён совсем другим. Мысли о ней — о Анне — не оставляли его ни на секунду.

Он скучал по её светлой улыбке, по её тихому голосу, который всегда приносил успокоение. Анна должна была уехать, Виктор надеялся, что она уже в безопасности. Он отправил ей записку с надеждой, что хотя бы это небольшое письмо сможет дать ей понять, как много она для него значит, как он хочет быть с ней, несмотря на всё происходящее. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним вставал её образ — её лицо, её глаза, полные заботы. Она всегда была рядом, поддерживала его, понимала, даже когда он был молчалив и угрюм.

Но сейчас она далеко, и Виктор мучился тем, что не мог узнать, что с ней. Он не мог просто взять и позвонить, чтобы услышать её голос. Он не мог оставить пост, не мог бросить товарищей, станцию, которая нуждалась в каждом инженере. Ответственность тяготила его, как и эта невозможность покинуть место, которое медленно отнимало у него жизнь.

«Анна,» — прошептал он в тишине, глядя на мерцающие лампочки на приборной панели. Он представлял, как она собирала вещи перед эвакуацией, как, возможно, торопливо натягивала плащ, закрывая окно в их маленькой квартире. «Она должна была уехать,» — твердил он себе, убеждая, что Анна будет в порядке, даже если он сам задержится. В конце концов, она сильная, и обязательно сможет справиться.