Не буди лихо

— Помнишь, как ты обещал мне поездку к морю? — говорила она, осторожно поправляя одеяло на его плечах. — Когда ты поправишься, мы обязательно поедем. Мы будем гулять по пляжу, а ты будешь учить сына плавать, как ты всегда хотел.

Она говорила об их планах, стараясь отвлечь его от боли и тяжести болезни. И Алексей, хоть и был слаб, всё равно пытался отвечать ей, даря слабую, но искреннюю улыбку. Он чувствовал, что в её словах — будущее, за которое стоит бороться, и он должен держаться ради неё.

В этой маленькой палате московской больницы Ольга выполняла свою клятву — быть с ним в горе и в радости, в болезни и здравии, не отходя от него даже в самые трудные моменты.

Глава 27

Анна сидела в автобусе, сжав в руках небольшую сумку с самым необходимым. Окна были запотевшими, и она машинально протерла их ладонью, чтобы увидеть, как исчезают знакомые улицы родной Припяти. Улицы, по которым она ходила столько лет, уже казались ей чужими. Сердце ныло. Её мысли всё время возвращались к Виктору — к тому, что он остался там, в самом центре катастрофы, среди того хаоса, что поглотил город. Она крепче сжала в кулаке письмо, которое он отправил с одним из людей, ехавших в 126-ю больницу. Тонкий лист бумаги казался единственной ниточкой, связывающей её с ним.

Они ведь обещали, что эвакуация всего на несколько дней. Только на три дня. Но Анна знала — это обещание ничего не стоило. Город наполнялся радиоактивными частицами, которые были невидимы, но смертельно опасны. Виктор, как и все те, кто остался, рисковал каждым вдохом, каждым движением. Анна закрыла глаза, пытаясь отогнать страшные мысли, но перед глазами вставало его лицо — усталое, сосредоточенное, готовое идти до конца.

Когда автобус остановился в Брянске, Анна чувствовала себя опустошенной. Родственники встретили её тепло, но их заботливые вопросы и попытки отвлечь не приносили облегчения. Она машинально улыбалась, благодарила их за гостеприимство, но мысли были далеко отсюда — всё возвращались к Припяти, к Виктору.

Комната, в которой её поселили, была простой и уютной, но Анна не чувствовала себя дома. Она сидела на кровати, глядя в окно на чужие улицы, совершенно не чувствуя привязанности к этому месту. В каждом предмете интерьера, в каждом шаге по коридору ей мерещились образы из прошлой жизни: дом в Припяти, улицы, наполненные солнцем, лица соседей, улыбающиеся на пути к работе. Всё это казалось нереальным, словно это была не её жизнь, а чей-то вымысел.

Мысли о Викторе не покидали её ни на минуту. Она переживала за него так, как никогда раньше. Его лицо стояло перед её глазами — серьёзное, сосредоточенное, с маленькой морщинкой между бровями, которая всегда появлялась, когда он думал о чём-то важном. Он знал, что опасность велика, но долг и ответственность для него всегда были на первом месте. И Анна знала это лучше, чем кто-либо.

Каждый вечер, ложась спать, она прижимала к груди его записку, как будто это могло защитить её от страшной реальности. Она снова и снова перечитывала строчки, пытаясь найти в них успокоение, но тревога лишь усиливалась. Как же ей хотелось быть с ним, поддерживать его, заботиться о нём, как это делали те женщины, которые всё-таки остались рядом со своими мужьями. Но Виктор отправил её прочь, желая защитить, и Анна не могла ослушаться.

Все разговоры с родственниками казались пустыми. Какое ей дело до быта, до планов на будущее, если её собственное будущее сейчас зависело от того, как долго продержится Виктор на заражённой земле? Каждая новость о Чернобыле заставляла её сердце замирать. Ей казалось, что её мир рухнул, и она барахтается в руинах, не зная, как выбраться, и не зная, когда она снова сможет увидеть Виктора, услышать его голос, почувствовать его прикосновение.

Анна проснулась рано утром, разбуженная шумом радио в соседней комнате. Родственники слушали новости — каждый день, как ритуал. Ей не хотелось вставать, но что-то в тоне диктора заставило её замереть. Сквозь туман сна она услышала знакомые слова: «Чернобыль», «авария», «радиация».

Сердце Анны пропустило удар. Она вскочила с кровати, босиком бросившись в гостиную, где родственники сидели перед радио с серьёзными лицами.

— Что там? — Анна почти сорвала голос, она чувствовала, как внутри поднимается страх.

Родственники переглянулись. Дядя тяжело вздохнул и, как будто не решаясь, сказал:

— Аннушка, там... всё намного хуже, чем мы думали. Новости только начали доходить до внешнего мира.

«Хуже, чем думали.» Эти слова обрушились на неё, словно тяжёлые камни. Она застыла, чувствуя, как её внутренний мир начинает трещать по швам. Она не могла поверить в услышанное, но каждый следующий звук, исходящий из радиоприёмника, лишь усиливал эту трещину.

— Радиация распространилась... Людей эвакуируют. Припять пуста. Говорят, уровни радиации... — тётя осеклась, словно боясь произнести страшные цифры.

Анна не дослушала. В ушах стоял гул, словно шум огромной волны, которая накрывает её с головой. Она не могла дышать, не могла двигаться. Мир вокруг неё рушился, как карточный домик. Припять, её родной город, опустел. Люди, которых она знала, с которыми жила бок о бок, теперь разбросаны по разным уголкам страны. Дом, который она так спешно покинула, возможно, никогда больше не откроет свои двери для неё.

Но самым страшным был вопрос: где Виктор? Как он там, на станции? Она сжимала руки в кулаки, пытаясь удержать слёзы, но по щекам уже текли горячие солёные потоки. Она отчаянно пыталась найти ответ на вопрос, который не давал ей покоя: что с ним? Жив ли он? Всё ли с ним в порядке?

Она села на стул, опустив голову в руки. Все звуки вокруг, голоса родственников, шум радио, казались ей далёкими, приглушёнными. Все мысли были направлены только на одно: что происходит с Виктором в эту самую минуту? Она видела перед глазами его лицо, его решимость, когда он говорил, что останется на станции. А теперь... теперь всё это разрушено.

Анна знала, что мир узнал о катастрофе, но это не давало ей покоя. Страхи усиливались с каждым сообщением о радиации, о выбросах, об опустошении. Всё, что она до этого считала реальным — её дом, её город, её работа, её любовь — внезапно оказалось под угрозой исчезновения.

С каждой новой новостью её душа сжималась в страхе за Виктора. Её внутренний мир рушился. Она больше не знала, как быть, куда идти, к кому обратиться. Казалось, что не осталось ни одного безопасного места, ни одной точки опоры, которая могла бы дать ей хоть малейшее ощущение стабильности. Всё было зыбким, опасным, неизвестным.

Она пыталась утешить себя его письмом, теми словами, которые он оставил для неё, обещая, что они встретятся. Но теперь каждое слово обжигало её пальцы, каждое обещание казалось призрачным, как тени, которые уходят от света.

Внешний мир начал осознавать масштабы трагедии. Внешний мир содрогнулся от ужаса и страха перед тем, что произошло в Чернобыле. Но внутренний мир Анны уже был разрушен. И она не знала, как его восстановить.

Глава 28

Виктор стоял у операционного пульта, вглядываясь в дисплеи и кнопки, казавшиеся ему теперь странно бесполезными. За стенами станции медленно умирал его мир. Он знал это. Внутри него росло глухое, всё поглощающее чувство безысходности, которое с каждым днём усиливалось. Внешний мир рушился — он видел это в глазах коллег, видел в неумолимых цифрах на приборах, в молчаливом страхе, который пробирался в каждую щель станции.