Нехорошее место

Она не боялась осуждения Конфетки или самого Конфетки. Собственно, она бы только приветствовала проявление насилия с его стороны, потому что ей нравились игры, в которых участвовали охотник и дичь, ястреб и мышь, брат и сестра. Конфетка был единственным диким зверем, в разум которого она не могла проникнуть, поскольку при всей своей дикости он оставался человеком, а ей открывался только разум зверей. Однако если бы он порвал ей горпо, то ее кровь попала бы в него. То есть только таким способом она могла стать частью своего брата. Соответственно, и он мог оказаться в ней только одним путем: укусить ее, вгрызться в нее. Иначе не выходило.

В любую другую ночь она бы позвала его и позволила увидеть себя голой в надежде, что ее бесстыдство подвигнет его на насилие. Но сейчас она не могла идти на поводу своего самого заветного желания, потому что Френк был рядом и все еще не понес наказание за убийство их бедной киски Саманты.

Одевшись, Виолет вернулась в коридор, зашагала по нему в темноте, поддерживая постоянный контакт с Чернушкой, Зитой и всем звериным миром, остановилась перед дверью в спальню их матери, куда после ее смерти вселился Конфетка. Тонкая полоска света пробивалась между дверью и порогом.

— Конфетка, — позвала она. — Конфетка, ты здесь?

* * *

Напоминая о войнах прошлого или свидетельствуя о начале последней войны в истории человечества, слепящая вспышка молнии разорвала ночь, и тут же оглушающий раскат грома едва не разорвал барабанные перепонки. Окна в библиотеке задребезжали. Прошло уже почти полтора часа с того момента, как Бобби и Джулия уехали из мотеля. Несмотря на молнии и зарницы, дождь еще не начался. Однако ветер усиливался, предупреждая, что ждать осталось недолго. Гроза стала бы идеальным фоном для истории Фогерти.

— Френк меня разочаровал. — Из просторного ящика в тумбе стола доктор достал вторую бутылку бурбона, наполнил стакан. — Ничего интересного. Нормальный ребенок. Но двумя годами позже Розель вновь забеременела!

И на этот раз ожидания, которые я связывал с Френком, полностью оправдались. Вновь родился мальчик, и она назвала его Джеймс. Ее второе непорочное зачатие ничуть не отличалось от первого, и она не видела ничего особенного в отклонениях от нормы. Тот факт, что он родился таким же необычным, как и она, по ее словам, свидетельствовал о том, что Бог любит его и привел в этот мир не для того, чтобы он замарал себя грязью секса. Вот тут я понял, что она — сумасшедшая.

Бобби знал, что должен оставаться трезвым, прекрасно понимал, какой опасностью грозит бурбон после бессонной ночи. Но чувствовал, что спиртное перегорает очень быстро, не накапливаясь в организме, во всяком случае, в тот момент. Поэтому сделал еще глоток, прежде чем спросить:

— Вы хотите сказать, что этот мускулистый здоровяк тоже гермафродит?

— О, нет, — ответил Фогерти. — Хуже.

* * *

Конфетка открыл дверь.

— Чего ты хочешь?

— Он здесь, в городе, прямо сейчас, — ответила она.

Его глаза широко раскрылись.

— Френк?

— Да.

* * *

— Хуже, — тупо повторил Бобби.

Он поднялся с дивана, чтобы поставить на стол стакан, еще на три четверти полный. Внезапно решил, что бурбон не может служить эффективным транквилизатором.

— Джеймс, или Конфетка, если вам угодно, родился с четырьмя яичками, но без мужского полового органа. При рождении яички у мальчиков надежно укрыты в брюшной полости. Спускаются они позже, во время младенческой мастурбации. Но яички Конфетки не спустились, да и не могли спуститься, потому что мошонка отсутствовала. А кроме того, отросток кости, которого нет у нормальных мужчин, препятствовал их движению вниз. Так что яички остались в брюшной полости. Но, полагаю, функционировали они нормально, вырабатывали большое количество тестостерона, который способствовал наращиванию мускулатуры и частично объясняет огромные габариты Конфетки.

— Значит, сексом он заниматься не мог, — уточнил Бобби.

— С неспустившимися яичками и отсутствием органа для совокупления ему было суждено стать самым целомудренным мужчиной всех времен и народов.

Бобби уже тошнило от смеха старика.

— Но с четырьмя железами, активно вырабатывающими тестостерон, необычность не ограничивалась мощной мускулатурой, не так ли? — спросил Бобби.

Фогерти кивнул.

— Избыток тестостерона, вырабатываемого в течение продолжительного периода времени, изменяет нормальные мозговые функции, иногда кардинально, приводит к резкому повышению степени агрессивности. Другими словами, если человек не может нормальным путем снять сексуальное напряжение, эта энергия ищет и находит другие выходы, главным образом в актах жесточайшего насилия, и он опасен, как любой монстр, выдуманный кинематографом.

* * *

Хотя с приближением грозы Виолет освободила сову, девушка осталась в мозгу Чернушки и Зиты, наслаждаясь страхом, который вызывали в кошках сверкание молний и громовые раскаты. Даже стоя перед Конфеткой, у двери его комнаты, она слушала, как Фогерти рассказывает Дакотам о пороках развития ее брата. Она, разумеется, знала об этом, мать не раз и не два говорила, что этот изъян — свидетельство особой любви Бога к Конфетке. И каким-то образом Виолет понимала, что этот изъян напрямую связан с той жаждой насилия, что бурлила в Конфетке, притягивала ее к нему.

И вот теперь она стояла перед ним, горя желанием прикоснуться к его огромным рукам, провести ладонью по могучим мышцам, но сдерживая себя.

— Он в доме Фогерти.

Его это удивило.

— Мать говорила, что Фогерти — орудие Божье. Он помог нам прийти в этот мир, принимал непорочные роды. Почему он приютил у себя Френка? Френк давно уже на стороне дьявола.

— Он там, — настаивала Виолет. — И еще одна парочка. Его звать Бобби. Ее — Джулия.

— Дакоты, — прошептал Конфетка.

— В доме Фогерти. Заставь его заплатить за смерть Саманты, Конфетка. Притащи его сюда, после того как прикончишь, и позволь нам скормить тело кошкам. Он ненавидел кошек, как же он будет страдать, зная, что навечно станет их частью.

* * *

Темперамент Джулии, контроль над которым зачастую давался ей с трудом, находился в опасной близости от точки кипения. И когда ночь рассекла очередная молния и разорвал громовой раскат, Джулия задалась вопросом: а есть ли необходимость в дипломатии?

Тем не менее она не набросилась на Фогерти с кулаками, а спросила:

— Почему вы не поставили в известность власти, все эти годы зная, что Конфетка — злобный убийца?

— Разве это моя забота? — спросил Фогерти.

— Вы никогда не слышали о социальной ответственности?

— Это красивые слова, но бессмысленные.

— Людей жестоко убивали, потому что вы позволили этому…

— Людей всегда будут жестоко убивать. В истории полным-полно злобных убийц. Гитлер убил миллионы. Сталин убил миллионы. Мао Цзэдун убил больше людей, чем кто бы то ни было. Нынче они — монстры, но в свое время почитателей у них хватало, не так ли? И даже теперь найдутся люди, которые скажут вам, что Гитлер и Сталин выполняли свой долг, а Мао поддерживал общественный порядок, уничтожая бандитов. И так много людей восхищаются этими убийцами, которые маскировали свою жажду крови благородными целями вроде всеобщего братства, политических реформ… и социальной ответственности. Мы всего лишь дичь, дичь, и в глубине сердца это знаем, вот тайком и аплодируем людям, которым достает смелости, чтобы относиться к нам соответственно. Как к дичи.