Нехорошее место
Шрифт:
Фогерти глотнул теплого, неразбавленного бурбона.
— А кроме того, не хотелось бы обнаружить, по мере того как ребенок рос, что вырезаны органы именно того пола, который является доминирующим. Второстепенные половые признаки, естественно, также видны в младенце, но найти их и теперь достаточно сложно, а ведь мы говорим о 1946 годе. Короче, Синтия и слышать не хотела о хирургическом вмешательстве. Не забывайте о том, что я сказал раньше: ее, вероятно, радовало уродство ребенка. Оно давало ей дополнительный козырь в отношениях с братом.
— Вы могли бы встать между ними и младенцем, — предположил Бобби. — Могли бы сообщить о том, что ребенок отличается
— А с какой стати у меня могло возникнуть такое желание? Вы думаете, ребенку от этого стало бы лучше? Не смешите людей. — Он еще глотнул бурбона. — Мне хорошо заплатили как за роды, так и за молчание, и меня это вполне устроило. Они увезли ребенка домой, по-прежнему утверждая, что Синтию изнасиловал какой-то бродяга.
— Этот ребенок… Розель… она не страдала серьезными заболеваниями?
— Отнюдь. Если не считать упомянутой мною анормальности, она была здорова как лошадь. Умственно и физически она развивалась в полном соответствии с возрастом, как и любой другой ребенок, и скоро стало очевидно, что выглядеть она будет как женщина. С годами становилось понятно, что красоткой ей не быть, сложение у нее было крепкое, не чета фотомодели, широкие плечи, небольшой рост, толстые ноги, но в ее женственности сомнений не возникало.
Глаза Френка оставались пустыми, но щека дважды дернулась.
Бурбон снял напряжение, поэтому доктор вновь сел за стол, наклонился вперед, положил руки на стол, переплел пальцы.
— В 1959 году, когда Розель исполнилось тринадцать, Синтия умерла. Точнее, покончила с собой. Вышибла себе мозги. А на следующий год, через семь месяцев после смерти своей сестры, Ярнелл пришел ко мне со своей дочерью, то есть с Розель. Он никогда не называл ее дочерью. Всем говорил, что она — его незаконнорожденная племянница. Короче, Розель забеременела в четырнадцать лет, в том самом возрасте, когда Синтия ее родила.
— Святой Боже! — выдохнул Бобби.
— Ярнепл изнасиловал дочь, которую зачал с собственной сестрой? — спросила Джулия.
Фогерти вновь выдержал паузу, наслаждаясь тем, что его слушатели не отрывают от него глаз.
— Нет, нет. Он находил девушку отвратительной, и я уверен, что он к ней не прикасался. У меня нет сомнений в том, что Розель сказала мне правду. — Опять глоток бурбона. — В промежутке между рождением дочери и самоубийством Синтия ударилась в религию, и эту любовь к Богу она передала Розель. Девочка знала Библию вдоль и поперек. Итак, Розель пришла сюда беременной. Сказала, что хочет родить ребенка. Сказала, что Бог создал ее особенной (так она говорила о своем гермафродитизме: «Я особенная»), чтобы она стала чистым сосудом, из которого в свет выйдут благословенные дети. В общем, она собрала сперму из своего мужского полового органа и ввела ее в свой женский половой орган.
Бобби вскочил с дивана, будто ему в зад вонзилась пружина. Схватил со стола бутылку «Дикой индейки».
— У вас есть еще стакан?
Фогерти указал на буфет-бар в углу, который Джулия ранее не заметила. Бобби распахнул обе дверцы, обнаружив не только стаканы, но и несколько бутылок «Дикой индейки». Вероятно, доктор держал одну в ящике стола, чтобы не пересекать библиотеку, если вдруг возникало желание выпить. Бобби наполнил два стакана, лед добавлять не стал, один отнес Джулии.
Она повернулась к Фогерти:
— Разумеется, я не думала, что Розель бесплодна. Все-таки она родила четверых. Но, исходя из ваших слов, я предположила, что присутствующая в ней мужская часть стерильна.
— По
части способности к репродукции мужская часть Розель ни в чем не уступала женской. Она не могла, образно говоря, вставить себя в себя. Так что воспользовалась искусственным осеменением.Этим днем в офисе детективного агентства «Дакота-и-Дакота», когда Бобби пытался объяснить, что путешествие с Френком все равно что спуск на санках с края мира, Джулия не могла понять, почему он так разволновался. Теперь до нее начал доходить смысл его слов. От хаоса семейных отношений и сексуальных связей Поллардов по коже бежали мурашки, возникли мрачные подозрения, что природа — более чем странная штуковина и анархии в ней даже больше, чем она может себе представить.
— Ярнелл хотел, чтобы я удалил плод, и аборты в те годы приносили большие деньги, пусть и запрещались законом. Но девочка семь месяцев скрывала от него беременность, точно так же, как четырнадцать лет назад он и Синтия пытались скрыть беременность последней. С абортом они опоздали. Девушка могла умереть от кровотечения. А кроме того, я бы скорее прострелил себе ногу, чем удалил этот плод. Представьте себе степень родственного спаривания для этого конкретного случая: гермафродит, родители которого родные брат и сестра, оплодотворяет сама себя! Мать будущего ребенка одновременно и его отец! Бабушка также является двоюродной бабушкой, дедушка — двоюродным дедушкой! Одна генетическая линия, да и гены серьезно повреждены пристрастием Ярнелла к галлюциногенам. Рождение очередного урода гарантировалось, и я не хотел упустить случая стать свидетелем его появления на свет.
Джулия глотнула бурбона, который показался ей кислым на вкус, да еще обжег горпо. Но не могла обойтись без выпивки.
— Я стал врачом, потому что эта работа хорошо оплачивалась, — продолжил Фогерти. — Потом, когда начал заниматься нелегальными абортами, платить стали еще лучше, и я практически переключился на них. Опасности, по большому счету, и не было. Во-первых, я знал, что делаю, во-вторых, при необходимости мог откупиться. Когда получаешь такие большие гонорары, нет нужды набирать большое число больных, появляется много свободного времени, которое ты можешь потратить на удовольствия. Благо деньги для этого есть. Но, выбрав для себя такую карьеру, я и представить себе не мог, что столкнусь со столь интересным, зачаровывающим, увлекательным медицинским феноменом, как семья Поллард.
Джулия удержалась, не поднялась с дивана, чтобы подойти к старику и как следует врезать ему. Не из уважения к его возрасту, нет. Хотелось дослушать историю до конца, чтобы не упустить что-то важное.
— Но рождение первого ребенка Розель не оправдало моих ожиданий. Опровергая теорию вероятностей, она родила здоровенького и, по всем признакам, нормального мальчика. Случилось это в 1960 году, ребенка назвали Френк.
Сидя в кресле, Френк что-то пробормотал, оставаясь все в том же полукоматозном состоянии.
По-прежнему слушая дока Фогерти ушами Чернушки, Виолет села, перекинула ноги через край кровати, распугав некоторых кошек и вызвав недовольный шепот Вербины, которой не хватало только ментального контакта с сестрой. Ей требовался и постоянный физический контакт. Кошки сгрудились у ее ног. Поскольку на мир Виолет смотрела не только своими глазами, но и кошачьими, темнота не слепила ее. Она поднялась с кровати и направилась к открытой двери в темный коридор.
Потом вспомнила, что она голая, и вернулась за трусиками и футболкой.