Неисправимые
Шрифт:
Я стараюсь. Я изо всех сил стараюсь победить самое себя. И кое-что мне, право же, удается. Мы редко встречаемся с Ниловым, но если он заходит, я стараюсь говорить только об Эдике, даю разные воспитательные советы, привожу примеры: так поступают в хороших семьях, так — в плохих. Он внимательно слушает, соглашается, обещает быть образцовым отцом. И ни о чем не догадывается. Я очень рада, что он не подозревает. Но иногда бывает обидно. Милый, чужой человек, ты не знаешь, как иногда мне бывает грустно и обидно…
Мама Эдика тоже иногда заходит, неумеренно благодарит за поручительство и хвастает.
Вспыльчивый характер. Наверное, кричит на мужа по всякому пустяку. А он терпит, потому что любит ее. Вот таким — счастье. Губы тонкие, глаза невыразительные, пустые, кожа на лице пористая, некрасивая. Неприятная женщина. Или я несправедлива? Да, да, я несправедлива, я завидую ей, я…
— Вы приходите к нам встречать Новый год. Непременно, непременно. Эдик очень хочет, и я, и муж, мы все вас просим. Ведь вы — одна? Эдик говорил мне, что вы живете одна, ребята все знают. А если у вас есть друг, можете с ним… Как хотите. Но обязательно, мы будем очень рады.
Я отказываюсь. Мне не надо идти к ним. Но она не хочет слушать.
— Нет, пожалуйста, я скажу мужу, он сам зайдет пригласить вас, они вместе с Эдиком зайдут.
Ну, конечно, она совсем не плохая женщина. Гостеприимная и любезная. А за то, что чересчур расхваливает Эдика, разве можно ее осуждать? Мать, такая же, как большинство матерей. Видит не то, что есть, а то, что ей хочется.
Почему бы, в конце концов, не пойти? Если она так настаивает, — я приду. Мне даже полезно посмотреть Нилова в домашней обстановке. Пусть глупое сердце потерзается ревностью и смирится. Одно дело, когда знаешь, что человек женат, и совсем другое — когда видишь, как он проявляет свои чувства к жене и детям. Это поможет мне справиться с собою.
Пойду.
14
Новый год. Новый не только потому, что меняется календарь. Меняется сама жизнь. Что-то небывалое творится в колхозах, широким заходом распахивается целина, повсюду бурно растут новостройки. А в небе крутится маленькая планета, сделанная на земле руками советских людей. Это свершилось в уходящем году. А что случится в том, который наступит через два часа? Он будет еще богаче. Просто чувствуется по темпу жизни, что он будет богаче. Для всех. И для меня.
Удивительно светло и радостно на душе. Хочется быть нарядной, красивой. Давно я не завивала волосы, наверное, разучилась. Как непривычно в этом светлом платье. Все-таки оно мне идет. И пышная прическа тоже. Только вот седина… Разве срезать? Нет, пусть. А глаза совсем молодые. Им следует быть постарше и не так блестеть. Впрочем, пусть блестят — праздник…
Я выхожу из дому. Вечер морозный, над головой яркие, как новые монетки, звезды. За окнами сверкают огни елок. Несмотря на поздний час, на улице оживленно. Люди идут в гости, в клубы, во Дворец культуры.
Когда я приближаюсь к дому Ниловых, меня снова охватывают сомнения. Надо ли идти? Но ведь никто не знает… И у меня хватит выдержки, чтобы не выдать себя. А потом — они так звали… Я поднимаюсь по
лестнице, звоню.Гости уже собрались. Соседи Ниловых — бухгалтер с женой, молодожены инженеры — его зовут Павлом, жену Асей — и еще человек шесть, все парами: муж с женой.
В просторной гостиной высокая, под потолок, густо украшенная игрушками елка. В уютном полумраке при свете елочных огней все выглядит особенно празднично. Таня демонстрирует елку.
— А вон тот шарик, вон-вон, зеленый, с ямочками, видите? Это я выбирала.
Ася смотрит на девочку, смеется. Наверное, мечтает, когда у нее будет такая же. Эдик отводит меня в сторону.
— Вера Андреевна, вот хорошо, что вы пришли. А вы красивая в этом платье. Папа, правда, Вера Андреевна красивая?
— О, да.
Наверное, в таком полумраке незаметно мое смущение. Не для этой ли минуты я так тщательно подгоняла ставшее чуть широковатым платье, укладывала волосы? Ах, ведь Новый год, при чем тут… До чего трудно иногда даже самой себе сознаться в маленькой хитрости!..
Нилов подходит ко мне.
— Новогодний вечер не должен быть тихим. Пойдемте выберем пластинку. Вы любите музыку? Даже очень? А мне одному не справиться с такой задачей. В праздник жена не хочет видеть меня в очках, а без очков мне не прочитать.
— Где это вы испортили зрение?
— Чертежи. Всю жизнь с чертежами.
Мы заводим вальс. Гости тотчас начинают танцевать. Меня приглашает пожилой бухгалтер.
— Позвольте?
— Я, должно быть, уже разучилась.
— А я того лучше: никогда не умел. Но ведь Новый год!
— Ну, если новый…
И мы вступаем в круг. Первый приз нам вряд ли удалось бы взять, но все-таки получается. Как давно я не танцевала. Немного кружится голова. А Нилов стоит у радиолы в своем светло-сером костюме и смотрит на танцующих. Правый туфель чуть-чуть жмет. А, пустяки, не надо обращать внимания.
Музыка кончается.
— Сейчас поставлю другую пластинку, — объявляет Нилов. — Но не ручаюсь, что попадется, вытянул наугад.
— Довольно пластинок, Ваня, — ласково перебивает его Елена Васильевна. — Пора за стол. Надо же проводить старый год, он был не таким уж плохим.
— Я не против, — смеется Нилов.
— Ваня, ты садись с Верой Андреевной, — командует хозяйка.
Сама она усаживается в конце стола, рядом с Асей.
Новогодний вечер, похожий на другие вечера и все же неповторимый. Тост за старый год, в торжественной тишине голос диктора из Москвы, удары курантов, трепет в сердце… И тост за Новый год, который, как верится всегда, будет лучше минувшего. И вот он уже наступил и пошел минута за минутой отстукивать свое время.
— Вы грустите, Вера Андреевна?
— Нет, что вы, вовсе нет.
— Не надо грустить. Вы должны быть счастливы. В новом году я вам обещаю счастье.
На один миг я осмеливаюсь взглянуть в его лицо. Беззаботное, домашнее без очков, оно кажется гораздо моложе.
— Разве в вашей власти сделать мне такой богатый подарок?
— Попрошу деда-Мороза. Мы — старые друзья, надеюсь, он мне не откажет.
— Но вам нужно для себя. А на два счастья он, пожалуй, не расщедрится.
— Тогда я уступлю вам свое.
«Нет, не уступишь». Это я говорю уже мысленно.